Похищение палача - Харэль Исер - Страница 5
- Предыдущая
- 5/55
- Следующая
Рука с письмом повисла в воздухе: Герман не реагировал. Гофштетер не понимал, что происходит. Но внезапно Герман громко позвал:
– Войди, моя дорогая, войди.
В комнате появилась женщина средних лет.
– Да, Лотар?
– Господин Хуперт, это моя жена. Познакомься с господином Хупертом. Он привез письмо от генерального прокурора земли Гессен. Возьми его и прочти громко.
«Э, да он слепой и не видит моей руки!» – подумал Гофштетер. – Вот почему ходит так странно, да и мебель расставлена не так, как принято».
– Прошу вас, вот письмо, – сказал он.
– Я прочту его с вашего разрешения. «Предъявитель этого письма побеседует с вами о деле, касающемся нашей переписки. С уважением, доктор Бауэр».
Письмо явно успокоило хозяина дома.
– Подпись несомненно принадлежит доктору Бауэру, – сказала женщина.
Лед растаял.
– Дай нам, пожалуйста, чего-нибудь выпить, – попросил Герман.
Жена вышла, а Лотар начал рассказывать:
– В молодости я был адвокатом, но пришел Гитлер, и все изменилось. Моих родителей убили нацисты, да и сам я побывал в концлагерях. В моих жилах течет еврейская кровь, но жена – немка, и нашу дочь воспитывает она. Только не подумайте, что я начал заниматься делом Эйхмана, чтобы послужить Германии. Я желаю только одного – воздать нацистам за муки и горе, которые они причинили мне и моей семье. Поэтому я не жду ни оплаты, ни вознаграждения за информацию.
– Но как вы напали на след Эйхмана?
– Благодаря счастливой случайности и умению анализировать.
– Можно подробнее?
– Пожалуйста. Как я уже сказал у нас есть дочь. Вы ее увидите, она вот-вот придет. Девушка умная и образованная. Вы сможете разговаривать с нею по-английски.
– Она связана с делом?
– Да. Полтора года назад мы жили в Буэнос-Айресе, в Оливос. Там дочь познакомилась с парнем лет двадцати или чуть старше, звали его Николас Эйхман. Он стал ухаживать за ней и даже бывал у нас в доме. Он, конечно, не догадывался, что я не стопроцентный ариец. С тех пор, как мы живем в Аргентине, нас знают как немцев. Поэтому Николас говорил с нами без обиняков. Как-то речь зашла о судьбе евреев в Европе в годы войны. Парень сожалел, что нацистам не удалось закончить свою миссию. В другой раз он рассказал, что его отец был офицером в армии фюрера и исполнил свой долг. Моя жена однажды спросила Николаса, почему у него какой-то странный диалект? Обычно немцы говорят с явно выраженным либо прусским, либо баварским, либо иным акцентом, а у юноши все будто смешано. Николас ответил, что много бывал в Польше, поскольку его отец в войну часто менял место службы и семья перемещалась вместе с ним. Поэтому дети не успели усвоить какой-либо один диалект.
– Я слышал, что в деле, о котором мы говорим, сыграл свою роль суд над одним из военных преступников в Германии?
– О, да. Тот процесс и навел меня на след. Как-то моя жена, или, может быть, дочь, нашли в местной газете сообщение о суде во Франкфурте-на-Майне. На суде называли имя главного убийцы евреев – Адольфа Эйхмана. Тут-то меня и осенило: уж не сын ли того Адольфа наш Николас, которому так жаль, что фашисты не докончили свою миссию? Эйхман-отец, по словам сына, «исполнил свой долг перед Родиной». Я без колебаний обратился к генеральному прокурору во Франкфурте и поделился с ним своими подозрениями. Началась переписка. Господин прокурор передал мне кое-какие сведения об Эйхмане, главным образом штрихи к его портрету. Вскоре прокурора сменил другой человек – доктор Бауэр.
– Вы что-нибудь предприняли, чтобы убедиться в справедливости ваших подозрений? (Он не задал бестактный вопрос, который все время вертелся на языке: «Как может вести следствие слепой человек?»)
– По просьбе прокурора я дважды ездил в Буэнос-Айрес, чтобы найти место, где живет Эйхман, и встретиться с главой этой семьи. Оба раза со мной ездила моя дочь. Мы припомнили странную деталь. Хотя Николас и переписывался с моей дочерью, но не называл ей свой адрес. Поэтому она отправляла для него письма через общего знакомого. Мои подозрения усилились.
