Сезон охоты на людей - Хантер Стивен - Страница 61

• Предыдущая
• 61/154
• Следующая

– Вам придется ползти всю ночь, – сказал Хуу Ко, обращаясь к русскому, – В любом другом случае они утром увидят вас и убьют.

Если он ожидал какой-то ответной реакции, то зря. Русский ничего не ответил. Он вообще не казался человеческим существом. Или, по крайней мере, нисколько не нуждался во многих необходимых для людей вещах: в отдыхе, общении, разговоре да и вообще во всем человечестве. Он все время молчал. Он казался настолько флегматичным, что этому его свойству могло бы позавидовать даже растение. Но при всем при том он никогда не жаловался, не проявлял усталости, не выказывал намерений подчинить себе Хуу Ко и отборных коммандос из 45-го саперного батальона на всем протяжении их долгого путешествия по Дороге Длиной В Десять Тысяч Миль, по которой они добирались сюда с Севера. В его поведении ни разу не проявились такие чувства, как страх, скука, жажда, ощущение неудобства, юмор, гнев или сострадание. Он, казалось, мало что замечал и почти ничего не говорил, а если и заговаривал, то обходился в основном междометиями.

Он был закрыт от всех, непроницаем, возможно, внутренне опустошен. В армии Хуу Ко герои, убившие десять американцев, получали почетное звание «Брат десяток». Этот человек, насколько понимал Хуу Ко, должен был именоваться «Брат пять сотен» или как-то в этом роде. Он не имел никакой идеологии, им не двигал никакой энтузиазм; он просто существовал. Соларатов. Созвучно с английским «solitary» – «одиночество». Одинокий человек. Это очень хорошо определяло его сущность.

Русский внимательно изучал местность, разглядывая пространство в полторы тысячи метров выровненной земли, раскинувшееся между ним и вражеской базой морской пехоты, которую американцы называли Додж-сити. Туда невозможно было подобраться никаким другим способом, кроме как проползти все это длинное, очень длинное расстояние по-пластунски.

– Наверное, вы могли бы выстрелить с этого холма?

Русский ненадолго задумался.

– Да, я могу застрелить человека с этой позиции, – сказал он в конце концов. – Но откуда я буду знать, что это нужный человек? С такого расстояния я не могу разглядеть лицо. Я должен убить именно того, кого нужно, вот в чем все дело.

Против такого аргумента возразить было нечего.

– Но в таком случае... Вам придется ползти.

– Я умею ползать.

– А как вы выберетесь, если убьете его?

– На этот раз будет только рекогносцировка. Но когда я застрелю его, то буду ждать, пока не стемнеет, а потом вернусь тем же путем, которым добирался туда.

– Но они пустят в дело минометы, артиллерию, возможно, даже напалм. Это их обычный образ действий.

– Да, я могу погибнуть.

– Сгореть в напалме? Это неприятно. Мне пришлось услышать много криков, пока этот дьявольский студень сжигал мясо прямо на костях. Это длилось всего один момент, но у меня сложилось впечатление, что это был очень продолжительный момент.

Русский лишь пристально взглянул на него, как будто не узнавая, хотя они прожили бок о бок целую неделю, а до того детально изучали вместе фотографии и макет Додж-сити.

– Мой совет, товарищ брат, – сказал Хуу Ко. – Вам стоит воспользоваться этой ложбиной; она тянется примерно на триста метров. Вам придется передвигаться в темноте, со всей возможной маскировкой. У них есть приборы ночного видения, и они будут следить за подступами к базе. Но эти приборы, к счастью, не дают стопроцентной видимости. Это будет долгая охота, тяжелая охота. Я могу только надеяться на то, что она будет вам под силу и что ваше сердце окажется достаточно сильным и чистым, чтобы выдержать все это.

– У меня нет сердца, – ответил одинокий человек, – Я снайпер.

На первую рекогносцировку Соларатов не взял свой футляр, в котором, как всем теперь было ясно, хранилась его винтовка. Он не взял вообще никакого оружия, кроме спецназовского кинжала, черного, тонкого и зловещего.

