Форсаж - Харрисон Колин - Страница 35
- Предыдущая
- 35/104
- Следующая
– Йо, Беттина, думаю, ты будешь в порядке, так что мне можно о тебе не беспокоиться, так? – Он хлопнул дверцей, и машина, кренясь, рванула с места.
Была ли она свободна? Похоже, что да. Оглянулась – никого. Швырнула дешевую визитку на землю и шагнула в освещенный солнцем поток людей, прямо в восемь, или десять, или сколько их там миллионов, составляющих население города, такого огромного, что вам меня не найти, кто бы вы ни были. Она чувствовала себя слегка потерянной, но с каждой минутой город возвращался к ней, словно забытый язык. Она смотрела и видела – все более стремительные очертания машин, новые рекламы на боках автобусов, тротуары с мельтешащим людским потоком. Люди выглядели уставшими, одни, наверное, от тяжелой работы и низкой зарплаты, другие – от безделья и избытка денег. Копы-китайцы, русские домохозяйки из Бруклина, белые подростки, которым нравилось походить повадками на черных, и черные, пародировавшие самих себя. Навстречу ей вышагивали мужчины, которые предпочитали смахивать на женщин, и девушки, демонстрировавшие любовь к девушкам. Каждый был сам по себе, и никто не пытался влезть тебе в душу. Город сохранил тот же ритм и тот же темп, что и прежде. За четыре года она не прошла и четырехсот ярдов по прямой, а теперь перед ней раскидывался квартал за кварталом. Пространство. Она вновь понимала, что это такое – пространство.
Женщин она разглядывала с особой дотошностью: цвет губной помады, крутизну мини-юбок, модели обуви. Как все просто – делают покупки, прогуливаются, спешат на работу, едят с подругами в ресторанах или фланируют в сопровождении мужчин. Она всматривалась в лица женщин, наверняка ни одна из них не может когда-нибудь оказаться в тюрьме. Это было видно сразу. Потому что они никогда не попадут в ситуацию, которая заставит их совершить чудовищную глупость. Они от нее застрахованы. И даже не догадываются об этом! Ей хотелось бы иметь такую же, как у них, большую сумку с блеском для губ, щеткой для волос, органайзером «Филофакс», кредитными картами и всем прочим. Продолжая идти, перекидывая из руки в руку свой мешок, она видела и других девушек, сбившихся с пути; кожа их была блеклой, в сальных волосах торчала какая-то дрянь. Или слишком коротко постриженных, или выкрашенных в зеленый цвет. А еще татуировки, кольца в носу. Все в них громко заявляло: вот она я, именно такая, какая есть.
Возможно, я пытаюсь припомнить себя, подумала Кристина. Но разве не ясно, что та девушка умерла, ее больше нет – доверявшей людям и верившей в любовь. Она была уверена, что еще долго не сможет кого-нибудь полюбить. И сближаться сейчас ни с кем не хотела. Пока нет. Ей нужно было разобраться в самой себе. Что ж, возможно, она позвонит матери. Попробует это сделать из телефонной будки. Большая часть ее родственников умерли. Знакомые? Если она начнет названивать им, начнутся расспросы про Рика – хотя бы между прочим, – а о нем она вспоминать не хотела, совсем не хотела. До него может дойти известие, что ее освободили, и он попробует ее разыскать.
Нетрудно представить, что будет потом – преподнесет на тарелке и свое сердце, и свою печень, станет умолять о прощении, и она себя возненавидит в любом случае – или за то, что простит, или за то, что далеко пошлет. Рик живет на Лонг-Айленде и работает на рыбацкой лодке, пусть он там и остается. Никогда не хотелось бы с ним встретиться. Да гори он в аду, если уж на то пошло.
