Жертвы - Хатсон Шон - Страница 19

• Предыдущая
• 19/58
• Следующая

— С того дня, как умерла Ева, — сказала мама однажды, — ты — единственное, что у нас осталось. Она была бы против твоего отъезда.

Упоминание имени ее покойной сестры глубоко ранило Терри, и не потому только, что это была самая низкая и коварная уловка, к которой могла прибегнуть мама.

Ева была на год старше Терри, и упоминание о ней затронуло больную струну в ее душе. Сестра умерла от менингита, когда ей было двенадцать лет, и Терри на всю жизнь запомнила, как ее, одетую в лучшее платье, заставили по много часов подряд простаивать у гроба покойной сестры, выставленного на обозрение в гостиной их дома. Сперва она горько плакала, но, когда ритуал этот стал повторяться изо дня в день целую неделю, к концу ее Терри уже смотрела на покойницу скорее с чувством недоумения, нежели печали. Мама сделала несколько снимков лежащей в гробу покойной дочери. Эти снимки тоже были помещены в альбом.

Со смертью Евы родители обрушили всю свою любовь на Терри, которая все больше задыхалась под бременем этой любви. Даже теперь она не могла понять, как ей достало смелости покинуть отчий дом.

Но, вопреки отчаянной попытке мамы испробовать последнее средство воздействия, это лишь упрочило решимость Терри покинуть дом. Отец тоже было попытался разжалобить ее: обняв дочь за талию, он умолял ее подумать, что будет с матерью после ее отъезда. Но даже такое испытание ее приверженности семейному очагу не поколебало намерения Терри. По правде сказать, она должна была возненавидеть родителей за то, что они не пришли на вокзал проводить ее. Впрочем, их даже не было в стране в это время. В те дни, когда она готовилась к отъезду, они, слава Богу, решили взять недельный отпуск.

Терри иногда звонила им, когда считала это необходимым, чтобы сообщить, что она жива-здорова, работает, что она еще не изнасилована группой психопатов и что нет, домой она возвращаться не собирается. Исчадие зла и преступности обращается с ней пока хорошо. Ей казалось несущественным упоминать о тех трех-четырех скоротечных связях, которые у нее были. Зачем беспокоить родителей, если для нее самой они мало что значили? Вместе с подругой они снимали квартиру в Блумзбери, но та месяц назад переехала к своему парню, предоставив Терри одной расплачиваться по многочисленным счетам за квартиру. Она выкрутилась, благо работа телевизионного репортера хорошо оплачивалась, а с тех пор, как пошли ее сообщения об убийствах, она даже получила повышение по службе.

Четыре года назад ее взяли на «Независимый канал» телевидения секретаршей, потом она дослужилась до должности референта и, наконец, ей представилась возможность встать перед камерами. Ее появление на телеэкране не прошло без внимания со стороны власть предержащих: Терри не только с блеском делала свое дело, но оказалась весьма привлекательной. Новости кажутся более приятными, когда их сообщают симпатичные девушки. Даже если им приходится рассказывать о жутких подробностях каких-то диких, изощренных убийств, случившихся впервые за многие годы.

Терри подъехала к стоянке позади телецентра, нашла свободное место и припарковала свой «мини-клабмен». Подхватив с заднего сиденья сумочку, вышла, заперла дверцу машины и зашагала через всю стоянку к стеклянной двери входа.

Человек не двинулся с места.

Лишь проводил ее взглядом.

В лифте Терри нажала кнопку шестого этажа, приветливо улыбнувшись двум полным уборщицам, которые, восхищенно поглядывая на нее, расплывались в бессмысленной улыбке. В ведре у уборщицы была хлорка, Терри так и подмывало зажать нос — едкий запах был невыносим. Женщины все улыбались ей, пока она не вышла на своем этаже. Выходя из лифта, она услышала за спиной взволнованное бормотание:

— Это — она, ну та, что делает репортажи об этих убийствах.

— Я тоже ее узнала. Терри... не помню фамилии.

Когда двери лифта захлопнулись, голоса пропали. Терри пошла по длинному коридору, постукивая высокими каблуками по свеженатертому полу. По стенам были развешаны фотографии сотрудников телеканала: дикторов, комментаторов, технического персонала. Шестой этаж был полностью отдан отделу новостей, а под ним размещались нервные центры развлекательных, публицистических и театральных программ. Здание было огромным, но, проработав здесь четыре года, Терри знала его как свои пять пальцев.

Она свернула за угол, обменявшись на ходу приветствиями со знакомым оператором, и подошла к двери с табличкой «Редактор отдела новостей». Открыв ее, Терри вошла.