Он ушел с наступлением сумерек, облаченный в пестрый камуфляж, и походил больше на ходячую болотную кочку, чем на человека. Саперы за глаза называли его не Одинокий и не просто Русский, но, с извечной солдатской непочтительностью ко всему на свете, Человек-лопух, потому что он выбирал для маскировки мясистые плотные листья, которые должны были нескоро увянуть. Он скользнул в заросли слоновой травы и уже спустя несколько секунд стал невидим.

Хуу Ко отметил про себя, что его техника была совершенно исключительной – мастерство в чистом виде. Он двигался чрезвычайно медленно и плавно, передвигал каждую часть тела по отдельности, причем таким образом, что само передвижение было практически, незаметно. Да разве могло обычному человеку хватить терпения для того, чтобы совершить такое путешествие?

– Он сумасшедший, – шепнул один из саперов другому.

– Русские все безумцы, – ответил тот, – Это видно по их глазам.

– Но этот по-настоящему сумасшедший, – настаивал первый. – У него мозги набекрень!

Саперы тихо сидели в подземелье; это была сложная система туннелей, выстроенных в год Змеи, 1965 год по счету европейцев. Они готовили пищу, с наслаждением купались под устроенными на скорую руку душами и воспринимали происходившее с ними как своеобразное увольнение. Это было прекрасное время для людей, которым приходилось участвовать в тяжелых боях и которые имели по несколько ранений каждый. По крайней мере шестеро из них имели звание «Брат десяток». Это были тренированные опытные профессионалы.

Хуу Ко в это время изучал фотографии или сидел в траве на вершине холма и рассматривал в подзорную трубу лежавший в полутора тысячах метров от него уродливый форт, такой чужеродный на земле его любимой страны, насильно всаженный сюда пришедшими из-за моря людьми с совершенно иным образом мышления, строем чувств и полным отсутствием ощущения истории.

Он ждал, разглядывая травяное море. Рука сильно болела, он с трудом мог шевелить пальцами. Когда созерцание надоело ему, он вынул из кармана кителя книгу на английском языке. Это был «Властелин колец» Дж. Р. Р. Толкиена, очень занимательная книга. Она позволяла ему на время позабыть о реальном мире, но когда ему все же приходилось отвлекаться от приключений Фродо, он вновь возвращался к огневой базе Додж-сити и самому главному вопросу: когда же вернется снайпер?

Огненные муравьи были только первой из многих напастей. Привлеченные запахом пота, они протискивались в складки кожи на его шее, яростно кусали и пировали его кровью. Он являл собой неожиданный банкет для мира насекомых. После муравьев появились и другие. Москиты, крупные, как американские вертолеты, зудели ему в уши, липли к лицу, неслышно кусали и улетали с раздутыми брюшками. Что еще? Пауки, клещи, травяные блохи, стрекозы, целое многоногое войско, примчавшееся на запах испарений, которые испускает душным тропическим утром потеющий человек. Но не мухи. Мухи – для мертвых, к тому же, возможно, мухи питали к нему своеобразное уважение. Он не был мертвым и, кроме всего прочего, за время своей жизни предоставил им немало пищи. И поэтому они не трогали его.

Не то чтобы Соларатов ничего этого не чувствовал. Нет он чувствовал все это очень хорошо. Он чувствовал каждый укус и каждый укол; все его волдыри и опухоли зудели и чесались точно так же, как и у любого другого человека. Но он, в отличие от всех остальных, умел не допускать сигналы приходящие от органов чувств, до головного мозга. Этому можно научиться, а на высшем уровне мастерства, в среде людей, не просто выделяющихся своей смелостью, силой воли или навыками, но и на самом деле лучших в мире, сверхъестественные умения являются самой обычной вещью.

Сейчас он лежал в слоновой траве примерно в сотне метров от выложенного из мешков с песком оборонительного периметра базы Додж-сити, как раз перед двойным ограждением из размотанной в спираль колючей проволоки. Он четко видел выставленные со всех сторон клейморовские мины и наполовину засыпанные землей взрыватели мин большей мощности. Он также хорошо слышал американский рок-н-ролл, ревущий из транзисторных радиоприемников, которые, кажется, таскали с собой все молодые солдаты, и слушание этой музыки было его единственным развлечением.

• Предыдущая
• 61/154
• Следующая