За день до полуночи - Хантер Стивен - Страница 39

• Предыдущая
• 39/97
• Следующая

– Но ведь должно было и еще что-то произойти.

Питер отвернулся, чтобы не смотреть на агентов. После всех отпираний настало время коснуться того, чего он ужасно не хотел касаться. Вот оно.

– Я должен еще… ну, я много работал дома и как-то обнаружил, что документы… в беспорядке. Вернее, лежали немного не в том порядке, как обычно. Это меня очень напугало, сам я этого сделать не мог.

– Это была ее работа?

– Больше некому.

– А почему вы ничего не сообщили?

– Я просто упрятал это в дальние уголки памяти, отгородился от него всей своей жизнью. Вы что-нибудь слышали о самоотрицании? Это когда отказываешься иметь дело с реальностью. Вот тогда я по-настоящему и тронулся умом. Я сломался в июле.

И снова наступила долгая пауза.

– Смахивает на классическую схему, – заметил один из агентов. – Они, возможно, долгое время наблюдали за вами обоими, выяснили все ее слабые места. Потом подсунули ей парня, именно такого, о котором она мечтала, у которого не было ваших недостатков. Он увлек ее, а потом завербовал. Вот так они и сработали.

– Кто? Ради бога, Готтлейб – израильтянин, а они на нашей стороне.

– Ну, в некоторых вопросах. А в других, может быть, и нет. Да ладно, что теперь гадать? Она нам сама расскажет.

Эти слова вызвали у Питера внутренний протест, ему стало стыдно, и он непроизвольно среагировал на них:

– Не трогайте ее. Не имеет значения почему, но я все еще люблю ее. Я никого так не любил раньше и уже больше не полюблю. Во всем виноват я, а не она…

И замолчал.

Питер остался сидеть и после того, как агенты ФБР выбежали из комнаты, унося ценнейшую информацию. Все у него застыло в груди. Ведь он только что предал ее? Сейчас Питер уже не был уверен, что честно выполнил свой долг, ему противна была сама мысль, что он снова доставит ей неприятности. Странно, но он почувствовал себя рядом с Меган и понял, что ему было бы приятно поговорить с ней. В комнате было темно. Ему захотелось дотронуться до нее. Он думал о Меган, о ее смехе, который не слышал целую вечность.

Когда он последний раз видел ее? Две недели назад. Они увиделись после долгого перерыва, поговорили немного, и поначалу все ладилось, словно у них снова появился шанс. Занятий в институте у него не было, работу по установке хранилища для ключей они закончили, ему прислали окончательный вариант конструкции, группа конструкторов потрудилась отлично…

Но утром Меган разозлилась на него и сказала, что он счастлив только потому, что работа над его проектом идет отлично. А он просто часть этого проекта, разве не так? И все еще продолжает черпать силу и удовольствие из зла.

Питер тоже вспылил. Крики, ругань, взаимные обвинения – все началось снова, воздух буквально дышал яростью. Меган ушла, а он только посмотрел ей вслед.

Она по-прежнему выглядела так прекрасно…

В голове у него закрутились определенные винтики, подсказавшие, что перед ним открывалась волшебная возможность все уладить.

И в то же самое время он почувствовал себя ужасно одиноким. Боже, Меган, что же ты, черт побери, натворила? Что, черт побери, я сам натворил?

И тут его мысли переключились совсем на другое.

Где Пуллер? Где же Пуллер? – подумал Питер.

Горизонтальной штольни они достигли без особых затруднений, после чего команда тоннельных крыс «Альфа» направилась к шахте, называемой Элис, а команда «Бейкер» – к шахте под названием Элизабет.

– Нам предстоит трахнуть эту Элизабет, – сказал Уоллс, – проберемся по этой белой шлюхе и затрахаем ее до смерти. Устроим такую любовь, какая ей и не снилась. Если уж они связываются с неграми, то это навсегда.

– Заткнись, – срывающимся голосом произнес Уидерспун.

– Эй, парень, ты говоришь так, словно сам женат на белой суке.

– Так и есть. Заткнись.

– А-а, теперь понятно, почему ты такая тряпка. Да я каждую ночь трахал белую шлюху. Скажу тебе…

– Заткнись. Никто не скажет такого о моей жене. Она отличная девушка, просто так получилось, что она белая.

