Опасный маскарад - Хейер Джорджетт - Страница 6
- Предыдущая
- 6/64
- Следующая
Похоже было, что Робин принял эту последнюю авантюру близко к сердцу. Разумеется, он был заинтересован больше, чем полагала его сестра. Прюденс надеялась, что он бросился в эту авантюру только из любви к приключениям и по приказанию отца. Она помнила, как он плакал после сражения при Каллодене, положив ей голову на колени. Это было в их старом доме, в Перте. Робин плакал от ярости и горя и смахивал с глаз слезы с проклятиями и клялся больше не ввязываться в безнадежные дела.
Прюденс было все равно, сидел ли на троне Карл из рода Стюартов или Георг из рода Ганноверов; она подозревала, что и их отцу это тоже было безразлично. Он просто любил все героическое. Вихрь восстания закружил их семью, – но Бог знает, во имя чего оно совершалось. Они запутались в его сетях, прежде чем поняли, что произошло. Их отец стал мистером Кольни. Он произнес великолепную речь, и вдруг они все превратились в якобитов. Год назад, проживая во Флоренции, они были совершенными французами. Еще раньше существовал некий игорный дом во Франкфурте, владелец которого внезапно исчез, захватив сына и дочь, чтобы участвовать в дележе пирога, состряпанного Морицем Саксонским.
Французы, немцы, якобиты – для Прюденс было все одно.
Но к Англии она относилась иначе. Прю увлеклась этой страной. Англия стала для нее родным домом. Несомненно, в ней заговорила кровь матери – крупной, красивой и веселой женщины, которая умерла в Дьеппе, когда Робин был совсем маленьким.
Она сказала об этом Робину на следующее утро, перед отъездом в Лондон.
Робин рассмеялся – он накладывал грим:
– Дорогая, ты просто воплощение английской тяжеловесности.
– Мне тоже так кажется, – сказала мисс Прюденс. Ее взор упал на Джона, который складывал бритвенный прибор.
– Ба, дитя мое, ты побрился? Да у тебя еще ни волоска на подбородке!
На лице слуги появилась мрачная улыбка.
– Не худо было бы вам обоим быть поосторожнее, – произнес он. – Вы просто суете шеи в петлю. Джентльмен с сонными глазами все подмечает, уж поверьте мне.
– Ты что, испугался этой горы? – спросил Робин. – Я запросто обведу его вокруг пальца.
Слуга посмотрел на хозяина с глубокой любовью.
– Ох уж и хитры вы, мастер Робин, но и большой джентльмен не так глуп, как вы думаете.
Прюденс уселась на стул лицом к спинке, подперев подбородок ладонью. Она взглянула на Джона.
– А где сейчас старый джентльмен? Физиономия слуги осталась невозмутимой.
– Хоть я с ним и прожил много лет, но ответить на такой вопрос не возьмусь.
– А сколько ты с ним прожил, Джон?
– Я попал к нему в услужение, когда вас обоих еще на свете не было.
Робин положил заячью лапку для румян и встал.
– Да уж ты у нас все больше помалкиваешь, а, Джон? А может быть, ты знаешь, что он сейчас вытворяет?
– Может, и знаю, а может, и нет, – уклончиво отозвался тот. – Что миледи наденет сегодня?
Робин спустился в обеденную залу через двадцать минут – в белом платье и в розовых лентах. На голове сегодня оказалась соломенная шляпка с розочками и лентами. Прюденс была в строгом костюме – светло-коричневые брюки для верховой езды и камзол цвета кларета, она несла в руках тонкую мантилью, которую потом накинула на плечи «мадам».
Мисс Летти не терпелось пуститься в путь. Вскоре они отправились: Робин и юная леди скромно уселись в карете, а лжемистер Мерриот и сэр Энтони поехали верхом, в качестве эскорта.
Само собой, разумеется, пошли расспросы. Прюденс была готова к ним и отвечала без запинки. Она рассказала о поместье в Камберленде – это показалось ей достаточно отдаленным местом – и о большом путешествии на континент. Само собой, сэр Энтони в свое время тоже бывал там. Они на равных обсуждали иностранные города. Прюденс выказала прекрасное знание этих мест. В самом деле, она чуть ли не наизусть знала большую часть Европы и, кроме того, проявила большую осведомленность в отношении заведений, малодоступных для прекрасного пола. Она заметила, как приподнялись в удивлении прямые брови ее собеседника, и приготовилась к следующему вопросу.
