Академия Шекли (сборник) - Бахтина Ирина - Страница 54

Город между тем заполонили банды ряженых. Липунову часто попадались такие же, как он сам, подвыпившие Деды Морозы. Все они не очень твёрдо стояли на ногах и постоянно подмигивали своему собрату.

Для Липунова, впрочем, персонаж, которого он исправно много лет исполнял на профсоюзных, или, как их теперь называли, «корпоративных», праздниках, этот его отмороженный двойник в красной мантии был непонятен. Он был похож на снежного царя, что привык замораживать жилы и кровь мертвецов леденить.

Оттого он ненавидел свою общественную обязанность. Но показывать отмороженное лицо со старческими морщинами было куда неприятнее.

Липунов знал о новогодней традиции всё. Поэтому он утешался тем, что вместо русского Деда Мороза его могли нарядить в модного канадского лесоруба по имени Санта-Клаус. Между ними такая же разница, как между бойцом в шинели и американским солдатом в курточке. Так и сейчас – он избежал куцей куртки, но колпак был явно от комплекта Санта-Клауса.

Липунову было понятно, что его персонаж помирает каждый Новый год, поскольку на смену ему спешит какой-то карапузик в шапочке. А этот карапузик, в свою очередь… Так, в глазах Липунова, его двойник превращался в готового к употреблению покойника. Будущий покойник со счётным временем жизни.

Однажды ему приснился исторический сон, как к нему, будто к царю Николаю – Санта-Николаю-Клаусу, к старику с белой бородой, – ползёт по снегу карапуз Юровский. И, ожидая скорой смерти царя, ожидает вокруг обыватель царских нечаянных подарков: скипетра, забытого под ёлкой, и меховой короны – то есть императорских драгоценностей, конфискованных перед расстрелом. Траченной молью профсоюзной шапки Мономаха.

Он вспоминал этот сон с тоской лектора, которому снится страшный сон про ошибку в первой же фразе…

На этих мыслях он чуть не стукнулся лбом в вывеску прокатного пункта.

Липунов перешагнул порог и, оступившись, покатился по лестнице, поднявшись на ноги только перед стеной с двумя дверями – железной и деревянной. Позвонил, немного подумав, в железную.

Никто не ответил, из микрофона на косяке не хрюкнул охранник, не раздалось ни звука из внутренностей сообщества карнавальной аренды. Липунов покосился на деревянную дверь, но всё же дёрнул на себя металлическую – она легко растворилась.

Внутри было неожиданно холодно. Оттого, не оставляя следов снежными сапогами, Липунов пошёл искать служащих людей.

За стойкой, под портретом Деда Мороза в дубовой раме, стрекотал факс. Бумага ползла по ковролину, складываясь причудливыми кольцами.

Никого, впрочем, не было и тут.

Липунов завернул за угол и постучал в белую офисную дверь. Дверь стремительно отворилась, и, придерживая её рукой, на Липунова уставилась Снегурочка.

Та самая, что он видел в троллейбусе.

Теперь, присмотревшись, Липунов видел, что она гораздо выше его самого и имеет какой-то неописуемо похотливый вид. У флегматичного Липунова даже заныло в животе. Но он вспомнил о возрасте и своём морщинистом теле с пергаментной мёртвой кожей.

Да и много видел он секретарш и никчёмных офисных барышень, что воспринимали его как мебель, как истукана в приёмной или – как плюшевую игрушку с приделанной капроновой бородой, мягкой, белой, пушистой.

– А, вы ещё… Нехорошо опаздывать… – Снегурочка погрозила Липунову пальчиком. Потом наклонилась и погладила Липунова по щеке. Он практически не ощутил её прикосновения – пальцы барышни были холодны как лёд, почти так же, как его вымороженная давним и нынешним морозом кожа.

Снегурочка улыбнулась – и вдруг резко дёрнула его за бороду.

Удовлетворённая результатом, она обернулась и крикнула в темноту:

– Ещё один… Наш. – И, отвечая на кем-то не заданный вопрос, утвердительно кивнула собеседнику: – Настоящий. Да, да. Я проверила, ну скорее…

Из тьмы выдвинулся Дед Мороз и потащил Липунова за собой – в тёмный пустой коридор, потом по лестнице вниз, кажется, в бомбоубежище. «Точно, бомбоубежище», – решил Липунов в тот момент, когда они проходили мимо гигантских герметических дверей, которые невидимый некто наглухо закрывал между ними.

