Смятение чувств - Хейер Джорджетт - Страница 53

• Предыдущая
• 53/94
• Следующая

Адам, будучи слегка заинтригован, оставил это без ответа, вновь обратившись к теме предстоящего раута. Но мистер Шоли оставался непоколебим перед всеми уговорами зятя, сказав с обезоруживающей прямотой, что если милорд начнет проталкивать его на свои приемы, то вскоре обнаружит, что его обширные знакомства пошли на убыль.

Вскоре стало очевидным, что хотя мистер Шоли не будет присутствовать на приеме, но имеет твердое намерение сделать свое присутствие на нем ощутимым, настолько жгучий интерес проявил он к приготовлениям и настолько был уверен, что прием этот должен превзойти своим великолепием все прочие, устраиваемые в этом сезоне.

– Заказывайте все самое лучшее! – уговаривал он дочь. – Не бойтесь, раскошеливаться буду я! Вам понадобится дюжина лакеев – я пришлю своих людей. И не беспокойтесь насчет шампанского, потому что я позабочусь об этом, и, ручаюсь, вы не услышите никаких жалоб от своих гостей!

– Спасибо, мы очень вам признательны, сэр, но я уже об этом позаботился, – сказал Адам, стараясь говорить сердечно, но это ему явно не вполне удавалось.

– Тогда, бьюсь об заклад, вы выбросили деньги на ветер, милорд! – раздраженно ответил мистер Шоли. – Бестолковость – вот как это называется, не в обиду вам будет сказано! Вы могли бы понимать, что я могу купить это дешевле и лучшего качества, чем вы!

Наткнувшись на препятствие здесь, он сделал заход с другой стороны, предлагая добавить к серебру Линтонов свою внушительную коллекцию тарелок, чтобы, как он объяснил, вид был побогаче. После этого предложения Адам вышел из комнаты, даже не извинившись, настолько был взбешен последним предложением.

Он отправился в свою библиотеку, там Дженни и нашла его через какое-то время. Он посмотрел на нее отрешенным взглядом, но резко проговорил:

– Дженни, я вовсе не хочу обидеть твоего отца, но буду тебе весьма признателен, если ты растолкуешь ему, что мне не нужны ни его лакеи, ни его тарелки, и, позволю себе заметить, я не желаю, чтобы он оплачивал мои расходы!

Она спокойно, как ни в чем не бывало, ответила:

– Как будто я этого не знала! Но зачем ты сердишься? Только держи язык за зубами, прошу, дорогой, и предоставь мне все уладить с папой – уверяю тебя, у меня получится! Не будет сделано ничего такого, что тебе не понравилось бы, и мне не больше твоего хочется, чтобы он освобождал нас от расходов. Это я и пришла тебе сказать, потому что видела, как папа просто довел тебя до белого каления.

Смягчившись, он сказал:

– Надеюсь, ему это не удалось!

– Ну конечно, не удалось, но это не важно. Он из тех, кому нравится делать одолжения. Я объяснила ему, как обстоят дела, так что ты можешь не беспокоиться.

– Мне вовсе не так спокойно, – признался он. – Считаю, что должен извиниться перед ним за то, что вел себя так бестактно и грубо.

– Вовсе нет! Я не говорю, что он разделяет твои чувства, но ты нравишься ему ничуть не меньше из-за того, что не желаешь висеть у него на шее. Не думай больше об этом!

Если он и не мог последовать этому совету, то по крайней мере старался скрыть от Дженни, что последующая деятельность мистера Шоли внушила ему еще большее беспокойство. Мистер Шоли, которому не позволили устроить прием дочери на должной высоте, сосредоточил свое внимание на ее внешности. Поражение, которое он потерпел от леди Нассингтон, все еще терзало ему душу, и теперь вся его энергия была направлена на задачу сделать из Дженни то, что он называл высшим шиком и что, с содроганием и не без тревоги думал Адам, превратит ее в ходячую рекламу ювелирной лавки. Он так никогда и не узнал, каким образом ей удалось отговорить отца от покупки для нее тиары с рубинами и алмазами, которая ему приглянулась; и, поскольку мистер Шоли согласился со всеми предложениями относительно украшений, в вечер приема Адам был приятно удивлен тем открытием, что на жене было всего лишь тонкое ожерелье, одобренное леди Нассингтон, алмазная эгретка, которую он сам подарил ей на свадьбу, одно кольцо и всего два из ее многочисленных браслетов.

Была еще одна деталь, которой он был обязан своей сестре. Просматривая в журнале странички моды, Лидия вдруг воскликнула:

– Дженни, тебе бы это пошло!

Поглядев поверх ее плеча на изображение тонкой гибкой женщины в бальном платье из белого атласа с голубой мантильей до колен, Дженни прямодушно сказала:

– Нет, не пошло бы. Глупенькая, оно сделало бы меня еще шире и меньше ростом, чем я есть на самом деле!

– Да нет же, я не о платье! – сказала Лидия. – Прическа! Видишь, никаких завитков, никакой укладки, которая, по-моему, страшна, как траурная вуаль мамы! Так что, если ты сделаешь такую прическу, уверена, это тебе пойдет и придаст шарм своеобразия, потому что, как говорит моя тетя Брайдстоу, это самой важное в женщине, если, конечно, тебе не выпало счастье родиться красавицей.

