Жертвы - Хатсон Шон - Страница 41

• Предыдущая
• 41/58
• Следующая

Никого.

Дверь в его спальню была приоткрыта.

Миллер остановился у порога, покрепче зажав вазу в руке.

Открыл дверь и вошел в комнату.

Никого.

Он судорожно сглотнул и снова вышел на лестничную площадку.

Снизу послышался шум. Миллер резко обернулся и, подойдя к перилам, пристально оглядел прихожую.

Он напряженно вслушивался, стараясь определить, откуда донесся звук, но все опять было тихо. Он направился к лестнице, чувствуя, как в груди у него бешено бьется сердце.

Дойдя до нижней ступени, Миллер снова услышал тот же шум.

Он донесся справа от него. Из кухни.

Там было большое окно и, возможно, пришелец пытался выбраться и удрать, пока Миллер его не обнаружил. Миллер лихорадочно перебрал возможные варианты действий. Дать ему уйти? А может, вызвать полицию? Или самому разобраться с пришельцем?

И все же было что-то странное во всем этом. Если в дом забрался грабитель, то почему ничего не пропало? Насколько Миллер мог судить, все вещи стояли на своих местах.

В снова воцарившейся тишине он направился к кухне.

Теперь он стоял в шаге от двери. Он протянул руку к ручке двери, еще крепче зажав в другой руке вазу.

И чуть не вскрикнул, когда ручка в его руке неожиданно повернулась.

Дверь открылась, и Миллер, не удержав равновесия, растянулся на полу, выронив вазу, которая разбилась вдребезги.

Поднимаясь на ноги, он услышал тихий гортанный смех и, повернув голову, увидел перед собой пришельца.

— Черт возьми, — пробормотал Миллер, пораженный тем, что увидел.

Пришелец улыбнулся и сказал:

— А я тебя поджидаю.

— Какого черта тебе нужно? — рявкнул сердито Миллер.

Джон Райкер привалился спиной к одному из кухонных шкафов и стоял, скрестив руки на своей широкой груди. Улыбка сошла с его лица, и он бесстрастно смотрел на Миллера. Райкеру было чуть за сорок, высокий, мощного телосложения, с черными как смоль волосами, не тронутыми даже проседью. Казалось, будто кто-то аккуратно выкрасил черным варом каждую прядь его волос. Лоб у него был низкий и весь изрезан морщинами, а глаза под ним казались всего лишь небольшими отверстиями, проколотыми на лице. Губы тонкие, почти бескровные, и их узкая полоска создавала впечатление неглубокой раны на лице. Когда он говорил, голос его звучал тихо, но зловеще, и в каждом слове слышалась затаенная агрессия. Миллеру казалось, что он разговаривает с пороховой бочкой. Запал был зажжен, но было неясно, произойдет ли взрыв.

— Не очень-то ты приветлив, Фрэнк, — сказал Райкер. — А ведь я тебя и в больнице навещал. Как ты себя чувствуешь?

— С каких это пор тебя стало интересовать мое здоровье? — отрубил Миллер, проходя мимо незваного гостя к раковине. Он отвернул кран с холодной водой и, наполнив мерный пластиковый сосуд, опорожнил его двумя огромными глотками.

— Так и не бросил пить, а? — спросил Райкер. — Между прочим, я по прибытии пропустил бокальчик. — Он довольно причмокнул языком. — А у тебя в штофике доброе старое виски.

— Послушай, Райкер, я же тебя предупреждал, чтобы ты никогда сюда не приходил. Ведь у нас был уговор с самого начала, — сердито сказал Миллер.

— Нам надо кое-что обсудить. Ты мне задолжал деньги.

— За последнюю работу тебе было заплачено.

Райкер покачал головой.

— Н-да, но не сполна, — в его голосе послышались мрачные нотки, и он подступил на шаг к Миллеру. — Ты знаешь, что меня чуть не поймали в прошлый раз. Мне кажется, какая-то сволочь меня видела. Я не собираюсь выполнять эти «пустячки» для тебя за тот мизер, что ты мне платишь, понял? Если меня застукают, они не будут церемониться. Тем более с моим прошлым.

Райкер всю свою жизнь почти не вылезал из тюрьмы. Два года заключения за разбой, за которым в скором времени последовало новое заключение за нанесение тяжких телесных повреждений. Затем, с возрастом, он перешел к более серьезным вещам. Его участие в ограблении почтового отделения в Ламбете стоило ему шести лет пребывания в большой лондонской тюрьме. Не прошло и двух месяцев после того, как он был выпущен на свободу, — и новое заключение за разбой при отягчающих обстоятельствах. Это произошло после того, как его выставили из пивного бара за приставание к посетителям: на следующий вечер он явился, чтобы излить свою ярость на хозяина заведения с помощью бейсбольной биты.

