Бремя Крузенштерна (СИ) - Баздырева Ирина Владимировна - Страница 8

-- Так, - Светлана быстренько перелистала паспорт дальше, туда где стоял штамп о прописке. Но как пристально не изучала она неясно пропечатанный штамп и блеклые чернила, которыми в него был вписан адрес, так толком ничего не разобрала.

-- Ладно, - с некоторым разочарованием, отступилась она. - Теперь узнаем как тебя зовут, - и раскрыла паспорт на первой странице.

-- Генадий Ари-ста-рхо-вич Кру-зен-ште-рн, - по слогам прочитала Светлана и девушки переглянулись. - Это, что шутка? - оскорбилась она. - Может паспорт поддедльный? Надо посмотреть странички на свет: если там есть водяные знаки...

-- Света... - одернула, увлекшуюся подругу, Лена.

-- Ну, Крузенштерн, так Крузенштерн, - поладисто вздохнула та. - Может он его потомок. Правда?

Лена задумчиво кивнула. Во всей этой истории с паспортом ей виделась какая-то странность. В чем она была Лена объяснить не могла, и это не давало ей покоя. Лене, почему-то, эту странность необходимо было объяснить, но мешала пульсирующая точка боли, сидевшая в голове, вечным напоминанием о том страдании, которое может обрушиться на нее в любой момент.

Света что-то говорила, а Лена подняв взгляд на Крузенштерна, вдруг встретилась с пристальным взглядом его прозрачно голубых раскосых глаз. Смутившись, она тот час хотела отвернуться, но не смогла: какая-то сила сковала ее, не давая ни опустить глаз, ни даже моргнуть. Крузенштерн резко поднялся и решительно двинулся к ней, продолжая держать ее взгляд своим взглядом, не давая ни отвернуться, ни пошевелиться. От расширившихся зрачков его глаза стали темными, а боль в голове Лены судорожно забилась, разрослась и разорвала ее на части.

-- Лен.. Ну Ленка... Ну же... - слышался над ней испуганно дрожащий голос.

По лицу лилась вода, стекая по подбородку, щекам, шее, попадая за воротник блузки. Вздохнув, Лена открыла глаза. Она лежала на полу. Над ней склонилась Светлана, держа ее голову у себя на коленеях. Над ними, со стаканом в руках, нависала Юлия Петровна.

-- Как же ты меня напугала, - не на шутку перепуганная Светлана, помогла подруге подняться и сесть.

-- Да что с тобой такое творится, девочка? - волновалась Юлия Петровна, с беспокойством оглядывая Лену. - За утро ты уже второй раз падаешь в обморок. Тебе нужно, не мешкая, показаться врачу. Пусть назначит обследование. С такми вещами не шутят.

-- Это все белобрысый виноват. Если так пялиться кто хочешь в обморок брякнеться, - пожаловалась Светлана.

-- Ну конечно! У тебя во всех болячках мужики виноваты, - иронично хмыкнула Юлия Петровна и, обняв Лену, прижала ее голову к своей мягкой необъятной груди. - Бедная девочка. Думаю, будет лучше если мы вызовем "скорую". Вдруг это отравление. Что ты сегодня ела?

-- Не надо "скорую" Юлия Петровна! - дернулась из ее теплых объятий Лена. - Я пойду домой и полежу... Это давление. У меня уже с утра жутко болела голова.

"Ой, нет! Домой нельзя" - спохватилась Лена и быстренько зажмурилась в ожидании новой вспышки боли, но вместо этого вдруг обнаружила, что не было даже намека на боль, засевшая точка боли, не дававшая забыть о ней, исчезла. Голова была ясной и легкой и боль не возвращалась, каким бы крамольным мыслям не предавалась Лена.

-- Посиди немного, сразу не вставай и, никуда не уходи. Тем более в свой подвал, - строго велела ей Юлия Петровна. - А я с твоей загвоздкой еще повожусь. Хорошо?

Лена кивнула.

-- Ты точно чувствуешь себя нормально? - спроисла Светлана, и когда Лена утвердительно кивнула, заметно успокоилась. - Я тогда на свое место пойду.

Светлана ушла. Ей нельзя было оставлять абонемент без присмотра. Некоторое время Лена просто наслаждалась свободой от боли, рассматривая то на чем останавливался ее бесцельно блуждающий взгляд, пока не упал на выставочный стенд с литературой, посвященный русскому путешественнику и мореплавателю Крузенштерну. Лена резко выпрямилась. Что это? Совпадение? Но тут подошли старшеклассницы -- сдать энциклопедию и пока Лена вычеркивала из формуляров их росписи, они придирчиво разглядывали ее. С абонемента донеслись голоса: недовольный -- Светланы, и старушичий сварливый - пенсионерки.

