Четвёртая сторона треугольника - Куин (Квин) Эллери - Страница 40

Самый быстрый результат из пяти был чуть более четырех минут, а самый медленный — чуть менее шести. Возьмем самое долгое время. После вашего ухода, мистер Маккелл, Шейла Грей должна была подойти к столу, сесть, достать из ящика ручку и бумагу, написать письмо, допустим, перечитать его, хотя она могла этого не делать, запечатать в первый конверт, написать на нем «Вскрыть в случае моей смерти от неестественных причин», положить его в больший конверт и написать на нем «Для полиции».

На все это Шейла Грей никак не могла истратить более десяти минут — думаю, скорее всего, минут восемь. Но давайте предположим, что их было десять. Таким образом, она закончила всю процедуру с письмом никак не позднее тринадцати минут одиннадцатого. Но ее застрелили в десять двадцать три. Что происходило в течение этих десяти минут? О'кей, пришел убийца. Но неужели ему понадобилось десять минут, чтобы достать револьвер из ящика в спальне и застрелить ее?

— Они разговаривали, — предположил Дейн.

— И Шейла Грей сняла телефонную трубку и позвонила в участок, когда убийца стоял над ней? Это невозможно. Вспомните, она сказала телефонистке, что звонок срочный, а сержанту в участке — что в ее квартире посторонний, и, по его словам, она говорила шепотом, словно опасаясь, что ее подслушают. Нет, Шейла не провела ни секунды этого времени, разговаривая с убийцей. Но у нас нет полной картины этих десяти минут между написанием письма и выстрелом, который сержант слышал по телефону.

— Не понимаю, что тебя гложет, папа, — сердито сказал Эллери. — Все просто. Часть десяти минут ушла на приход Рамона и убийство. Остальное не имеет значения. Прежде чем он пришел, она сидела, работала над эскизом или занималась чем-то еще.

— Но Рамон говорит, что пришел туда в четверть одиннадцатого, — возразил инспектор. — Он настаивает, что пробыл в квартире самое большее четыре-пять минут. Следовательно, он ушел в десять двадцать. Если Рамон говорит правду, оставалось достаточно времени, чтобы кто-то проник в пентхаус после его ухода.

— Если он говорит правду! — ехидно заметил Эллери. — Или если его расчет времени абсолютно точен, что кажется мне крайне маловероятным. Он что, хронометрировал свои действия? Мы имеем дело с минутами, папа, а не с часами! Не знаю, что с тобой сегодня.

Инспектор промолчал.

Эллери сурово посмотрел на него.

— И еще одно, — сказал он. — Рамон отрицает, что убил Шейлу. А он сообщил, что делал в ее квартире?

— Пришел за деньгами, которые вымогал шантажом.

— Что?!

— Рамон шантажировал и Шейлу?! — воскликнул Эштон.

— Да. Он тянул деньги с обеих сторон.

— Но почему Шейла должна была платить ему?

— Он говорит, что из-за вас, мистер Маккелл. Она не заботилась о своей репутации, но боялась за вашу и платила Рамону, чтобы тот держал язык за зубами. Кстати, Шейла Грей оказалась проницательнее вас, — сухо добавил старик. — Рамон говорит, что она сразу поняла, кто ее шантажирует. Этот тип, очевидно, последовал за вами в одну из сред, дабы выяснить, чем вы занимаетесь этими вечерами, и узнал, что вы посещаете ее квартиру в гриме. И она платила ему, чтобы защитить вас.

Эштон отвернулся. Лютеция склонилась к мужу и взяла его за руку.

— Рамон говорит, что пришел в ту ночь требовать увеличения суммы. Он получал от Шейлы Грей тысячу в месяц, но проигрывал деньги на скачках куда быстрее, чем получал их от вас обоих, мистер Маккелл, и решил, что надавить на женщину будет легче. По его словам, Шейла сидела, откинувшись на спинку стула, в полуобморочном состоянии и держалась за горло. Казалось, она осознавала его присутствие. Рамон заподозрил, что дело неладно, и быстро ушел. Но прежде он заметил конверт, адресованный полиции почерком Шейлы, и решил, что тут можно поживиться. Вот его история, и я ей верю.

— А он объяснил, как вышел из квартиры? — осведомился Эллери. — Через какую дверь?

— Через черный ход и спустился в служебном лифте.

— Это объясняет, почему Дейн не столкнулся с ним… — начал Эллери, но тут же умолк. Наступила долгая пауза.

