Падший ангел - Харт Кэтрин - Страница 12

• Предыдущая
• 12/73
• Следующая

– Ага. Почему бы тебе не пойти к нему и сказать, что я подойду через несколько минут.

Тонкие пальчики погладили его горящие щеки, невзирая на сопротивление, ласково повернули его лицо. С нежностью, от которой у него перехватило дыхание и которая чуть не заставила его снова заплакать, ее прохладные губы легонько коснулись его опухших век. Затем неожиданно и трогательно ее ласковый язык слизнул соленые слезы с его лица. Как кошка-мать, умывающая своего котенка, Тори успокаивала его своими теплыми влажными ласками.

Джейк знал: проживи он еще хоть сто лет, никогда ему не забыть этого мгновения. Оно сохранился в его сердце как сокровище. Он огорчился, когда Тори осознала, насколько интимным был ее жест, почувствовала неловкость и, дав смущению пересилить свой душевный порыв, отодвинулась от него. Яркие пятна румянца вспыхнули у нее на щеках, она неуклюже поднялась на ноги и пробормотала:

– Пойду скажу доктору Грину, что ты сейчас будешь, – и кинулась из комнаты, не желая и не в силах встретиться взглядом с его растерянными золотыми глазами.

Доктор был более, чем когда-либо, озабочен состоянием Кармен.

– Ее легкие очень ослаблены, и при прослушивании мне показалось, что они наполняются жидкостью, – мрачно сообщил он Джейку. – Я сказал бы, что она близится к какому-то кризису, и, преодолеет ли его или нет, угадать невозможно. – Уже собираясь уходить, он добавил: – Посылайте за мной, если понадобится, сделаю что смогу. А пока я велел Розе соорудить над постелью Кармен что-то вроде палатки из одеял. Она должна поставить под них горшки с кипящей водой и листьями коровяка, чтобы облегчить дыхание, и еще я наказал прикладывать Кармен прямо к груди камфорный компресс.

Глотая слезы, Тори спросила слабым голосом, резанувшим Джейка по сердцу:

– Как вы думаете, должны мы послать за отцом Ромеро?

Сожалея, что не может дать другого ответа, доктор кивнул:

– Неплохая мысль, и, так как я поеду к ранчо Шедли мимо церкви, мне не составит труда пере дать отцу Ромеро, чтобы он навестил вас.

Днем приехал молодой священник. От одного его присутствия и молитв Кармен, казалось, стало легче, и Тори порадовалась, что они послали за ним. Он оставался почти до вечера, и Тори нашла время поговорить с ним наедине и исповедаться. Затем, так как Кармен хуже не становилось, добрый отец уехал. Как и доктор, он сказал Тори немедленно позвать его, если он снова понадобится.

– Я приеду в любое время дня и ночи, – пообещал он.

Тори отчаянно молилась за жизнь матери. Она знала, что примет волю Господа, какой бы она ни была, но сию минуту ей было трудно смириться. За то короткое время, что Кармен начала было выздоравливать, они снова стали так же близки, как перед отъездом Тори в монастырь. Хотя матери было трудно говорить, она расспрашивала Тори о ее жизни среди сестер. Ей хотелось знать, была ли Тори счастлива, о чем мечтала, скучала ли по дому и старым друзьям, не жалела ли о своем выборе. Тори долгими часами разговаривала с матерью, все время стараясь скрыть свою все возрастающую растерянность, свои новые мучительные отношения с Джейком. Она проявляла чудеса изворотливости при любом упоминании о Рое, инстинктивно понимая, что Кармен еще недостаточно окрепла, чтобы вынести известие о его смерти. Вместо этого она читала ей, расчесывала волосы, болтала о друзьях и соседях. Она рассказывала ей все мало-мальски интересные подробности своего пребывания в монастыре, а когда Кармен хотелось поговорить самой, Тори расспрашивала мать о том, что произошло на ранчо в ее отсутствие.

Теперь легкие Кармен были так переполнены застоявшейся жидкостью, что она почти не могла дышать, не то что говорить. Тори могла лишь сидеть у постели матери, молиться за нее, держать за руку и утешать – в меру своих слабых возможностей. Хотя она была благодарна судьбе за каждую минуту, что они проводили вместе, ей хотелось большего… несравненно большего… Она хотела, чтобы мать совсем поправилась. Это стало главной ее молитвой, которую она повторяла дрожащими губами снова и снова. Но, несмотря на всю свою веру, она боялась, что на этот раз одних молитв будет мало.