Рассеяно прислушиваясь к их прериканиям, Лена с тревогой думала, что стала жертвой чьих-то непонятных манипуляций. Неважно как, но ей всадили в голову что-то вроде болевого стимулятора, чтобы она думала и поступала так, как нужно тому типу, что вломился вчера к ней домой. И вот теперь еще один странный тип влез в ее голову, уже для того, чтобы погасить контролирующий ее болевой очажок, и от этого она напоминала самой себе собаку Павлова.

-- Свет!

-- Что? - сразу же заглянула в читальнй зал Светлана.

-- А этот потомок Крузенштерна паспорт взял?

-- Понятия не имею, - пожала та плечами. - Во всяком случае, ему я его не отдавала. Когда ты хлопнулась на пол, мне уже все по фину было.

-- На стойке его нет. Значит, либо Юлия Петровна отдала ему паспорт, либо он сам его забрал.

Светлана задумалась.

-- Юлия Петровна отдать точно не могла -- она сразу же бросилась к тебе. Я тоже была занята тобой. Ты же нас до смерти напугала...

-- Девушка, сколько можно ждать!- донесся с абонемента визгливый голорс и Света, скорчив, недовольную гримасу, исчезла.

Вскоре, появилась запыхавшаяся Юлия Петровна.

-- Не знаю что и сказать про эту твою закавыку, - отдышавшись покачала она головой. - Начала я, аж с вавилонской и шумерской клинописи. Шучу. Но ни к какому, известному мне шрифту, я твои закорюки, причислить не могу. Уже не шучу. Может это какой-то шифровальный код?

-- Как это? Вся книга, что ли зашифрована?

-- Бывает и не такое, - не очень уверенно заметила Юлия Петровна. - Но ты расстраиваться погоди. Я ведь не первая и не последняя инстанция в этом вопросе, и эти записи можно показать Льву Кирилловичу. Помнишь такого? Он еще приходил к нам в таком берете и с платочком на шее?

-- Француз, что ли?

-- Он самый. Когда-то он преподвал лингвистику в нашем институте. Сейчас давно на пенсии.

-- Но...

-- Ничего тут неудобного нет, - упредила сомнения Лены Юлия Петровна. - Уверена, ему будет приятно, что кто-то вспомнил о нем и что кому-то понадобилась его консультация. Где-то у меня записан его телефон, - выдвинула она ящик с формулярами неперерегистрированных читателей за прошедших три года. - Я, если хочешь, договорюсь с ним о вашей встрече.

И Юлия Петровна основательно села за телефон, сразу дозвонилась до Льва Кирилловича, и завела с ним светский разговор ни о чем. После продолжительных взаимных приветствий, последовали ахи и охи по поводу собственного здоровья, потом здоровья детей и внуков, цен на продукты, после чего досталось политикам и местному проавительству, а уж потом ДЕЗам и ЖЭКам и плавно перешли к положению дел в стране и в мире.

Юлия Петровна важно кивала головой, сочувственно охала: "Ну надо же", и когда разговор подошел к своему логическому завершению, изложила свою просьбу, молча выслушала ответ и передала трубку Лене. Лев Кириллович предложил ей, хоть сейчас, приехать с образцами таинственного письма, подробно объяснив как к нему добраться. Лена попросила Юлию Петровну отпросить ее у Ангелины Ивановны и покинла библиотеку.

Дом Льва Кирилловича оказался добротной сталинской пятиэтажкой с тенистой двором, обсаженным старыми липами и переросшими крышу высокими, раскидистыми тополями.

Прежде чем идти в гости, Лена зашла в кондитерскую, поэтому у подъезда, указанном в записке с адресом, стояла с небольшой коробкой "Праги". Нажав на кнопку домофона, она назвалась. Хозяин квартиры не заставил ее ждать -- замок подъездной двери тут же щелкнул, пропуская гостью в дом где ее ждали с нетерпением и любопытством.

Лев Кириллович оказался из той породы исчезающих интеллегентов, которые еще не позволяли себе сидеть в присутствии женщин, называя их дамами и барышнями; галантно целовали ручку, не вызывая при этом улыбок, так как это выходило у них естественно, само собой разумеющимся. В этом семидесятилетнем мужчине не было и намека на старческую расслабленность и дряхлость. Одет он был по-домашнему: в стеганный атласный халат поверх футболки и спортивных штанов, подпоясанный перекрученным поясом с кистями на концах. Для полного сходства с Тургеневским Кирсановым не хватало лишь фески, а она бы Льву Кирилловичу, очень даже, пошла.