– Для ваших лет вы повидали необычайно много, мистер Питер, – заметил сэр Энтони.
– Двадцать лет – это не так мало, сэр, – возразила она. По правде говоря, ей было не двадцать, а все двадцать шесть, но она знала, что в мужском костюме выглядит совершенным юнцом. – Я жил за границей с родителями несколько лет – до смерти матери. Она не выносила английского климата.
Сэр Энтони вежливо склонил голову и затем пожелал узнать, где мистер Мерриот собирается остановиться в Лондоне.
– Моя сестра должна навестить миледи Лоуестофт, сэр. Я ее спутник и полагаю, что ее милость устроит и меня тоже. Может быть, вы знакомы с нею? – спросила Прюденс.
– О, леди Лоуестофт знают все, – ответил сэр Энтони. – Если она не сможет принять вас или вам надоест это дамское царство, помните, дорогой мальчик, что мой дом в любое время к вашим услугам.
Прюденс покраснела от удовольствия и искоса взглянула на большого джентльмена. Это было неожиданно. Похоже, сэр Энтони проявляет к ней симпатию. Девушка серьезно поблагодарила джентльмена и узнала, что он владеет домом на Клэрджес-стрит.
Они въехали в Лондон уже в сумерках. Прюденс еще держалась в седле, но уже очень устала. Вначале необходимо было возвратить под отчий кров мисс Летти. Там же они оставили и сэра Энтони. Время было позднее, что послужило им оправданием – спасители явно не желали входить в дом. Правда, мисс Мерриот пообещала навестить Летицию в самое ближайшее время. Карета довезла их до Арлингтон-стрит и остановилась у дверей дома миледи Лоуестофт.
Прюденс соскользнула на землю со вздохом облегчения. Робин тронул ее за плечо:
– Ты умница, милый брат. Ну, теперь путешествию конец.
– Это лишь короткая остановка, – поправила брата Прюденс. – Не сомневаюсь, что окончательно обосноваться нам удастся только на том свете.
Чернокожий грум ввел их в гостиную. Это был просторный зал, сверкающий желтой парчой и позолотой. Миледи, похоже, была неравнодушна к новомодной французской мебели. Грум ушел доложить своей госпоже о прибытии гостей, а мисс Прюденс осмотрелась с комической гримасой.
– Клянусь небом, кажется, миледи Лоуестофт ни чуточки не изменилась, это все та же добрая, старая Тереза де Брютон, – заметила она.
Дверь распахнулась и тут же затворилась опять. В комнату вошла леди в огромном шелковом кринолине – леди с черными, узкими, как прорези, глазами на худом подвижном лице и в напудренном парике. На шее и на руках сверкали украшения. Леди стояла спиной к двери, не выпуская дверной ручки, и переводила взгляд с одного гостя на другого. Глаза ее стали еще уже, лицо просияло. Она засмеялась.
– Так кто же из вас мужчина, дети мои? – спросила она.
Прюденс отвесила поклон.
– С вашего позволения, я, мадам. Миледи быстрыми шажками двинулась к ней.
– О нет! Разве я тебя не знаю, душенька? Ну, Прю, дорогая моя! – Она обняла Прю и расцеловала в обе щеки. Робину тоже достался поцелуй, и юноша вернул его с большей ловкостью, чем его краснеющая сестра. Прюденс не любила светских ритуалов.
– А где же bon papa[2], дети мои? – вскричала леди, все еще держа их за руки.
– Мы надеялись, мадам, узнать это от вас, – сказал Робин.
Она вопросительно поглядела на них, склонив голову к плечу.
– Ах вот как? Вы не имеете о нем сведений?
– Это так, мадам. Мы потеряли старого джентльмена по дороге. Или он нас, – ответила Прюденс.
Миледи снова расхохоталась.
– Как бы я желала, чтобы он прибыл вместе с вами! Но этого нельзя ожидать! Да, он писал мне. Я вам расскажу... Но позвольте, вы устали! Вы должны сесть. Сюда, на кушетку. Мисс Мерриот... tiens[3], мне не выговорить такой фамилии! Прю, ангел мой, – шоколаду? Марта сама его приготовит. Вы помните Марту, да?
– Бог мой, толстуха Марта! – сказал Робин. – Я пил ее шоколад в Париже десять лет назад!
- Предыдущая
- 6/64
- Следующая