— Я все еще не понимаю, какое отношение это имеет ко мне, — заговорил наконец Дейн.

Инспектор не ответил.

— Если Шейла действительно была легкой мишенью для шантажа, — сказал Эллери, — а отследить сроки снятия с ее счета тысячедолларовых сумм и сверить даты с теми, которые назовет Рамон, не составит труда, — то он едва ли стал бы убивать ее… Это означает, что мой анализ преступления был неверным, что шантажист не был убийцей… Все упирается в эти несколько минут. Кажется, папа, ты склонен считать, что между тринадцатью и двадцатью тремя минутами одиннадцатого в квартиру Шейлы входили двое? Шантажист Рамон, а затем убийца? И что Рамон не убивал ее?

— Я в этом уверен.

— Тогда почему Рамон убежал, — вмешалась Джуди, — когда мистер Квин обвинил его в убийстве?

— Шантаж сурово карается, мисс Уолш, — ответил инспектор Квин. — Рамон запаниковал — особенно когда в довершение всего ему приписали убийство.

Но Эллери качал головой и бормотал, скорее обращаясь к самому себе, чем к остальным:

— Здесь что-то не так… Мы знаем, как Шейла подбирала названия для своих ежегодных коллекций мод. В течение семи лет она делала анаграммы из имен своих любовников. А последняя коллекция должна была называться «Леди Норма» — анаграмма имени «Рамон». Может быть, «Норма» происходила от другого имени? «Роман»? «Моран»? Больше ничего не могу придумать… Ты раскопал сведения о другом мужчине в ее жизни после Эддвина Одоннелла, папа?

Инспектор покачал головой.

— Значит, это возвращает нас к Рамону. Он не только шантажировал Шейлу, но и был ее любовником. Она бросила его ради Дейна, и ревность оказалась сильнее алчности. Я по-прежнему считаю убийцей Рамона.

— Самое забавное в том — если слово «забавное» подходит к этой ситуации, — сухо произнес инспектор Квин, — что, по словам Рамона, он никогда не был ее любовником.

— По его словам! — взорвался Эллери. — Я устал слушать, что говорит Рамон! Он лжет!

— Не горячись, сынок.

— Значит, он не был ее любовником? — спросил Эштон Маккелл. В его голосе боль смешивалась с облегчением.

— Ничего не понимаю, — заявил его сын.

— Не могу вас порицать, — промолвил старый полицейский. — Это одно из таких дел, в котором то видишь, то не видишь истину. Но в таком вопросе, Эллери, мы можем полагаться не только на слова Рамона. У нас есть доказательство.

— Что он был ее любовником или что не был?

— Что не был. Это доказывает имя на последнем завершенном эскизе Шейлы. Когда Рамон заявил, что у него никогда не было с ней связи, мы провели тщательное лабораторное обследование рисунка с надписью «Леди Норма». Не знаю, какой метод использовали в лаборатории — сульфид аммония или ультрафиолетовые лучи, — но результат не смогут опровергнуть ни в каком суде. Под словами «Леди Норма» обнаружено другое название.

Эллери приходилось переживать немало кризисов в процессе своих логических умозаключений, но едва ли какой-нибудь из них нанес ему столь же жестокий удар, как заявление отца этим холодным январским утром. Возможно, долгие недели бездействия в больничной палате, расслабление мышц вследствие отсутствия упражнений притупили его мозг, но от этого удар оказался еще более сокрушительным.

Он прикрыл глаза ладонью, стараясь постичь весь смысл этого заявления. Каким бы ни было правильное название, в нем, безусловно, отсутствовало имя Норма. Следовательно, Рамон не являлся источником анаграммы и предшественником Дейна в объятиях Шейлы, его руки, по крайней мере, не были испачканы кровью, а теория шантажиста-убийцы отпадала полностью.

Убийцей Шейлы Грей был кто-то другой.

Он оказался не прав целиком и полностью!

В его мысли проник суховатый голос инспектора Квина:

— Кое-кто воспользовался жидкостью для удаления чернил — пузырек стоял на рабочем столе Шейлы, — уничтожив оригинальное название коллекции, а потом написал на его месте печатными буквами «Леди Норма». Я намеренно упомянул печатные буквы, потому что первоначальное название было написано письменными. А мы, безусловно, можем установить, что оригинальная надпись сделана почерком Шейлы Грей.