Конкурс на тот свет - Бакшеев Сергей - Страница 11

• Предыдущая
• 11/17
• Следующая

– А на что же ты живешь? – удивился Сашка.

– Бутылки собираю. 0,5 литра – по двенадцать копеек сдаю, 0,7 и из-под шампанского – по семнадцать. Жить можно, люди много бутылок выбрасывают. – Мурат посмотрел на разваленные в пылу борьбы бутылки, вздохнул: – Порядок нарушили. У меня в каждом углу по тридцать штук стояло.

– Я тебе помогу, – посочувствовал Тихон нелегкой доле казаха и быстро вернул бутылки на прежнее место. Даже проверил – в каждом углу вновь, оказалось, по тридцать бутылок.

– Справа были маленькие, а слева большие. А сейчас перепутались. Надо переставить.

– Это уже делай сам. – Тихон развязал казаху руки.

Мурат встал и задумался, с какой кучи начать?

– Интересно, чего больше: среди больших бутылок маленьких, или среди маленьких больших?

– Одинаково, – не глядя, ответил Тихон.

– Ты успел посчитать?

– В данном случае считать не требуется. Простая логика.

– Несколько больших бутылок откатились к маленьким, – попытался рассуждать Мурат. – Потом столько же, не разбирая, какие именно, ты вернул обратно. Среди больших бутылок оказались маленькие, и их количество равно числу больших бутылок в стане маленьких?

– Да.

– Но ты даже не знаешь, сколько именно бутылок переставил.

– Это логично. Перемещай хоть все, а потом расставь обратно по тридцать. Результат будет тот же.

– Сейчас проверю. – Мурат пересчитал бутылки и воскликнул: – Точно! А если бы маленьких бутылок было больше? Например, сорок?

– Хоть сто сорок. Главное, чтобы после всех перестановок в каждой куче осталось прежнее количество. Тогда число неправильных бутылок в каждой куче будет одинаково.

– Почему? – изумленно спросил Мурат.

– Подумай. Найти решение самому интереснее, чем узнать готовый ответ. – Тихон окинул взглядом безрадостную обстановку и серьезно продолжил: – Надо тебе ехать на БАМ. Поработаешь на ударной комсомольской стройке. К истории приобщишься. Будешь потом внукам говорить: я строил Байкало-Амурскую магистраль!

– У меня же документов нет. И строить я ничего не умею.

– Ерунда, скажешь, что в дороге потерял. – Продолжал советовать Тихон. – А рабочей специальности тебя обучат, было бы желание. Ты пойми, эта знаменитая стройка вот-вот закончится, и ничего более грандиозного у нас в стране уже не будет!

Мурат почесал затылок.

– Между прочим, ты – уникальный человек! – поразмыслив, сообщил Заколов. – И бомж, и без документов, и от армии косишь, и живешь только на сданные бутылки. Таких людей в нашей стране, наверняка, больше и нет. Ты единственный!

– Вот такой я, – тяжко вздохнул Мурат. – Я бы и рад как все жить, но обстоятельства…

– Мурат. – Тихон вспомнил, ради чего оказался в подвале. – Два дня назад ты здесь девушку не видел? Ее вытолкнули из окна туалета с твоей стороны здания.

– Что разбилась? – ахнул Мурат.

В его узких глазах Тихон не увидел никакой иронии или притворства.

– Нет, ее выволокли из окна первого этажа. Или она сама оттуда вылезла. С тех пор она пропала.

– Девушку я не видел… Я около стены не сижу. Когда вылезаю, то быстро ухожу, чтобы не заметили… Тут солдат из стройбата, Ашот, на стройке торчит, вместо сторожа. Вот кого надо спросить. Только это вы сами, я с ним ругаюсь. Он у меня еду ворует.

– Видел я вчера солдата, – вспомнил Тихон, – дрых на песочке.

Ребята распрощались с Муратом и выбрались из подвала через небольшое отверстие вдоль труб.

После спертого подвального духа хотелось полной грудью вдохнуть свежий воздух. Но солнце зависло в зените, воздух был раскален, и никакой свежести не ощущалось. Прохлада подвала в эти минуты показалась манящей и комфортной Заколов и Евтушенко обошли небольшую стройплощадку. Сейчас здесь не было ни одного местечка, где можно было бы укрыться от солнца. И ни одного человека.

Зато за ними следили сразу две пары глаз. Одна задумчивая из подвала, другая туманно-испуганная из-за угла.

