Вуаль тысячи слез - ван Ластбадер Эрик - Страница 13

Правда, не сегодня. Сегодня он будет просто стоять в стороне и смотреть, чувствуя постоянное напряжение ионов в нейронной сети, которые принимали новую информацию, классифицировали мельчайшие детали и переправляли дальше непрерывно поступающий поток. Только не в основной слой рецепторных кристаллов, а в отдельный пульсирующий кристалл сине-белого цвета, надежно укрытый в секретном отделении лаборатории гэргона от всех, даже от якобы всевидящего ока Товарищества. Нит Батокссс ненавидел процесс приема информации, он превращал его в посыльного, оператора по обработке данных, библиотекаря. Это было унизительно и мерзко, но он выполнял это бесконечное задание безупречно, без единого слова протеста. Протестовать при таких обстоятельствах бесполезно.

«Я в ужасном, отвратительном настроении! — думал он. — А почему?»

Батокссс знал почему. Ответ на этот вопрос он знал так же точно, как и то, что проклятое кундалианское солнце с пурпурным пятном взойдет ровно через три часа двадцать три минуты семнадцать целых и девятьсот семьдесят три тысячных секунды. Батоксссу не хватало достойного соперника. Битву со своим давним противником Нитом Сахором он выиграл, сумев нанести тому рану, от которой Сахор скончался. Без Нита Сахора мир казался пустым, а каждый наступающий день — серым и бесполезным. Без противостояния Батоксссу было скучно и даже грустно. Представляете? Он почти что оплакивал своего злейшего врага!.. В другое время гэргон, наверное, посмеялся бы над абсурдностью этой идеи.

Он презирал Нита Сахора и все его убеждения. Сахор заслужил такую судьбу. Нит Сахор слишком увлекался кундалианскими легендами, кундалианской историей и магией. Он не мог отличить зерна от плевел, дешевых фокусов — от реальной действительности, не видел границы между фактом и выдумкой. И самое страшное, что Нит Сахор стремился изменить устои и традиции Товарищества. Он стал подвергать сомнению основные заповеди, которые все гэргоны считают верными и единственно правильными с того момента, как мыслительные программы инсталлируются в их мозг. Заповеди, на основе которых и была создана кристальная база данных. Заповеди, ставшие источником всех знаний и достижений в'орннов еще до того, как была разрушена их собственная планета. Нит Сахор считал заповеди подозрительными; он утверждал, что ядовитые испарения страшного пожара в древности помешали пересылке информации, и то, что осталось от заповедей, — либо недостоверная, либо не полная версия. Сахор осмеливался поносить даже Товарищество и саму расу в'орннов. Он был очень опасным предателем, ибо пытался свергнуть власть гэргонов. Под конец, ведомый собственными иллюзиями, он вступил в сговор с врагами — сначала с бывшим регентом Элевсином Ашерой, а затем с колдуньей Джийан и ее любовником, предателем Реккком Хачиларом.

От воспоминаний о Ните Сахоре и его вероломном предательстве кровь Нита Батокссса закипела. А потом гэргон снова почувствовал ужасную пустоту, ибо его собственная сила наиболее ярко проявлялась на фоне почти равного ему по силе противника. Теперь же врага нет, и его останки, если есть на свете справедливость, должно быть, отправились в ледяную Н'Луууру.

Зеленоватая луна робко светила в окна палаты предков, а кипящая энергия собравшихся согревала не хуже фотонного реактора. Ниту Батоксссу воздух казался спертым от огромной очереди плакальщиков, нескончаемой змеей вползавшей в палату с одной стороны и выползавшей с другой. Вот бы вернуться в лабораторию и заняться экспериментами!.. Прищурившись, Батокссс наблюдал за толпой — как они едят, пьют, негромко переговариваются, тяжело дышат, будто огромное стадо глупой скотины. Как он всех их ненавидел! О чем они думают? Незначительные события их ничтожной жизни, повседневная суета, от которой все гэргоны, за исключением Нита Сахора, давно отказались. Гэргоны не боялись посмотреть в лицо вечности, а после этого все выглядит уже иначе. Необыкновенное по остроте и глубине, почти не поддающееся контролю ощущение — держать частицу Космоса в нейронной сети собственной руки, покрытой защитной оболочкой. Что это значит — управлять кусочком Космоса, разгадывать его тайны, затаив дыхание, следить за микроскопическими орбитами энергии, из которой состоит сама жизнь!