Тут в комнату вошла красивая девушка лет двадцати.
– Доброе утро, папа, – сказала девушка.
– Вот и моя дочь! – обрадовался Герман. – Хорошо, что ты пришла. Господин Хуперт интересуется семейством Эйхманов. Расскажи ему, как ты нашла их дом и кого там встретила. Можешь говорить по-английски.
Он повернулся к «Хуперту» и добавил:
– Через два месяца она поедет в США учиться в университете.
Девушка подтвердила Гофштетеру, что Николас так и не называет своего адреса.
– Когда мы приехали в Буэнос-Айрес, я пошла к подруге и с ее помощью нашла дом. Мы постучали. Нам открыла женщина. Я ее спросила по-немецки, здесь ли живут Эйхманы. Она ничего не ответила, к нам вышел мужчина средних лет в очках и встал рядом с женщиной. Я спросила его, дома ли Ник, помедлив, он сказал: «Нет, Ник работает сверхурочно». Я поинтересовалась, не он ли господин Эйхман? Мужчина как будто не заметил вопроса. Тогда я спросила еще раз, и он неохотно ответил: «Да».
– Вы уверены, что он колебался с ответом? Каким был его голос? Заметили что-нибудь особенное? – спросил Гофштетер.
– Он колебался, в этом я уверена. А голос был неприятный, резкий, похожий на тот, что описал генеральный прокурор Гессена.
– А может быть, вам просто показалось под влиянием того письма?
– Нет. Я уверена, что у него резкий голос. Первое впечатление меня никогда не обманывает.
Гофштетер продолжал расспрашивать девушку и выяснил, что у Эйхманов пятеро детей: трое родились в Германии и двое в Аргентине. Возраст троих старших совпадает с данными из досье. Она подробно описала и домик на улице Чакобуко, но в этом для Гофштетера не было ничего нового.
– Все это мы уже сообщили генеральному прокурору во Франкфурте, и я даже был вынужден просить его о возмещении расходов на поездки. Мое положение не из блестящих, и я не могу позволить себе такие расходы, – вмешался Герман.
– С меня довольно страха, который охватывает при мысли об этом деле! – впервые вступила в беседу госпожа Герман. – Не хватало еще и деньги на это тратить! Достаточно того, что сердце говорит мне: это Эйхман! Хотя как мать я должна бы радоваться удаче дочери и пытаться заарканить молодого человека.
– Поймите нас правильно, – подхватил Герман, – Мы не просим вознаграждения. Речь идет о возмещении тех ста двадцати – ста пятидесяти долларов, которые я потратил на поездки в Буэнос-Айрес. Я писал об этом, как уже говорил, во Франкфурт, но ответа не получил, точнее, ответили, что меня навестят. Вот и все.
– Эта сторона дела для меня – новость! – признался Гофштетер. – Я тут же свяжусь с моим начальником, но, видимо, придется ждать несколько недель.
– Ей-Богу, нам полагается возмещение расходов, работу мы сделали хорошо, и никаких сомнений в том, что это Эйхман, нет, – сказала девушка.
– Конечно, вы собрали очень ценные факты, но утверждать столь определенно рановато, – заметил Гофштетер. – До меня дошли слухи, что Вера Эйхман вышла замуж вторично. Может быть, ее дети зовут неродного отца «папа».
– Она могла выйти замуж во второй раз, но только за своего мужа, а не за кого-либо другого. Что же касается опознания Эйхмана, то здесь фотографии не помогут. Я уверен, что он изменил лицо при помощи пластической операции.
– Трудно сказать, правы ли вы. Пока что это только предположения. А нам нужны достоверные, совершенно точные данные, прежде чем потребуем выдачи Эйхмана.
– Мне кажется, я смогу помочь вам добыть нужные доказательства. Я знаком с местностью и жителями Оливоса, и действовать там мне значительно проще, чем постороннему человеку. Предлагаю воспользоваться моими услугами. И еще хочу вас предостеречь: попытки опознать Эйхмана, что называется, в лоб только насторожат его, и он скроется. Надо быть предельно осторожными. Не забывайте и о работниках немецкого посольства в Буэнос-Айресе. Если станет известно, что кто-то ищет Эйхмана, уж они-то не замедлят предупредить его. В посольстве наверняка работают и нацисты. Осмеливаюсь утверждать, что вся дипломатическая служба Германии засорена нацистами.
- Предыдущая
- 5/55
- Следующая
