Повести - Рубинштейн Лев Владимирович - Страница 5

• Предыдущая
• 5/46
• Следующая

— Матюха, — сказал тот, что посветлей, — а не сыскать ли в сарае?

— Сыскано, — сказал Лёшка, с трудом глотая слюни, — да ничего не нашли.

— А может, сыскать?

— Ищите, — сказал Лёшка, набравшись отчаянной храбрости. — Только там неладно.

— А что?

— Кто-то по ночам стучит…

Стражники переглянулись. Тот, что посветлее, перекрестился.

— Кто же это?

— Не знаю. А только стучит.

— Тьфу! — сказал тот, что потемнее. — Ну и пущай стучит. Нам велели сторожить, а не искать. Нечистая сила, тьфу! Поди, парень, к матери, скажи, что пива мало. А ежели не даст, то мы ей всю печь разворотим.

Лёшка обежал кругом сарая, нашёл щёлочку, постучал и шёпотом сказал беглецу, чтобы он выбирался поскорее через дыру, где доска поотстала, и бежал в лес. Но, к его удивлению, Фёдор устало ответил, что он никуда не пойдёт и останется в ботике хоть до зимы.

— Тут и буду сидеть, — сказал Фёдор. — Пропаду, а никуда больше не пойду! А водицы принеси испить.

Но недолго пришлось Фёдору сидеть, а молодцам сторожить. К полудню раздался звук барабана, и на Льняной двор вошла целая рота преображенцев в форменных кафтанах. Впереди шёл офицер. Он показал молодцам приказ, свёрнутый в трубочку:

— Генерал князь Ромодановский приказал взять из сарая лодку и до Яузы дотащить.

Молодцы читать не умели, а Ромодановского боялись. Но всё-таки уйти они не решились и остались сидеть на брёвнах, хмуро поглядывая на солдат. С солдатами пришёл крупный старый, осанистый голландец с белой подстриженной бородой и розовым лицом. При нём был помощник, молодой человек лет двадцати пяти. Оба шли важно, опираясь на суковатые палки. Старший был Карстен Брант, пушкарь и матрос, строивший двадцать лет назад корабль «Орёл» на Оке.

Много приключений пришлось пережить старику.

Он плавал по Волге, видел, как горел построенный им корабль, бежал из Астрахани на лодочке, скитался по Кавказу и Персии и наконец с трудом добрался до моря, откуда голландский корабль доставил его на родину. Но скучно было ему на родине. Он бросил всё и вернулся в холодную страну московитов, в страну, которая стала для него второй родиной, без которой он жить не мог.

Брандт осмотрел ботик снаружи. Он ощупал обшивку, постучал палкой по палубе, по основанию мачты, по лопасти руля. Потом вздохнул и сказал:

— Знатный был когда-то бот. Починить его можно. Такое дерево столетиями живёт. Кто знает, может быть, и триста и четыреста лет проживёт. Хорошо бы днище обшить медью, как теперь делают, а, Корт?

Его помощник, Корт, подтвердил, что это было бы даже слишком хорошо.

На дворе закипела работа. Солдаты натащили брёвен, положили их вдоль пути до Яузы и взялись за бот.

Впервые за много лет корабль увидел солнце. Под крики работающих он выпрямился, как человек, встающий с кровати после долгой болезни, и торжественно, чуть покачиваясь, выплыл на лужайку. Мачта на нём была сломана, сгнившие верёвки висели по бортам, от реев остались жалкие обломки, краска слезла, петли руля покрылись ржавчиной, но всё-таки бот был красив. Длинный, с чёткими, плавно очерченными боками, весь устремлённый вперёд, он шёл на канатах по брёвнам, над ярко-зелёной травой, гордо рассекая воздух, как будто дышал полной грудью. Старик Брандт глядел на него, прищурив глаза и склонив голову набок.

— Такому кораблю славных капитанов носить, — сказал он задумчиво. — Но, может быть, Питер и будет славным капитаном… Как вы думаете, Корт?

Корт подтвердил, что царь Пётр удивительно умный, храбрый и предприимчивый юноша, хотя и не родился у моря.

— Ну что ж, — сказал Брандт, — пусть хотя бы познакомится с кораблём. Кто знает, что ждёт его в будущем.

Бот перетащили к Яузе и поставили под навес. Вокруг него собралась ватага мальчишек. Ребята шести—восьми лет стояли, засунув пальцы в рот, и глазели на царскую лодку. Кто-то предположил, что потешные ночью сядут на этот корабль и поплывут на нём до самого моря. Говорили, что сам царь собирается вести их в дальний поход и что вернутся они лет через десять, не раньше, если не утонут.

