Ганнибал: Восхождение - Харрис Томас - Страница 50

• Предыдущая
• 50/55
• Следующая

– Меня зовут Клебер, я гражданин Франции, я сейчас вызову полицию!

– Давайте я ее вызову. – Ганнибал поставил бокал и поднял телефонную трубку. – Не возражаете, если я соединюсь с Комиссией по военным преступлениям? За звонок я заплачу.

– Гребаный урод! Звони кому хочешь! Да-да, можешь им звонить, я вполне серьезно! Или я сам позвоню. У меня все бумаги в порядке. И друзья имеются!

– А у меня имеются дети. Ваши.

– И как это следует понимать?

– Я их обоих взял. Я был в вашем доме на улице Жулиан. Зашел в комнату, где сидит большой плюшевый слон, и забрал их обоих.

– Ложь!

– Бери ее, она все равно вот-вот подохнет, это ваши слова. Помните? Когда вы тащились за Грутасом с плошкой в руках. Я вам кое-что привез, для вашей печки, – продолжил Ганнибал. Он нагнулся и рывком поднял на стол окровавленную сумку. – Мы можем заняться готовкой вместе, как в былые времена. – Он бросил на кухонный стол браслет Мики. Тот сделал по столу несколько кругов и упал.

Кольнас издал придушенный хрип. Он не мог заставить себя прикоснуться к сумке, руки тряслись, но потом все же раскрыл ее, разорвал окровавленную упаковочную бумагу, открыв мясо и кости.

– Отличный ростбиф, герр Кольнас. И дыня в придачу. Я их прикупил на "Les Halles"[85]. Ну, что вы сейчас чувствуете?

Кольнас бросился на него через стол, пытаясь вцепиться Ганнибалу в лицо окровавленными руками, но потерял равновесие, слишком наклонившись над столешницей, и Ганнибал сбил его на пол и ударил рукоятью пистолета в основание черепа, не слишком сильно. И свет померк в глазах у Кольнаса.

Лицо Ганнибала, испачканное кровью, выглядело таким же демоническим, как страшные рожи из его снов. Он плеснул водой в лицо Кольнасу, и тот открыл глаза.

– Где моя Катерина, что ты с ней сделал?! – завопил Кольнас.

– Она в безопасности, герр Кольнас. Вся такая розовенькая и чистенькая – просто в отличном состоянии. Можно видеть, как пульсирует жилка у нее на виске. Я отдам ее тебе, когда ты вернешь мне леди Мурасаки.

– Если я это сделаю, меня убьют.

– Ну нет. Грутас будет арестован, а я скажу, что тебя не помню. Это твой единственный шанс – так что действуй ради собственных детей.

– Откуда мне знать, что они еще живы?

– Клянусь душой моей сестры. Можешь услышать их голоса. Они в полной безопасности. Помоги мне, или я убью тебя, и твои дети подохнут с голоду. Где Грутас? Где леди Мурасаки?

Кольнас сглотнул, давясь кровью.

– У Грутаса есть плавучий дом, такое речное судно, он плавает по рекам и каналам. Сейчас он на канале Луан, к югу от Немура.

– Как называется судно?

– "Кристабель". Ты дал мне слово! Где мои дети?

Ганнибал поднял Кольнаса на ноги. Снял трубку с аппарата, стоявшего возле кассы, набрал номер и передал трубку Кольнасу.

В первый момент Кольнас даже не узнал голос собственной жены, потом закричал:

– Алло! Алло! Астрид? Где дети?! Дай трубку Катерине, дай ей трубку!

Пока Кольнас слушал удивленный, заспанный голос ребенка, выражение его лица менялось. Сперва облегчение, потом странное отсутствие всякого выражения, а рука его тем временем тянулась к револьверу, спрятанному на полке за кассой. Плечи его опустились.

– Вы меня обманули, герр Лектер!

– Нет, я держу слово. Я оставлю вам жизнь ради ваших...

Кольнас резко повернулся с тяжелым "уэбли" в руке, ладонь Ганнибала хлыстом ударила по оружию, револьвер выстрелил, а Ганнибал всадил клинок танто Кольнасу под нижнюю челюсть, и кончик лезвия вышел наружу из темени.

Телефонная трубка повисла, раскачиваясь на шнуре. Кольнас упал лицом вниз. Ганнибал перевернул его и на минуту присел на кухонный стул, глядя на тело. Глаза Кольнаса были открыты и уже стекленели. Ганнибал накрыл ему лицо плошкой.