Джейк не обратил особого внимания, когда Тори в тот вечер не стала обедать, а просто составила компанию за обеденным столом ему и отцу Ромеро. Она была расстроена и очень встревожена состоянием матери и выглядела совсем удрученной и подавленной. Во время разговора она старалась не встречаться с Джейком взглядом, и он решил, что она снова почувствовала себя неловко. Впрочем, Джейк и сам был смущен. Этим утром он впервые после смерти Роя дал волю своему горю. Напряжение давно копилось и наконец прорвалось, он расплакался, как ребенок. Но Тори была такой милой; хорошо, когда есть кому в такую минуту тебя обнять и разделить твое горе.

Когда Тори на следующее утро не вышла к завтраку, а потом и к ленчу, он попытался не обращать на это внимания. Но когда подали обед, а ее стул оставался свободным, Джейк поймал Розу и спросил, что происходит. Роза, пожав плечами, сказала:

– Я знаю только то, что вижу, сеньор Джекоб. С тех пор как приходил отец Ромеро, сеньорита Тори только и знает, что молится и сидит с матерью. Когда ни зайдешь, всегда она на коленях, голова опущена к четкам. Даже по ночам я слышу, что она не спит в своей комнате, а молится.

Губы Джейка сжались.

– Приведи ее, Роза. Скажи, что я хочу с ней поговорить. Сейчас же.

Когда Тори вошла в комнату. Джейк кивнул ей на стул.

– Садись и ешь, пока еда не остыла, Тори. Она села, но есть не стала.

– Я не могу, Джекоб.

– Можешь и будешь, – упрямо возразил он. – Ты хочешь заболеть? Что с тобой?

– Ничего. Я просто пока не могу есть.

– Почему?

Она бросила на него яростный взгляд, говоривший, что это не его дело, но когда он сурово ответил ей тем же, она призналась:

– Я пощусь, Джекоб. Если хочешь знать, это входит в мое покаяние.

– Какое покаяние? – жестко допытывался он.

– В епитимью, которую отец Ромеро наложил на меня после того, как выслушал вчера мою исповедь. Я же говорила тебе, что я неправильно поступила, переодевшись в мирскую одежду. Я просила тебя вернуть мне мою рясу. Теперь придется расплачиваться за твое упрямство и за свои грехи. Отец Ромеро обещал мне, когда придет, принести другую рясу, и он не в восторге от той роли, которую ты в этом сыграл.

– Хуже того, отныне причин для восторгов будет у него еще меньше, – твердо заявил Джейк. – Я уже говорил тебе, что в этом доме постов не будет. И не шутил. Ты сейчас поешь, Тори, даже если мне придется привязать тебя к этому стулу и кормить, как ребенка, – и, поймав на себе ее непокорный взгляд, предостерег: – Попробуй только не подчиниться, Тори. Только посмей…

С угрюмым видом Тори взяла ложку и начала есть суп, а начав есть, не могла остановиться. У нее разыгрался бешеный аппетит, и в течение нескольких минут она, как волк, уничтожила остальную еду, стараясь не обращать внимания на смешки и ехидные комментарии Джекоба:

– Не съешь рисунок с тарелки, дорогая. У Розы на кухне есть еще еда, не волнуйся.

Когда Тори закончила свою трапезу и отодвинулась от стола, ее охватило чувство вины за свою слабость. Точно поняв выражение ее лица, Джейк сказал:

– Если тебе действительно необходимо наказать себя, думаю, мы сможем что-то придумать без твоего голодания. У меня создалось впечатление, что тебе нравится стоять на коленях, скрести и мыть. Что ж, после пожара этому дому не помешает хорошая уборка. Раз ты все равно проводишь на коленях день и ночь, мы можем убить одним выстрелом двух зайцев. Ты можешь чистить и молиться одновременно. – Он отодвинулся от стола, неприятно усмехнулся и направился к двери. – Начни с залы и постарайся отмыть ее как следует, потому что я проверю, когда ты закончишь.

Она яростно сверкнула глазами.

– Ты тиран, Джекоб Бэннер! – крикнула она ему в спину. – Почему ты не купишь себе остров и не объявишь его своей страной? Из тебя выйдет великолепный король!

• Предыдущая
• 12/73
• Следующая