Как раз во время той полуторагодовой отсидки он и познакомился с Миллером. Специалист по киноэффектам работал тогда в полиции, и его вызвали в уормвудскую тюрьму, чтобы сделать фотоснимки заключенного, сидевшего за приставание к ребенку. Так вот, трое его сокамерников каким-то образом зажали этого человека в углу душевой комнаты и сначала подвесили его на леске, а затем отрезали ему член лезвием бритвы. От потери крови он скончался.

Именно Райкер и раздобыл лезвие.

Миллер хорошо знал, на что способен этот верзила Райкер, и поэтому судорожно сглотнул, когда тот придвинулся к нему.

— Наверное, тебе следовало бы на время затихариться, — сказал Миллер. — Или быть поосторожнее.

— Я же не мог предположить, что меня заметят, — злобно ответил Райкер. — Во всяком случае, тебе-то что за дело? Ты опасаешься только одного — чтобы я и тебя с собой не прихватил. То-то для обвинения наступит счастливый день, когда на скамье подсудимых окажется «знаменитость». Так что и в твоих интересах защитить наш маленький бизнес, и ты можешь это сделать, отстегнув мне еще денег.

— Сейчас я не могу тебе заплатить, у меня нет денег. Столько, сколько ты просишь, — уточнил Миллер.

— Да ты еще не знаешь моих нынешних ставок, — усмехнулся Райкер, но усмешка слетела с его губ так же быстро, как и появилась. — Теперь за работу я буду брать пять тысяч.

— А почему не больше? — с вызовом спросил Миллер.

Райкер в два больших прыжка пересек кухню и одной рукой схватил Миллера за ворот.

— Ты со мной не шути, Миллер. Пять штук за следующую работу.

— А если «следующей работы» не будет? — парировал Миллер, силясь оттолкнуть Райкера, и его беспокойство сменилось яростью.

— Все равно ты должен мне еще за предыдущую. Говорю тебе, что я еще легко отделался. Ладно, пусть будет две тысячи и — по рукам.

— Ты можешь требовать две тысячи, но ты их не получишь, — уведомил его Миллер.

Райкер отпустил ворот Миллера и отошел в сторону.

— Две тысячи, — повторил он. — На следующей неделе.

Миллер не ответил. Их взгляды встретились, и они несколько минут мрачно смотрели друг на друга. Затем Райкер повернулся и направился к выходу.

— Я дам о себе знать, Фрэнк, — сказал он, улыбаясь. — Я тебе еще потребуюсь.

С этими словами он вышел.

Миллер сделал глубокий выдох, чувствуя, что слегка дрожит.

— Сволочь, — пробормотал он тихо, распираемый от злости, правда, частично эта злость была на свою собственную глупость. Ведь это он связался с Райкером, это он обещал платить ему за услуги. Миллер, сжав кулак, ударил им по столу, понимая, что Райкер прав.

Если полиция возьмет Райкера, тогда их обоих с Миллером посадят.

Надо что-то делать.

В тот день во время работы он сделал пять фотоснимков Сюзан Льюис, поменяв «Поляроид» на «Никон». Теперь, когда стрелки часов показывали девять тридцать шесть вечера, Миллер стоял в темноте своего кабинета и смотрел на то, как медленно проступают изображения на ацетате. Он поболтал пленку в проявителе, чувствуя, как в ноздри ему бьет острый запах реактивов.

Держа в одной руке бутылку хейг-виски, из которой он время от времени отпивал глоток, он опустил снимки в ванночку с фиксажем. Потом промыл их в воде.

Закрыв правый глаз, Миллер стал внимательно рассматривать снимки один за другим.

Аура была на каждом из них.

Только еще более яркой, почти слепящей. Свечение распространялось на два-три сантиметра вокруг ее лица.

Миллер вымыл руки под краном, включил свет и уставился на снимки. Он не обмолвился с Сюзан ни словом ни об ауре, ни о своем ночном бдении во дворе ее дома. Он только спросил, с кем она живет, и получил ответ, что проживает она в одной квартире со своим парнем — безработным актером. Она была приятно удивлена, что он проявляет интерес к ее личной жизни, но несколько озадачена его настойчивыми вопросами о ее отношениях с этим парнем. Часто ли они ссорятся? Сильно ли он переживает, что она работает, а он нет? Выходит ли он из равновесия от злости? Миллер и сам в конце концов прекратил расспросы, опасаясь, что Сюзан что-нибудь заподозрит, если он будет слишком назойливым.

• Предыдущая
• 41/58
• Следующая