Наконец перед Липуновым открылось огромное пространство, наподобие станции метрополитена, всё наполненное красным и белым. Сотни Дедов Морозов безмолвно стояли здесь.

А на возвышении перед ними, в манере, хорошо известной Липунову по детскому чтению Дюма, держал речь их предводитель.

Ничего хорошего Липунову эта речь не сулила. Ясно было, что эти-то настоящие, а он, Липунов, – фальшивый. Ясно было, что материализм низложен, а всё, что окружает Липунова, – воплощённый Второй закон термодинамики. Тепловая Смерть вселенной, одетая в красные шубы и куртки, вполне интернациональная. Не хватало только вооружить их косами и поглубже спрятать сотни голов в красные капюшоны.

Предводитель говорил медленно, слова его были тяжелы, как лёд, и безжизненны, как слежавшийся снег.

Окончательно сразил Липунова его собственный адсорбционный насос, работавший в углу. Это был именно тот самый, проданный куда-то, как острили, «по репарациям» – чуть ли не стране, победившей в «холодной войне», – насос. Были там и другой, третий, механизмы теснились вдоль стен, уходили вдаль, и над всем этим бешено крутили стрелки огромные часы, похожие на часы Спасской башни.

Липунов осматривал помещение: это и вправду была станция метрополитена. Только без рельсов и вся покрытая сотнями труб и трубочек. Некоторые были поновее, другие – старые, ржавые, с облезшей краской. Прямо над головой Липунова была одна из этих труб, к которой какой-то умник приделал продолжение в три раза тоньше.

Под ней и стоять наблюдательному человеку было страшновато. Но вряд ли Липунова окружали люди.

Предводитель меж тем говорил о конце времён.

Он не говорил, он предрекал разрыв и трещину мира. Он говорил как вождь, и точь-в-точь как у давнего, давно истлевшего в земле вождя на киноплёнке, пар не шёл из его рта.

Здесь, внутри уцелевших подвалов Сухаревой башни, Деды Морозы установили гигантский охладитель. Сложная система форвакуумных насосов создавала область низких температур, в которой производилось сжиженное время.

Именно тут Липунов увидел до боли знакомый рекуператор. Но на его воображаемой схеме он состоял из кривых линий – а здесь тускло отливал металлом.

И вот холоднокровные собрались здесь, с тем чтобы ускорить действие Второго закона термодинамики и привести мир к тепловой смерти. То есть время ускорится и температура стремительно выровняется, да.

Липунов с хрустом перемалывал в уме причины и следствия, он был похож на допотопный арифмометр из тех, на которых его мать вместе с сотнями других вычислителей считала траектории баллистических ракет. Он даже чуть вспотел, чего с ним никогда не бывало.

Он переводил взгляд с серого бока рекуператора на ячеистую сферу, покрытую, как видно, микросоплами.

Итак, если Жидкое Время распылить, догадался Липунов, все процессы в окрестностях этой точки ускорятся, а равномерное разбрызгивание жидкого времени исключит Больцмановы флуктуации.

Мир охладится до тех температур, которые Международный институт холода ещё тридцать лет назад рекомендовал называть низкими.

Кажется, он сказал это вслух. Потому что стоящие рядом несколько Дедов Морозов обернулись.

Липунов подождал и с тоски высунул из носка горлышко бутылки с коньяком. Два стоящих рядом Деда Мороза шикнули на него – в том смысле, что только мерзавцы и негодяи в такой момент могут пить охладитель.

Липунов спрятал флягу и кашлянул в кулак.

На него обернулись ещё более подозрительно.

Но пристальнее всех на него смотрела давешняя Снегурочка. Она вдруг увидела крохотное облачко пара, вылетевшее у Липунова изо рта.

– Он тёплый… – выдохнула снежный воздух Снегурочка.

– Он тёплый! – ухнули два Деда Мороза рядом.

– Он тёплый! Он тёплый! – с ужасом забормотали остальные.

Толпа отшатнулась, но некоторые Деды Морозы сделали шаг к Липунову. У них были стёртые лица цареубийц. Сейчас от него останется посох да шапка под ёлкой. Пустят его в распыл и расхолод, и мумия его будет жить внутри криогенной машины, вырабатывающей Жидкое Время.