Однако из-за этих экспериментов Батокссс стал презирать все касты. Ну или почти все. Даже в этой толпе был некто, еще интересовавший гэргона. Взгляд Батокссса упал на Кургана — властолюбивого, гордого, опасного, такого, каким с раннего детства учил его быть он сам — гэргон, в ту пору именовавшийся Старым В'орнном. Рубиновые зрачки загорелись — Курган Стогггул был загадкой, достойной исключительного интеллекта Нита Батокссса и его научного любопытства. С момента рождения Кургану была предрешена особая судьба, но насколько особая — никто из в'орннов и представить себе не мог. Нит Батокссс приложил все силы, чтобы Курган вырос особенным, не похожим на других.

Гэргон подошел к регенту, и они тут же остались одни. Вокруг выросла стена молчания. И в'орнны, и кундалиане отводили глаза. Их страх казался чем-то материальным, однако даже он не мог развеять раздражения, которое окутывало Батокссса, словно вуаль — плакальщика.

— Время пришло, — спокойно и мрачно проговорил гэргон. — Пора начать Перевоплощение.

Курган подошел к байену. Нит Батокссс смотрел, как правитель повернул ручку. Сердца мертвого регента начали пульсировать, будто возвращаясь к жизни, а потом принялись медленно таять, растворяясь в сине-черной жидкости, стекающей в Чашу души.

Тишина, подобно фотонной волне, накрыла собравшихся. Нит Батокссс слышал их тихое, как у испуганных животных, дыхание. Глаза были прикованы к Кургану, который поднял хрустальную чашу, и все увидели растворившиеся сердца. Посмотрев вокруг, регент прочитал молитву за Перевоплощение, которая кончалась знакомой всем фразой: «Жизнь — это смерть, а смерть — это жизнь».

Курган залпом осушил чашу.

— Что же нам теперь делать без Джийан? — проговорила Элеана.

Реккк Хачилар, Элеана и шестиногая раппа Тигпен стояли рядом в свете трех лун.

— Спасать ее! — с железной логикой воина ответил Реккк.

— Это будет не так просто, — предупредила Тигпен.

Риана рассказала им о том, откуда взялись хризалиды Джийан.

— Но ведь Джийан — могущественная волшебница, — возразила Элеана. — Как она позволила захватить себя?

— Маласокка — очень опасное заклинание.

По названию заклинания Риана догадалось, что оно принадлежит языку Венча — прародителю старорамаханского языка. На нем еще говорили друуги — кочевые племена, населявшие бескрайние просторы Большого Воорга и считавшиеся потомками первых рамахан.

Усы Тигпен дрожали от возбуждения.

— Ручаюсь, ничего подобного на Кундале не видели уже много столетий. Хотя известно заклинание с незапамятных времен. Только смерть гостевого тела может нейтрализовать его. — Тигпен заглядывала в глаза друзей. — Возможно, нам следует смириться с тем, что мы потеряли нашу госпожу.

— Должен быть какой-то выход.

— Отправимся за ней следом, — твердо сказал Реккк. — Уверен, что мы вместе сможем…

— Как раз это у нас и не получится! — возразила Тигпен, прижав треугольные уши к голове, покрытой рыжеватой шерстью, и встала на крепкие задние лапы. — При первой же попытке она точно перебьет нас всех. Даже если кто-то и останется в живых, что тогда? Кто сможет ее убить?

— Что же ты предлагаешь? — Элеана уперлась руками в бока. — Я, например, не собираюсь просто сидеть и смотреть, как какой-то демон из Бездны уничтожает дух госпожи Джийан!

Усы Тигпен бешено задергались.

— Твоя преданность госпоже Джийан воистину трогательна, дорогая моя. Только дело не в том, что ты чувствуешь, а в том, насколько хватит этой преданности. — Она постучала длинными когтями. — Не забывая ни на минуту о положении госпожи. Джийан, я не могу позволить вам подвернуть себя огромной опасности, которую представляет Маласокка. Ведь появление заклинания возвещает об ужасном возвращении демонов в наш мир.