Смерть шута - Хейер Джорджетт - Страница 41
- Предыдущая
- 41/67
- Следующая
Фейт всплакнула, прикрыв лицо ладонями, но вдруг расслышала приближающиеся шаги и наспех вытерла глаза и щеки платком.
По лужайке беззаботно прогуливался Обри, направляясь в ее сторону. Его длинные волосы развевались на ветру, и выглядел он словно сошедший на землю ангел, каковое впечатление о нем всякий раз улетучивалось, стоило ему только заговорить. На нем были бежевые брюки, светло-серая спортивного покроя рубашка с короткими рукавами, изящные кожаные туфли, а на шее повязан шелковый платок, исключительно с целью подначить своих грубых братишек на очередные потуги на остроумие. Он остановился у скамеечки, где сидела Фейт, и вкрадчиво произнес своим высоким голоском:
– Дорогая моя, что же вы не предупредили, что папаша совсем сбрендил? Очень, очень неинтеллигентно с вашей стороны!
– Господи, что он опять натворил?! – устало сказала она.
– Не столько то, что он натворил, сколько то, что он собирается сделать! Скажите, зачем ему понадобились в его комнату эти японские панно с абстрактным рисунком, и почему – тропические растения?
– Не знаю. Он восторгается разными вещами, а потом собирает их у себя в комнате, вот и все.
– Но, дорогая, неужели кто-нибудь в здравом уме и твердой памяти способен восторгаться аспидистрой? – возразил Обри. – И неужели можно помещать рядом красное и малиновое? Неужели ему так лучше? Это крайне странно. Он мне попенял на то, что я с неохотой захожу к нему в комнату. А кроме того, как вы думаете, у этой отвратительной собаки, что лежит у него на постели, – у нее экзема или просто блохи?
Фейт замахала рукой:
– О, не надо, Обри! Я бы не хотела говорить о таких отвратительных вещах!
– Дорогая, я с вами полностью согласен! Но я хотел сказать вам о другом – не знаете ли вы того коварного плана, который он замыслил в отношении моей дальнейшей карьеры? Не догадываетесь? Так вот, я должен изучать лесоводство!
– Лесоводство? – машинально повторила она.
– Да, и вырубку леса тоже! Мне кажется это таким достойным применением моих способностей! А вы, вообще-то говоря, считаете его дееспособным и вменяемым человеком?
– Но ты-то как, собираешься последовать его совету? – спросила Фейт.
– Бог ты мой, ну что вы говорите! При моей преданности искусству?
– Ну, а ему ты об этом сказал?
– Конечно же нет, дорогая. Я не умею говорить бестактностей. И потом, папа меня просто терроризировал. Я был недвусмысленно принужден! Но ведь теперь мне придется предпринять что-нибудь совершенно ужасное! Вообще-то я не испытываю любви к активным, так сказать, людям, а вы? Вы знаете, отец мне часто напоминает Генриха V, такой же упрямый, взыскующий... Что-то в отце есть от Тюдоров, от всего того времени, но в нынешние времена все это кажется ужасным анахронизмом, не правда ли? А теперь он велел мне обналичить в Бодмине чек на триста фунтов стерлингов – не знаете, на что это он решил их потратить?
– О, Обри, это такая беда... Он их потратит впустую на какие-нибудь безделушки для своей драгоценной кровати или отдаст Джимми – или еще кому...
– О, не знаю, дорогая, как вы, а я пожалел бы давать эти деньги Джимми. Начинаешь понимать чувства законных сыновей Людовика XV, из коих ни один не стал жить в его доме...
– Он велел тебе обналичить чек только потому, что Раймонд, очевидно, отказался сделать это. И если ты поедешь с этим чеком в Бодмин, Раймонд будет, надо полагать, в бешенстве! – предостерегла его Фейт.
– Конечно, дорогая, но я думаю, отец будет просто в ярости, если я этого не сделаю, и из них двоих я предпочитаю иметь дело все-таки с Раймондом. Итак, до свидания, дорогая! Если я не приеду назад, то знайте, что меня ограбили и убили с этими деньгами, либо я не справился с управлением этого допотопного лимузина... Прощайте и не поминайте меня лихом!