Она зашла в магазин электроники и попросила там пакет побольше. Переложила в него свои пожитки и рассталась с мешком для мусора. В Сохо, идя на север по Бродвею, Кристина заметила Центральный филиал музея Гуггенхейма, вошла внутрь и разжилась большой бумажной сумкой с логотипом музея. Вот это уже гораздо лучше. К северу от Хустон она остановилась в маленькой пиццерии, заказала два куска пиццы с разными приправами и колу – холодную, восхитительную кока-колу – отнесла промасленную бумажную тарелку к столику в глубине и оглянулась, разглядывая других посетителей: посыльных, секретарш, строительных рабочих. Она поднесла теплую корку ко рту, вдохнула запахи трав – орегано и базилика, и вдруг начала всхлипывать. Каким же безумием было все, что с ней произошло. Четыре года потеряно. Вся жизнь была разодрана в клочья – ее квартира, ее книжки, ее кошка, люди, которых она знала. Она долго привыкала к ненавистной тюремной рутине, которая была по крайней мере чем-то, каким-то подобием порядка. Она узнала женщин, а некоторых полюбила, особенно Мейзи. Сейчас и этого у нее нет. Конечно, она сделает все, что нужно – найдет работу, жилье, попытается ускользнуть от Тони Вердуччи, но в этот момент, когда она сидела с куском пиццы во рту, таким печально вкусным, ее гастрономический восторг перешел в сознание своего бесконечного одиночества. И пустоты жизни.
Полчаса спустя Кристина нашла то, что искала. «Секонд-хенд» в Ист-Виллидж, в витрину которого било яркое солнце позднего утра. Она вошла внутрь, зазвенел колокольчик, и пожилой продавец в розовой футболке поднял глаза от журнала и затушил сигарету.
– Хай, дорогая, – его взгляд скользнул по ее гуггенхеймовской сумке.
– Я сюда раньше частенько захаживала, в старые времена. – Она огляделась вокруг. – Однажды купила сногсшибательное кимоно.
Продавец поправил на носу бифокальные очки.
– Я тебя помню! Давненько мы не встречались. Ты что, уезжала, милая?
– Уезжала.
Его глаза просветлели.
– С мужчиной на поезде? С красавцем в фетровой шляпе?
Она улыбнулась.
– Не совсем чтобы так.
Он вышел из-за прилавка и оценивающе оглядел ее.
– Что ж, тогда дай-ка я попробую еще раз угадать.
– Пожалуйста.
Он принял вызов серьезно.
– Что ж, похоже, это было – бедствие, буря, и она тебя унесла, дорогая, и ты оказалась бессильна противостоять ей!
– Что-то вроде этого.
– И ты приходишь сюда, возвращаешься, потому что здесь ты была счастлива, именно здесь, в моем маленьком старом магазинчике.
– Все так, – она улыбнулась. – Мне хотелось бы купить платье, такое, чтобы оно не выглядело дешево, поприличнее.
Он кивнул.
– Имеется такое.
Он начал перебирать вешалки с платьями, вытащил красное хлопчатое.
– Нет.
– Нет?
– В нем я буду выглядеть слишком плоско.
– Но, красавица моя, о тебе этого не скажешь.
– Разве вы парней не знаете?
– О да, знаю. Все они ужасные, так или иначе.
– Мне нужно что-то приличнее, но чтобы немного…
– Такое, чтобы говорило: а вот и я.
– Именно.
Пока он копался в платьях, она прихватила экземпляр «Виллидж войс», стопка которых лежала на стеклянном прилавке.
– Бесплатно? – спросила она.
– Да, – продавец кивнул. – Как любовь.
– Почему?
– Бесплатные еженедельники задушили. Хотя все они одним миром мазаны. Секс то, секс это. Поэтому и читают.
– И творят много чего другого.
Он извлек черное платье без рукавов с пуговками впереди, прелестными маленькими пуговками. Это платье предполагало сигареты, столик на двоих, и, мартини, будьте любезны.
– Я хочу сказать, моя милая, такое платье – контрабанда!
В ее сумке лежали заказанный по почте лифчик и трусы.
– А туфли найдутся?
– Найдем и туфли, конечно.
– А та дама в доме напротив все еще сдает комнаты на неделю? – обратилась она к лавочнику.
– С моей рекомендацией – сдаст.
– А меня вы порекомендуете?
Его лицо посуровело.
– Я всегда задаю несколько вопросов потенциальным жильцам. Она милая старушка и не очень хорошо слышит.
– О'кей, – быстро кивнула Кристина.
– Только не вздумай мне врать, потому что я занимаюсь и выселением, то есть у меня есть человек, который этим занимается и которому, скажу я тебе, нравится это занятие.
– Понимаю.
А он жесток, подумала она, не проси его больше ни о чем.
Он повесил платье и окинул ее взглядом.
- Предыдущая
- 35/104
- Следующая