Уоллс презрительно хмыкнул. Ну и дела. Этот самодовольный ниггер просто тупица, посмотрим, каким он будет, если впереди нам встретятся вьетконговцы.

Наверняка наложит полные штаны.

Уоллс любил темноту и холодный могильный воздух. Тоннель был терпимым, ствол шахты шел аккуратно, смахивая на лестничный колодец, стены были ровные и более или менее гладкие. По полу проходила узкоколейка, по которой шахтеры когда-то катили свои вагонетки.

Но после того, как команды разделились, стены тоннеля начали сужаться, стали холодными и влажными на ощупь, в воздухе запахло угольной пылью и еще чем-то резким. Луч фонарика Уидерспуна метался из стороны в сторону, нервно прыгая туда-сюда, шаря повсюду, словно руки мужчины на теле женщины. Уоллс светил прямо перед собой.

– Эй, парень, да ты вроде нервничаешь.

Уидерспун промолчал. Ремни прибора ночного видения плотно стягивали ему голову, и приятного в этом было мало. Он действительно немного нервничал. В Гренаде он был на редкость спокойным, даже сам изумлялся этому, но тогда надо было действовать очень быстро и совсем не оставалось времени на переживания.

Тогда они приземлились, отстегнули парашюты и помчались по небольшой ложбине к административному корпусу аэродрома. Все вокруг было разбито, уцелело только несколько человек, которые безмолвно наблюдали, как из черного транспортного самолета С-130 заскользили к земле на парашютах одетые в черное коммандос.

А далее, если не считать задания, надо было просто остаться в живых, как в день праздника Дня Независимости 4 июля, когда на тебя летят фейерверки всего мира, пытаясь сбить с ног.

Нынешний случай был совсем другим. Уидерспун никогда серьезно не сталкивался с подземельями. Он служил в войсках специального назначения, был рейнджером, а теперь служил в самом-самом-самом лучшем подразделении – в группе Дельта. Храбрость была его профессией. Но вот тоннель? В горе? Уидерспун прочистил горло. Скоро придется выключить фонари и пользоваться только приборами ночного видения. А потолок становился все ниже.

– Эй, парень? – Голос Уоллса звучал уже мягко, ирония исчезла. – Ты боишься? Что-то ты молчишь.

– Я в порядке, – ответил Уидерспун.

– Да это ничего, парень. Ты знаешь, во Вьетнаме были такие низкие тоннели, что приходилось ползти на пузе, а еще вьетнамцы гадят прямо в тоннелях, у них нет туалетов. И приходится, в конечном итоге, ползти прямо по дерьму. Представляешь, как это погано, ты ползешь на пузе по дерьму и ждешь, что какая-нибудь девушка-партизанка, вроде той, хорошенькой, которая сейчас в другом тоннеле, затаилась где-нибудь, чтобы воткнуть тебе нож в глотку.

На Уидерспуна ужасно подействовал этот монолог. Ему уже на самом деле было тяжело дышать. Темнота, теснота, ощущение могилы. А здесь ведь погибли люди.

Пятьдесят лет назад, в этой самой дыре, около ста человек.

– Крысы «Бейкер», вы меня слышите? «Бейкер», я Крыса-6, как слышите?

– Слышу вас хорошо, шестой, – ответил Уидерспун.

– Эй, ребята, да вы должны были выйти на связь еще пятнадцать минут назад. Что там у вас, черт побери, происходит? – Что-то в голосе Крысы-6 раздражало Уидерспуна.

– Не волнуйтесь, шестой, мы тут просто заболтались. Так что успокойтесь, ладно?

– Соблюдайте правила радиообмена, сержант. У вас есть что сообщить?

– Нет, шестой, мы прошли главную шахту, теперь движемся по горизонтальной штольне и ищем эту Элизабет. Чем дальше продвигаемся, тем ниже потолок, похоже, этот тоннель ведет в никуда.

– Как твой напарник?

– Отлично, – ответил Уидерспун, ощущая рядом присутствие Уоллса.

– Понял вас, «Бейкер», теперь строго придерживайтесь времени радиосвязи. Если что-то случится, сразу сообщайте.

– А как там наверху?

– Парней из Национальной гвардии здорово потрепали. Да, видно, там засели крутые ребята. Берегите свои задницы, «Бейкер».

• Предыдущая
• 39/97
• Следующая