Он вынес наружу клетку с овсянками и открыл ее. Последнюю ему пришлось выловить рукой и подбросить в воздух, в залитое лунным светом небо. Вольеру возле входа он тоже открыл и вспугнул птиц, чтобы те вылетели на свободу. Они тут же сбились в стайку и сделали круг над его головой, их тени следовали за ними по внутреннему дворику, потом они поднялись выше, проверяя, откуда дует ветер и в какой стороне Полярная звезда.

– Летите, – сказал Ганнибал. – Прибалтика вон в той стороне. И оставайтесь там, пока не похолодает.

Во всей необъятной ночи светится только один источник света, пробиваясь сквозь темные поля Иль-де-Франса; мотоцикл лежит боком на земле, Ганнибал сидит на его топливном баке. Выбравшись из бетонных джунглей Немура, оставшегося в южной стороне, он поехал по старой дорожке-бечевнику, тянувшейся по берегу канала Луан, то асфальтированной, то гравиевой, превратившейся ныне в узкую полоску асфальта, заросшую с обеих сторон. Ганнибалу приходилось то и дело выписывать зигзаги, пробираясь между коров, забредших на дорожку; жесткие кисточки их хвостов стегали его, когда он проезжал мимо, то и дело съезжая на обочину, и гравий стучал по колесам и крыльям мотоцикла, потом возвращался обратно на мощеную полоску, и мотоцикл содрогался и подпрыгивал, то теряя сцепление с асфальтом, то вновь его обретая и вновь набирая скорость.

Огни Немура меркли позади, теперь впереди была ровная местность, ничего не видно во мраке, контуры поросшей травой дороги прямо-таки бьют в глаза, абсурдно четкие в свете его фары, а расстилающаяся впереди тьма поглощает ее желтый луч. Его беспокоило, не забрался ли он слишком далеко на юг, прежде чем выехать к каналу, не остался ли плавучий дом позади?

Он остановился и выключил свет, посидел в темноте, решая возникшую проблему. Мотоцикл чуть заметно вздрагивал под ним.

Далеко впереди, в густом мраке, как ему показалось, через поле проплыли друг за другом два маленьких домика, надстройки едва возвышались над берегами канала Луан.

Плавучий дом Владиса Грутаса был на удивление тих, двигаясь на юг и чуть слышно рокоча мотором, и этот звук отражался от берегов канала, по обеим сторонам которого виднелись сонные коровы. Мюллер, поглаживая свежий шов на раненой ноге, сидел в парусиновом кресле на передней палубе, положив ствол дробовика на перила трапа. На корме Гассман открыл рундук и достал оттуда несколько обшитых брезентом кранцев.

В трех сотнях метров позади них Ганнибал сбросил скорость, и "БМВ" тихо зарокотал, продолжая медленно катиться вперед, с шорохом раздвигая боками траву. Он остановился и достал из седельной сумки отцовский бинокль. В темноте ему было не разглядеть название судна.

Видны были только ходовые огни и неясный свет за занавешенными окнами. Здесь канал был слишком широк, чтобы пытаться перепрыгнуть с берега на палубу.

С берега он мог бы попасть из пистолета в капитана, стоявшего в рубке, – или хотя бы отогнать его от штурвала, – но тогда на судне поднимется тревога, ему придется иметь дело сразу со всеми, как только он ступит на палубу. Они могут напасть на него сразу с обеих сторон – с носа и с кормы. Ему были видны трап на корме и выключенный фонарь на носу, где, видимо, был еще один трап, ведущий на нижнюю палубу.

В рубке, расположенной ближе к корме, слабо светился огонь нактоуза, но разглядеть кого-либо внутри было невозможно. Нужно было проехать вперед, обогнать их. Тропка тянулась рядом с водой, а поля представляли собой слишком всхолмленную местность, чтобы совершать объезд по целине.

Ганнибал обогнал плавучий дом, двигаясь по бечевнику и чувствуя, как покалывает бок, обращенный к судну. Быстрый взгляд на судно. Гассман на корме достает кранцы из рундука. Глянул на проезжающий мотоцикл. Над застекленным верхним люком каюты пляшут ночные мошки.

Ганнибал держал умеренную скорость. В километре впереди уже виднелись огни машин, пересекающих канал по мосту.

• Предыдущая
• 50/55
• Следующая