Дженни с большим сомнением глядела на эскиз. Почти гладкие волосы тоненькой леди производили очень странное впечатление на того, кто привык к эффекту, производимому папильотками и горячими щипцами.

– Я буду выглядеть безвкусно, – решила она.

– Да ты только попробуй! – уговаривала Лидия. – Знаешь, тебе перед приемом должны помыть и заново слегка завить волосы; так вот, когда Марта их помоет, давай я их уложу! Я часто делала это Шарлотте, и даже мама признает, что у меня получается лучше, чем у мисс Пулсток. А если тебе не понравится, то тогда уже опять Марта займется твоими волосами.

Дженни не без опасений поддалась на уговоры. Но когда умелые пальчики Лидии выполнили работу и Дженни рассмотрела свое отражение в зеркале, то не была разочарована. После долгого созерцания она сказала:

– Это кажется странным, что у меня нет завитков над ушами, но нельзя отрицать: мое лицо выглядит не таким широким – правда?

– Именно! – сказала Лидия. – Больше не делай эти свои пучки завитков, а всегда укладывай волосы гладко по бокам и вплетай их в диадему наверху. А ты, Марта, перестань фыркать! Не видишь разве, как хорошо выглядит ее светлость?

– Это никуда не годится, мисс, – упрямо заявила мисс Пинхой. – Завитки – это красота, и ничто не заставит меня думать по-другому! А что скажет его светлость, когда увидит то, что вы сделали с головой ее светлости, я просто не знаю!

– О, надеюсь, он не подумает, что я выставила себя на посмешище! – сказала Дженни с опаской. – Ну а если ему не понравится, тебе придется снова меня завить, только и всего.

– Через десять минут щипцы нагреются, миледи, – мрачно пообещала Марта.

Но они не пригодились, так как Адам, посмотрев удивленно и оценив новую прическу, с радостью одобрил изменения к лучшему.

– Тебе это очень идет, Дженни! – сказал он. – Вот увидишь, с тебя начнется новая мода!

– Это Лидия мне сделала. Тебе нравится? Пожалуйста, скажи правду!

– Да, нравится. По-квакерски, но элегантно. Ты выглядишь очаровательно!

Она не поверила в его откровенность, но тем не менее комплимент ей был приятен, и такое испытание, как прием примерно шестидесяти – семидесяти гостей из высшего общества, уже показалось ей менее страшным. Всем оставшимся сомнениям тут же положила конец леди Нассингтон, которая, окинув Дженни придирчивым взглядом, вынесла вердикт:

– Очень хорошо! Ты начинаешь походить на светскую даму!

Хотя и не вошедшее в число самых модных вечеринок сезона, первое собрание Линтонов прошло весьма удачно. Мистер Шоли, конечно, назвал бы его убогим мероприятием, но Дженни, предупрежденная леди Нассингтон, не подала гостям никаких экстравагантных угощений и не дала никакого повода недоброжелателям заклеймить ее прием как претенциозный. Она сделала ставку на великолепные закуски, поскольку, как мудро заметила Лидия, гости, которых покормили на славу, редко жалуются, что скучно провели вечер.

Еще одно обстоятельство способствовало тому, чтобы прием удался: было о чем поговорить, поскольку принцесса Шарлотта вновь дала пищу для сплетен, сбежав из Уорвик-Хаус в резиденцию своей матери в Коннот-Плейс. Все соглашались, что в ее бегстве повинен регент. Кажется, не приходилось сомневаться, что он винил ближайшее окружение принцессы в разрыве помолвки и соответственно воспользовался своим отцовским правом, чтобы уволить ее приближенных и набрать новых фрейлин. Никто не мог осуждать его за это, но все считали, что такое поведение – нагрянуть в Уорвик-Хаус в шесть часов вечера и тут же, на месте, произвести эти грандиозные перемены – должно было вызвать протест у вспыльчивой девушки. Очевидно, так оно и случилось, и каким бы прискорбным ни было это происшествие, оно стало даром Божьим для хозяйки, опасавшейся увидеть, как ее гости подавляют зевки, перед тем как улизнуть на другие, более веселые, приемы. Леди Линтон угодила в яблочко, поскольку отправила пригласительную открытку мисс Мерсер Элфинстоун, а мисс Мерсер Элфинстоун была не только близкой подругой принцессы, она даже находилась в Уорвик-Хаус, когда происходили эти волнующие события, и была одной из нескольких особ, которых регент в течение вечера посылал к дочери, убеждая ее вернуться домой. Присутствие мисс Мерсер Элфинстоун сделало прием более престижным. Все хотели знать, действительно ли принцесса и ее мать не пустили к себе канцлера Элдона; действительно ли герцога Йоркского и епископа Солсберийского заставили томиться в ожидании, пока принцесса предавалась размышлениям в гостиной с советчиками ее матери; увезли ли ее обратно к отцу силой или она последовала рекомендациям Броуэма и своего дяди Суссекса. И чем все это закончится?..

• Предыдущая
• 53/94
• Следующая