С этими словами он удалился, махая на прощание рукой. Фейт раздумывала дальше. Она возвратилась к словам Обри о том, что Пенхоллоу намерен сделать что-то этакое... Что же? Может быть, кто-нибудь сумеет разозлить его настолько, что с ним случится инсульт? Никто и не подумает посчитать это преступлением, в конце-то концов! Если уж Адам совсем потерял разум, это может считаться просто милостью по отношению к нему! Она откинула голову на спинку скамейки и снова стала мечтать о чудесных изменениях, которые произойдут сразу после смерти Адама Пенхоллоу... Ей видны были малейшие детали той маленькой квартиры в Лондоне... Так что, когда в доме ударил гонг, призывающий к ленчу, она очнулась с ощущением, будто и впрямь пробыла в том несказанном мире около часа... От долгого сидения на скамейке у нее заболела спина, на что она сразу же пожаловалась всем домочадцам.
Раймонд не приехал к ленчу, а Барт сказал с некоторым недоумением, что совершенно не в курсе причин его отсутствия, поскольку тот не намечал никаких особенных дел на сегодняшний день. Сам он выглядел не слишком хорошо, поскольку с момента решительного разговора с отцом все время переходил от всплесков энергии к приступам апатии... Когда в столовую вошел Обри, Барт несколько оживился и стал подтрунивать над ним, завязалась обычная перепалка...
И вдруг в какой-то момент Фейт зарыдала, тихо, но вполне зримо, прикрывая рот платком, после чего, не сумев совладать с собой, выскочила из-за стола и удалилась из столовой.
– Думаю, все будут довольны, когда доведут наконец несчастную Фейт до полного безумия! – резко заметила Вивьен.
– Но что это такое с ней случилось? – удивленно проговорил Барт. – Ведь никто не сказал ей ни полслова!
– Нечего вам было трогать Клея! – сказала тетка Клара. – Вы же знаете, как чувствительно она к этому относится!
– О Господи! Да я ведь всего только посоветовал Клею заткнуться в тряпочку! Ну, Клей, прости меня и, если можешь, объясни матери, что я вовсе не думал ничего плохого!
– Скажи ей, что будешь целовать ее в слезах, как вишню в мае поцелуют соловьи! – продекламировал Юджин, подвигая к себе тарелку с ягодами...
Чармиэн дождалась, пока взбешенный Клей вышел из комнаты, после чего, откинувшись на спинку стула, мрачно сказала:
– Я просто поражаюсь тому, что никто из вас не понимает, что происходит перед вашими глазами! Совершенно очевидно, что у Фейт надвигается нервный криз! Я никогда еще не видела ее в таком состоянии! Она выглядит так, словно не спала нормально уже несколько месяцев!
Юджин, который страшно не любил, когда его роль резонёра исполнял кто-нибудь другой, заметил свысока:
– Дорогая, о ее так называемой бессоннице мы все уже наслышаны немало! Но если бы она перенесла хотя бы одну десятую тех страданий, что я испытываю за ночь, она, возможно, действительно имела бы право на некоторые жалобы!
– Ты здоров телом как бык, Юджин! – сказала Чармиэн. – Скоро ты превратишься в клинического ипохондрика, и бедной Вивьен не останется ничего, кроме как поддерживать в тебе угасающий дух... И не надо сразу кидаться на его защиту, Вивьен! Мне вовсе нет дела до вас обоих! Но я вижу, что Фейт дошла до крайней точки, и в самые ближайшие дни с ней что-то случится! Дай Бог, чтобы я ошибалась... Она напоминает мне маленькую Лайлу в то время, когда она, бедняжка, жила на одних нервах и глотала всякие пилюли, отчего чуть было не навредила себе...
Барт разразился грубым хохотом:
– А, черт! Конечно, она могла себе навредить такой жизнью! А если еще взять эти турецкие лампадки, которые...
Тут уж вмешался Обри, опережая Чармиэн:
– Не думаю, что кого-нибудь это заинтересует, но смею заметить, в этом доме не только Фейт находится на грани срыва! И попомните мое слово, в тот день, когда все, за этим столом сидящие, вдруг восплачут обо МНЕ в один голос, вы вспомните, что я тоже страдал...
– Мне кажется, – заметила Клара, – что Фейт просто нуждается в переменах...
Клей вернулся в столовую с сообщением, что его мать прилегла, так что более никаких разговоров на эту тему не вели. Она появилась только в пять часов к чаю, и по тому, с каким испугом она застыла в дверях, было ясно, что не пришла бы, знай она о присутствии здесь Пенхоллоу.
- Предыдущая
- 41/67
- Следующая
