За день до полуночи - Хантер Стивен - Страница 8

• Предыдущая
• 8/97
• Следующая

– Ты думаешь, товарища Пашина, отвечающего за оперативную работу организации, удовлетворят подобные глупые объяснения? – спросил его мучитель.

Несчастный Арбатов, естественно, не имел понятия, что удовлетворит Пашина, а что нет. Откуда ему было знать это?

– Ты думаешь, если работаешь со специальным источником, значит, неуязвим для критики и можешь не работать над собой?

Сегодня Климов был уж слишком уверен в себе, если даже упомянул об агенте «Свиная отбивная», на которого Арбатов возлагал самые большие надежды. Неужели у него собираются забрать «Свиную отбивную»?

– Я… я… – забормотал Григорий.

– С твоим специальным источником вполне может работать другой человек, рявкнул Климов. – Ты просто технический исполнитель, заменить тебя так же легко, как перегоревшую лампочку.

Арбатов понял, что погибает. У него оставался единственный выход.

– Товарищ Климов, – заскулил Арбатов, – это правда, я стал допускать промахи в работе, возможно, стал слишком доверчивым, возгордился тем, что мне доверена работа со специальным источником. Я раскаиваюсь и прошу только об одном – дайте мне шанс исправить нанесенный вред. Дайте мне время доказать, что я не совсем пропащий. Если же я не сумею этого сделать, то с радостью вернусь на Родину или, если товарищ Климов сочтет нужным, займу менее ответственную должность.

Лижи ему ботинки, подумал Григорий, лижи. Ему это понравится.

– Ах! – презрительно фыркнул Климов. – Сейчас не старые времена, никто не собирается пристрелить тебя, Григорий Иванович Арбатов! Мы просто хотим, чтобы ты исправился, как и обещаешь.

– Я исправлюсь, – выдавил из себя Арбатов, и по его лицу пробежала тень облегчения. Он потупил взгляд, понимая, что скулеж сработал и на этот раз.

Молодые сотрудники из аппарата посольства смотрели на него с нескрываемым презрением, Григорий чувствовал на себе их колючие взгляды. Но ему было наплевать, он даже готов был расплакаться от радости. Теперь у него есть время.

От недостатков Арбатова участники совещания перешли к другим вопросам.

Григорий, словно став новым человеком, внимательно слушал, даже старательно делал записи, что было так непохоже на прежнего, наглого и ленивого Арбатова.

На самом деле он просто несколько раз написал в своем блокноте: «У этого маленького засранца еще задымятся пятки».

Покидая совещание, Григорий почувствовал, что кто-то догоняет его.

– Тата! Тата, подожди!

Он обернулся на голос, зная, что увидит пышные формы своего единственного настоящего друга. К нему подлетела Магда Гошгарьян.

– Тата, дорогой, тебе не кажется, что ты слегка переборщил?

Магда была еще одним представителем старой гвардии. Дядя ее был генералом-артиллеристом, что пока еще спасало ее от нападок Климова. Неряшливая, некрасивая женщина, чрезмерно увлекающаяся косметикой, сильно пьющая, любительница западных танцев. Она даже посещала дискотеки в Джорджтауне, когда считала, что за ней не следят. Магда осталась единственным его другом, после того как Климов сослал Данилу Иссовича в Краков, а старого Пашу Влетнакова – в Эфиопию.

– Дорогая, ты даже не представляешь, как противно спасать собственную шкуру, – сказал Григорий. – Наши молодые ублюдки презирали меня? Пусть. Это еще цветочки. Я не остановлюсь перед тем, чтобы лизать ему ботинки. Я их даже съем. Намажу маслом и съем, если только это поможет мне еще хоть на день задержаться на Западе.

– Ты плохой коммунист, Тата.

– Нет, я отличный коммунист. Просто я плохой шпион.

– Есть какие-нибудь новые американки-толстушки, Тата?

Это ласковое прозвище, которым Магда называла Арбатова, как он и говорил Молли Шройер, было взято из народной сказки четырнадцатого века. Ее герой князь Таташкин, благородное сердце, проник в уральские пещеры, чтобы сражаться с Колдуньей вечной тьмы. И сражался он с ней много лет, ослабевая к вечеру и вновь набирая силу к утру. Эта трогательная сказка вызывала у Григория слезы, хотя он и понимал, что, называя его Тата, Магда просто иронизирует.