Ее встретил стук пишущей машинки.

Паула Крейн подняла голову и улыбнулась репортеру.

— Привет, Терри, — сказала секретарша на своем раскатистом кокни[3]. — Боб у себя в кабинете, — кивнула она на дверь за ее спиной. — Тебе принести туда чашечку кофе?

— Да, спасибо, Паула, — поблагодарила Терри. — Он сегодня в хорошем настроении?

Зазвонил телефон, и Паула жестом призвала Терри соблюдать тишину.

— Погоди, — сказала она и сняла трубку.

— Доброе утро. Кабинет Боба Джонсона. — Дикция Паулы стала вдруг безукоризненной, а акцент напрочь лишился своей ист-эндской окраски. — Нет, к сожалению, мистер Джонсон сейчас занят. Можно я передам ему, чтобы он вам перезвонил? Спасибо. — Паула повесила трубку. — Взбесились прямо, телефон звонит все утро, — сказала она, переходя на свои привычные интонации.

Терри рассмеялась и вошла в кабинет шефа.

Боб Джонсон сидел за компьютером, сосредоточенно перебирая клавиши, но, заметив Терри, оторвался от работы.

— Каково? — воскликнул он, размахивая распечаткой. — Последние котировки. С тех пор, как начались эти убийства, у нашей программы прибавилось пятьдесят тысяч зрителей. Вот, полюбуйтесь, — протянул он ей распечатку, — примерно 8 тысяч на каждого убитого. — Джонсон горько усмехнулся. — Если так пойдет и дальше, мы станем популярнее, чем «Новости в десять часов».

— Грандиозно, — произнесла Терри без всякого энтузиазма. — Правда, если все то, что я услышала в Новом Скотленд-Ярде, соответствует действительности, вам придется подыскивать новую сенсацию, Боб. Они утверждают, что арестовали убийцу.

Джонсон обвел взглядом кабинет, лоб его прорезали глубокие складки.

— Нет, это невозможно, — сказал он спокойно, приглаживая ладонью свои черные волосы. — Было же официально заявлено, что у них нет улик.

— Я тоже так думала, — отозвалась Терри.

Вошла Паула с двумя чашками кофе. Поставив их на стол, она мельком взглянула на редактора и торопливо вышла. Он еще некоторое время смотрел на распечатку, затем бросил ее на стол.

— Расскажите мне поподробнее, — попросил Джонсон, усаживаясь в кресло.

Терри начала описывать то, что произошло на пресс-конференции менее часа назад. Джонсон внимательно слушал, хотя Терри все больше убеждалась, что занимает его вовсе не ее рассказ. Время от времени их взгляды встречались, но он тут же отводил глаза, похотливо разглядывая ее фигуру.

Он изучал тонкие черты ее лица, гибкую линию шеи в обрамлении густых каштановых волос, взгляд его скользил по ее высокой груди, бесцеремонно задерживался на просвечивающемся сквозь блузку лифчике. Терри сидела, положив ногу на ногу, и Джонсон с вожделением глазел на ее прикрытые хлопчатобумажной юбкой бедра, размышляя о том, как, должно быть, нежна кожа под этой тканью.

Она отпивала из чашечки кофе, все время ощущая на себе его взгляд и испытывая некоторую неловкость от столь неприкрытого признания ее физических достоинств.

Боб Джонсон был крепко сложен, многие, глядя на него, полагали, что прежде он усердно занимался боксом. Лицо квадратное, приплюснутый нос на фоне рябоватой кожи, глубоко посаженные глаза. По правой щеке от уха тянулся шрам до самого подбородка. Рубашка его была расстегнута у шеи, как бы давая простор ходящему ходуном кадыку. Ладони широкие, толстые, хоть и с длинными пальцами. Под рукавами рубашки угадывались хорошо развитые бицепсы, да и сами руки, покрытые от кисти до локтя черными волосами, выдавали в нем силу. Он был, по мнению Терри, лет на пять-шесть старше нее, но, по-видимому, точного возраста Джонсона никто не знал. Уже почти десять лет он являлся редактором и режиссером программы «Последние новости». И за это время сумел превратить ее в одну из самых популярных независимых информационных программ, выходящих в эфир. В редакции к нему относились со смешанным чувством уважения и страха, и Джонсон всячески старался поддерживать в подчиненных оба эти чувства. За время своего правления он, насколько Терри было известно, уволил по крайней мере с десяток работников, а однажды, когда какой-то кинооператор стал слишком сильно выражать свой протест, Джонсон уложил его на месте ударом левой.

• Предыдущая
• 19/58
• Следующая