Пока друзья возвращались в общежитие, Тихон рассказал о том, что видел и слышал в кабинете Павленко. Общее мнение сформулировали так: заведующий кафедрой марксизма-ленинизма скользкий двуличный тип с сомнительными увлечениями, но для безоговорочной роли маньяка-насильника фактов пока маловато. Надо за ним понаблюдать.

– Смотри! – Тихон остановился и присел на корточки. Под ногами бегали черные муравьи с поднятым вверх брюшком. – Это бегунки! Недавно вылупились, вылезли сдуру на жару, бегают, ищут пищу.

– А чем они питаются? – спросил Сашка, зная страсть приятеля к насекомым и паукам.

– Мертвечиной всякой. Дохлыми мухами, раздавленными кузнечиками. И от чего покрупнее не откажутся. На Балхаше бегунков не было. Здесь климат жарче.

Над муравьями закружилась стрекоза, спикировала на одного из них, деловито откусила брюшко, а оставшуюся часть бросила. Лапки жертвы еще дернулись раз-другой, а стрекоза уже парила и высматривала новую добычу.

– До сентября доживут не все, – грустно констатировал Тихон. – У них самостоятельная жизнь только начинается, опыта еще никакого, и вот – первые уроки.

Тихон рассказал, как видел двух армян в бинокль из кабинета Павленко. Они прошли мимо института и скрылись в нежилой части города, где находились солдатские казармы и заброшенные бараки.

– Что их туда тянет? – спросил он.

– Угюмые они. По ночам вечно бродят, – согласился Евтушенко, когда ребята входили в комнату.

На кровати в одних шортах лежал Борис и наигрывал на гитаре знакомую мелодию из репертуара «Beatles».

– Это вы о ком болтаете?.

– Об армянах из общежития. Странные они какие-то.

– Да педики обычные. Точно, говорю, голубые! – уверенно заявил Борис.

– Как голубые? – не понял Саша.

– Вот темнота провинциальная! – рассмеялся Борис. – Так мужиков гомосексуалистов называют. Го-лу-бы-ми!

– Любопытно… – Тихон задумался. – Карен с усами и бакенбардами, говорит грубым голосом и ведет себя, как старший. А Гамлет – стройненький, гладенький и голос у него мягкий, плавный.

– После двух лет в казарме, кто хошь поголубеет, – засмеялся Борис.

– У нас же за это уголовное наказание предусмотрено, – возмутился Саша.

– Вот они и скрываются, – согласился Борис. – На самом деле голубых хватает. У меня в Москве в артистических кругах знакомые есть. Они такое рассказывают!

Борис небрежно отложил гитару и указал на окно, заклеенное фольгой:

– Вот, умные люди подсказали, что сделать.

Фольга затеняла и отражала солнечный свет. После полуденного пекла в комнате показалось комфортно. Тихон стянул грязную порванную рубашку, а Сашка пытался рассмотреть ссадину на голове в небольшом зеркале над раковиной.

– Где это вы угваздались? Ого, кровь, – удивился Борис.

– Было дело под Полтавой. – Тихон посчитал, что не стоит посвящать Бориса в детали расследования. – В темном подвале в прятки играли, и приложились. Дай посмотрю, что у тебя? – Тихон раздвинул густую шевелюру на голове друга. – Шишка приличная, и кожу содрал, но кровь уже запеклась. А у меня глянь.

– Ссадина, – заключил Сашка, рассматривая макушку приятеля. – Надо вокруг волосы срезать и йодом залить. У нас йод есть? – обратился он к Борису.

– У меня только таблетки от поноса и аспирин. От поноса я все извел, пока желудок к столовке привыкал.

– У меня, наверное, йод есть, – подумал Тихон.

Он выдвинул чемодан из-под кровати и извлек оттуда коробочку с бинтами, йодом, пластырем и таблетками.

– Ого, ты запасливый! Будто на войну собрался, – удивился Борис.

– У меня мама – медсестра. Напихала в дорогу! Мне легче было взять, чем отказаться. Но, видишь – пригодилось.

Ребята обработали раны йодом, кряхтя от щиплющей боли и дуя друг другу на макушки.

– А Павленко, главный марксист, журналом «Плейбой» интересуется. В кабинете у него видел, – сообщил Заколов.

– «Плейбой»! А какой номер? Пятый, за этот год? – заинтересовался Борис.

• Предыдущая
• 11/17
• Следующая