– Да, – вздохнул Григорий, – есть сейчас одна неплохая девушка, хотя иногда она говорит, как дитя. Кстати, ты-то что тут делаешь? Разве ты не дежурила ночью у шифровальщиков? Почему ты не дома в постели?

– Да, я дежурила в «Винном погребе», Тата. Но совещание началось рано, а мне нужно было кое-что обсудить с молодым Климовым. Эта новая сучка из аппарата, похоже, положила глаз на мою квартиру.

– Блондинка? Я бы отправил ее на костер. Ненавижу молодых, особенно молодых и красивых.

– Я тоже их ненавижу. Жуткие питомцы Горбачева. Маленькие крысы, проматывающие все, что создано нами. Но, Тата, ты должен пообещать мне, что будешь осторожным. Кто же станет сражаться с Колдуньей вечной тьмы, если тебя отошлют домой? И с кем я тогда смогу поговорить? Со стенами?

Но Григорий не слушал ее, занятый собственными мыслями.

– Знаешь, Магда, этой ночью я видел тебя во сне. Я услышал, как ты зовешь меня, и проснулся.

– Скабрезный сон? Наверное, с непристойностями и извращениями в западном духе?

– Нет, говорю же тебе, кошмарный сон. Жуткий, какие-то пещеры, как будто я на самом деле этот чертов князь. Помню пальцы на моем горле и чье-то горячее дыхание. Кошмар. Колдунья вечной тьмы.

Магда рассмеялась.

– Григорий, ты просто дурак. Это же прекрасная сказка. А вокруг тебя мрачная реальность, и этот маленький мерзкий Климов принюхивается к тебе. Разве такое бывает в прекрасных сказках?

– Нет, – согласился Григорий, – ты права. Время прекрасных сказок ушло навсегда. Я верю только в любовь. Ты меня еще любишь?

– Я всегда буду любить тебя, Тата, больше всех. Ты это знаешь.

– Слава Богу, что хоть кто-то любит меня.

Совещание проходило в оперативном пункте яруса В, второго подземного яруса под Белым домом. Оперативный пункт не отличался архитектурными излишествами: зал заседаний примерно пятнадцать на двадцать футов, темно-зеленые стены, как в обычных учреждениях, большой стол и несколько удобных кресел. Подобный зал мог находиться в любом из американских мотелей. На стенах не было никаких карт.

Президент США, одетый в спортивный костюм, сидел в кресле и, прикрыв глаза, внимательно слушал подполковника ВВС, громко читавшего документ, который он держал перед собой.

– Ладно, когда поступило это сообщение? – требовательным тоном спросил президент. Он обвел взглядом присутствующих: председатель Объединенного комитета начальников штабов, начальники штабов родов войск – представительные мужчины во всем великолепии формы и орденов. Каждый с адъютантом в ранге не ниже старшего офицера, они сидели у стены позади своих начальников. Прибыли госсекретарь и министр обороны; вместо директора ЦРУ, выступавшего этим утром с докладом в Финиксе, присутствовал его заместитель. Замыкали этот ряд директор ФБР и советник президента по вопросам национальной безопасности. Все присутствующие, их было человек пятнадцать, сидели очень тихо, не слышно было ни дыханий, ни случайного шелеста бумаг.

– Сэр, – ответил подполковник, – мы получили сообщение по телетайпу национального командования из пункта управления пуском Саут Маунтин в восемь двадцать три. Оно поступило через три минуты и четырнадцать секунд после того, как по секретному каналу пришел автоматический сигнал из центра управления запуском, означающий, что хранилище для ключей заблокировано.

– А это в свою очередь означает, что один из офицеров-ракетчиков поместил свой ключ в хранилище. Чрезвычайно важно, господин президент – по инструкции наши офицеры пользуются хранилищем для ключей только в крайнем случае, при угрозе захвата, – подал голос начальник штаба ВВС.

• Предыдущая
• 8/97
• Следующая