Столкновение цивилизаций - Хантингтон Самюэль - Страница 92
- Предыдущая
- 92/125
- Следующая
Резкий рост цивилизационных идентичностей произошел в Боснии, в особенности в мусульманской общине. Исторически общинным различиям в Боснии не придавалось большого значения; сербы, хорваты и мусульмане жили мирно, как соседи; обычны были межгрупповые браки; слабостью отличалась и религиозная самоидентификация. Мусульмане, как поговаривали, суть боснийцы, которые не ходили в мечеть, хорваты — боснийцы, которые не посещали храм, а сербы — боснийцы, которые не ходили в православную церковь. Однако едва распалась более широкая югославская идентичность, как эти случайные религиозные идентичности обрели новую значимость и, едва начались столкновения, новые связи упрочились. Многообщинность испарилась, и каждая группа все в большей степени идентифицировала себя с более широкой культурной общностью и определяла себя в религиозных терминах. Боснийские сербы превратились в крайних сербских националистов, отождествляющих себя с Великой Сербией, сербской православной церковью и с более широким православным сообществом. Боснийские хорваты были наиболее пламенными хорватскими националистами, рассматривали себя как граждан Хорватии, упирали на свой католицизм и, вместе с хорватами Хорватии, идентифицировали себя с католическим Западом.
Сдвиг мусульман к цивилизационному самоосознанию оказался даже еще более заметен. До тех пор, пока не разгорелась война, боснийские мусульмане были крайне светскими в своих взглядах, полагали себя европейцами и считались самыми убежденными сторонниками мультикультурного боснийского общества и государства. Однако с распадом Югославии ситуация начала меняться. Подобно сербам и хорватам, на выборах 1990 года мусульмане отвергли многообщинные партии, подавляющее число голосов отдав за Мусульманскую демократическую партию действия [c.437] во главе с Изетбеговичем. Он — убежденный мусульманин, при коммунистическом правительстве за свою исламскую деятельность подвергался тюремному заключению. В своей книге “Исламская декларация”, опубликованной в 1970 году, Изетбегович утверждал о “несовместимости ислама с неисламскими системами. Не может быть ни мира, ни сосуществования между исламской религией и неисламскими социальными и политическими институтами”. Когда исламское движение обладает достаточной силой, оно обязано взять власть и создать исламскую республику. Особенно важно, чтобы в этом новом государстве образование и средства массовой информации “были бы в руках людей, чей исламский моральный и интеллектуальный авторитет бесспорен”.
Когда Босния добилась независимости, Изетбегович поддерживал идею многоэтнического государства, в котором мусульмане стали бы доминирующей группой, хотя и не составляли бы подавляющего большинства. Тем не менее, он вовсе не стал противодействовать вызванной войной исламизации своей страны. Его нежелание публично и недвусмысленно отказаться от идей, изложенных в “Исламской декларации”, породило опасения у немусульман. По мере продолжения войны боснийские сербы и хорваты уходили из районов, контролируемых боснийским правительством, а те, кто оставался, обнаруживали, что их постепенно вытесняют с рабочих мест и отстраняют от участия в общественной жизни. “В мусульманском национальном обществе ислам приобретал все большую значимость, и… ясно определенная мусульманская национальная идентичность стала частью политики и религии”. Мусульманский национализм в противопоставление боснийскому мультикультурному национализму все в большей степени отражался в средствах массовой информации. В школах распространялось религиозное обучение, в новых учебниках особо подчеркивались преимущества османского правления. Поощрялся боснийский язык как совершенно отличный [c.438] от сербскохорватского, и в него включалось все больше и больше турецких и арабских слов. Правительственные чиновники подвергали критике смешанные браки и трансляцию по радио и телевидению сербской музыки — музыки “агрессоров”. Правительство поощряло исламскую религию и отдавало предпочтение мусульманам при найме на работу и при повышениях в должности. Что более важно, исламизировалась боснийская армия, и к 1995 году мусульмане составляли свыше 90 процентов ее личного состава. Все больше и больше армейских частей отождествляли себя с исламом, соблюдали исламские обряды и использовали мусульманские символы, причем элитные части были в наибольшей степени исламизированными, а численность их увеличивалась. Эта тенденция привела к протесту, направленному Изетбеговичу пятью членами боснийского президентского совета (включая двух хорватов и двух сербов), который он отклонил,'и к отставке в 1995 году премьер-министра Хариса Силайджича, известного своей ориентацией на мультикультурное общество.