Лёшка Бакеев стоял поодаль. Им снова овладело беспокойство: Фёдор куда-то исчез, в сарае его не было. Убежать он не мог — на дворе его заметили бы стражники. Лёшка несколько раз бегал от Яузы к Льняному двору и обратно. Никаких следов Фёдора не было.

Начинало уже вечереть. Возле бота никого не осталось. Вдруг Лёшка услышал шорох, и знакомый голос произнёс:

— Лёша, принеси чего-нибудь поесть! У меня в брюхе урчит.

Это был Фёдор. Он вылез из бота, вздохнул и расправил плечи.

— Как ты сюда попал?

— Я внутри сидел. Меня вместе с ботом вынесли из сарая.

— Что же ты не убежал?

— А куда мне бежать? — лениво сказал Фёдор. — На дворе стражники, не убежишь никуда. Я сидел в лодке, меня и вытащили. Голландский мастер меня заметил, да он, наверно, знает про меня. Поглядел, засмеялся и ничего не сказал. Стало быть, я теперь тут и останусь, под рогожей-то…

— А ты беги обратно, в сарай!

— Никуда я не пойду, — сказал Фёдор. — Меня из этого сарая, как карася, выловят. А вокруг лодки будет потешный караул. Ещё и кормить будут. Эх, принеси, братец, поесть да почеши промеж лопаток, а то спина с утра зудит! Ну, тяжела жизнь у мореходных людей!

Так начал свою морскую жизнь капитан Фёдор Троекуров.

На следующий день строители взялись за бот. Навес окружили забором.

Оттуда целый день доносились тюканье топоров и визг пилы. Вокруг забора стояли потешные караулы и никого туда не пускали.

В конце недели забор разобрали. Бот преобразился: он был вычищен, подкрашен; руль был прилажен новый; спереди торчал бушприт;[14] палуба сияла свежими, новыми досками; над ботом высилась новая мачта. Парусов и верёвок ещё не было.

Брандт стоял возле бота с засученными рукавами, с глиняной трубкой в руках.

— Эй, мальчик! — крикнул он Лёшке Бакееву. — Это не ты ли сторожил сарай на Льняном дворе?

— Я, — застенчиво сказал Лёшка.

— Подойди поближе. Сегодня будем бот спускать на воду. Хочешь нам помогать?

Лёшка боязливо оглянулся.

— Чего боишься? Воды?

— Нет, — ответил Лёшка, — я воды не боюсь, а боюсь матушки. Брандт улыбнулся:

— Ничего, мальчик, мать не забранит. Её царь Питер живо успокоит. Ему нужны люди. Тут уже один моряк есть. Только он моряк по несчастью и, кажется, к воде не привык. Ступай к нам. Для начала принеси канат. Не бойся, я тебя не съем.

Таким образом Лёшка оказался в подмастерьях у корабельного мастера. Брандт был человек строгий, он не любил лодырей, но за хорошую работу хвалил и даже подарил Лёшке картинку, на которой красками был нарисован корабль «Орёл», построенный когда-то на Оке. А плавать по-матросски и нырять на самое дно реки Лёшку научил ещё покойный отец. К тому дню, когда бот был под салют потешного караула спущен на Яузу, Лёшка стал уже заправским моряком. Он знал все названия частей корабля и гордо говорил: «У нас на борту». Мальчишки смотрели на него с уважением. Мать ругала сына и предсказывала дурную судьбу за то, что связался с мореходами, людьми тёмными и безбожными.

Фёдор Троекуров работал мало. Он больше прятался и с нетерпением ждал указа выходить на волю. Но Пётр был занят.

Привезли две новые пушки, и с Потешного поля по целым дням доносились гулкие удары и тянулся дым.

Наконец починку закончили. Бот был выкрашен красной краской. Вдоль борта протянулась нарядная кайма из белых, красных и синих треугольников. На ней золотом сияло название: «Святой Пётр», а на носу был зеленью нарисован человеческий глаз.

Художники-резчики больше всего потрудились над кормой. Здесь помещалась вырезанная из дерева картина: старик в белой одежде и красной шапке, около него дом, а вдали судно, идущее под парусом.

Лёшка учился тянуть верёвку и поднимать парус. Однажды к вечеру Брандт пришёл из Преображенского весёлый и сказал, что утром Пётр будет осматривать бот, а затем бот поплывёт по Яузе.

• Предыдущая
• 5/46
• Следующая