Постепенно мусульманская партия Изетбеговича распространяла свой контроль над боснийским государством и обществом. К 1995 году она доминировала “в армии, на государственной службе и на государственных предприятиях”. Как сообщалось, “для мусульман, которые не принадлежат к партии, не говоря уже о не-мусульманах, трудно получить достойную работу”. Партия, как заявляли критики, “превратилась в орудие исламского авторитаризма, перенявшего привычки коммунистического правительства”. Еще один наблюдатель сообщал: “Мусульманский национализм приобретает все более крайние формы. Теперь он не обращает внимания на национальные чувства других; это — собственность, привилегия и политический инструмент недавно ставшей преобладающей мусульманской нации… Главным результатом этого нового мусульманского национализма является [c.439] движение в сторону национальной гомогенизации… Все в большей мере исламский религиозный фундаментализм приобретает также влияние и на определение мусульманских национальных интересов”.
Усиление религиозной идентичности, вызванное войной и этническими чистками, предпочтения лидеров страны и поддержка и давление, оказываемые другими мусульманскими государствами, медленно, но верно превращали Боснию из балканской Швейцарии в балканский Иран.
В войнах по линии разломов у каждой стороны есть стимулы не только для того, чтобы выделить собственную цивилизационную самобытность, но и подчеркнуть особенности другой стороны. В своей локальной войне она рассматривает себя не просто как сторону, сражающуюся с другой местной этнической группой, но как сражающуюся с другой цивилизацией. Таким образом, грозящая опасность увеличивается и усиливается за счет ресурсов большей цивилизации, и поражение будет иметь последствия не только для самой группы-участницы, но и для всех, кто принадлежит к ее собственной цивилизации. Следовательно, для цивилизации, к которой принадлежит эта группа, необходимо поддержать своего члена. Локальная война становится войной религий, столкновением цивилизаций, чреватым последствиями для громадных сегментов человечества. В начале 1990-х годов, когда православная религия и православная церковь стали центральными элементами в российской национальной идентичности (православие “выжимает другие российские конфессии, из которых ислам — наиболее существенная”), русские обнаружили, что в их интересах определить войну между кланами и областями в Таджикистане и войну с Чечней как части более обширного столкновения, которое длится на протяжении веков между православием и исламом, а местных противников представить как приверженцев исламского фундаментализма и джихада и проводников политики Исламабада, Тегерана, Эр-Рияда и Анкары. [c.440]
В бывшей Югославии хорваты считали себя стражами границ Запада, доблестно оберегающими их от натиска православия и ислама. Сербы определяют своих врагов не просто как боснийских хорватов и мусульман, но как “Ватикан” и как “исламских фундаменталистов” и “подлых турок”, которые веками угрожали христианству. Как отзывался один западный дипломат о лидере боснийских сербов, “Караджич рассматривает конфликт как антиимпериалистическую войну в Европе. Он говорит, что его миссия — искоренить в Европе последние следы турецкой Османской империи”. Боснийские мусульмане, в свою очередь, называют себя жертвами геноцида; Запад игнорирует их из-за религиозной принадлежности, а значит, они вправе рассчитывать на поддержку мусульманского мира. Все партии в Югославии и большинство наблюдателей со стороны пришли, таким образом, к выводу, что необходимо рассматривать югославские войны как религиозные или этнорелигиозные. Конфликт, как указывал Миша Гленни, “все в большей мере уподобляется по своим признакам религиозной борьбе, ход которой определяют три великих европейских вероисповедания — римско-католическое, восточно-православное и исламское, конфессиональные осколки империй, чьи рубежи столкнулись в Боснии”.
- Предыдущая
- 92/125
- Следующая
