Сезон охоты на людей - Хантер Стивен - Страница 35
- Предыдущая
- 35/154
- Следующая
– Меня? Я...
– Какие есть выгоды. Я буду снабжать тебя бифштексами, и бурбона ты сможешь пить столько, сколько в тебя войдет. Когда мы находимся на базе, то живем, как короли. Со мной ты можешь забыть о такой дряни, как ночной караул, рейдовые патрули, передовое наблюдение, засады и тому подобное. Можешь отдыхать и развлекаться как заблагорассудится. Теперь минусы. Минус первый. Ты не прикасаешься к моей винтовке. Никто не прикасается к моей винтовке. Минус второй. Ты не употребляешь наркотиков. Как только я поймаю тебя под кайфом, ты тут же отправишься домой под конвоем и проведешь следующие два года в Портсмуте. И минус третий. Ты никого не называешь желтожопым, азиатской рожей, узкопленочным или, скажем, грязным недомерком. Они самые лучшие солдаты во всем мире. Они побеждают нас и в конце концов победят. Мы убиваем их, но, клянусь Богом, мы убиваем их с уважением. Вот единственные три правила, но их нельзя нарушить и даже на мгновение усомниться в них. Или же, если хочешь, можешь сидеть здесь, в этом вонючем окопе и дожидаться, пока кто-нибудь не кинет мину-другую тебе на голову. И еще, чутье мне подсказывает, что в каждом поганом наряде, каждом поганом патруле, каждой поганой работе по разгребанию погани ты всегда окажешься первым номером в списке тех, кого при любой возможности следует ставить раком. Надеюсь, что тебе нравится вонь горящего дерьма, потому что нам придется немало его понюхать.
– Там, в мире, у меня были кое-какие проблемы, – осторожно сказал Донни. – Мне серьезно влетело за отказ от «сотрудничества».
– Я видел это в твоем личном деле. Что-то вроде невыполнения приказа, так ведь? Тебя еще и звания лишили. Эй, сынок, может быть, ты еще не заметил, что здесь не мир, а 'Нам? Да для меня все это плевка не стоит, усек? Ты выполняешь работу, я даю тебе сто процентов и требую с тебя на сто процентов. Ты можешь погибнуть, тебе придется тяжело вкалывать, но у тебя будет хорошее развлечение. Убивать людей – это прекрасное развлечение. Ну что? Ты со мной или как?
– Думаю, что я с тобой.
Не прошло и тридцати минут, как Донни был освобожден от наряда и переселился в кубрик разведчиков-снайперов к стафф-сержанту Суэггеру, НКС (низший командный состав) или, как его иногда называли, НКБ (не прошедший комиссию бог), единственному человеку во всем мире, чье слово имело для него значение.
До сих пор он ни разу не нарушил ни одного из трех правил. Он проверял на весах каждый из патронов М-118, которыми пользовался Суэггер, чтобы застраховаться от миллионной доли вероятности того, что в Солт-Лейк-Сити пропустили брак; он чистил 0,45-дюймовый и 0,380-дюймовый пистолеты Боба, его легкий автомат и свои собственные винтовку М-14 и кольт; он сушил и начищал походные ботинки; он стирал белье и одежду; он проверял и укладывал снаряжение перед каждым заданием; он полировал линзы телескопических прицелов; он проверял чеки гранат и наличие плесени в пластмассовых флягах; он вручную покрывал матово-черной эмалью медные части 872-го комплекта; он узнавал высоту над уровнем моря, направление и силу ветра; он собирал и бережно хранил карты операционного района; он составлял донесения о проведенных операциях; он изучал карты района боевых действий как Священное Писание; он охранял снайпера с тыла и флангов и однажды убил двоих солдат-северовьетнамцев, которые смогли подобраться к позиции Боба почти вплотную; он изучил правила пользования и устройство рации PRC-77. Он трудился как проклятый и ни разу не нарушил ни одно из правил.
Только Боб прикасался к своей винтовке. Боб собственноручно разбирал ее после каждой операции, тщательно прочищал все вплоть до мельчайшей щелочки, насухо вытирал ее, выверял прицел – словом, обращался с ней как с маленьким ребенком или обожаемой любовницей. Он, и только он, мог прикасаться к винтовке или тем более ухаживать за ней.
– Дело не в том, что я не доверяю тебе или боюсь, что ты уронишь ее, собьешь прицел, ничего мне не скажешь и я промахнусь и в результате кто-нибудь погибнет, скорее всего, я сам. Просто есть краеугольный камень, нерушимое правило, важное для нас обоих: к винтовке не прикасается никто, кроме меня. Если заборы крепкие, то и соседи хороши. Когда-нибудь слышал такую мудрость?
– Кажется, да.
– Ну так вот, правило насчет винтовки – это и есть мой забор: Усек?
– Целиком и полностью, сержант.
– Называй меня сержантом только здесь, в Додж-сити, когда вокруг полно служак. В боевой обстановке будешь называть меня Боб, или Суэггер, или как тебе на ум взбредет, но боже упаси тебя в боевой обстановке назвать меня сержантом. Кто-нибудь из тех ребятишек может тебя подслушать, и меня убьют только из-за того, что ты обращаешься ко мне по уставу. Понятно, Свинина?
– Понятно.
И до этого момента Донни никогда не забывал этого правила, как и двух других правил.
– Я забыл, – сказал он Суэггеру, чуть повысив голос, чтобы заглушить шум дождя. – Насчет винтовки.
– Черт возьми, Фенн, а ведь ты только-только начал мне нравиться. Я даже подумал, что ты способен на что-то хорошее, – мягко поддел его Боб. Впрочем, он тут же вернулся к насущным делам: – Ну что, со жратвой покончили? Набил кишки как следует? Отлично. Переберемся через этот холм, обманем их дозорных, а потом немного поспим. А утром устроим небольшую стрельбу.
Боб шел первым, пригнувшись, в своей камуфляжной накидке и зеленой тропической шляпе. Винтовка висела у него за спиной. В одной руке он нес автомат М-3, а в другой – саперную лопатку. Он использовал ее в качестве посоха, вонзая в корни деревьев или цепляясь ею за спутанные ветки и подтягиваясь по крутому склону на метр-полтора вверх.
Он двигался спокойно, обдуманно, почти медлительно. Дождь все так же хлестал стеной в сгущавшихся сумерках, и его струи оглушительно гремели по листьям и жидкой грязи. Разве дождь мог быть таким сильным и продолжительным? Может быть, Бог решил покончить с миром и теперь смывал с его лица Вьетнам с его грехами, злодеяниями, высокомерием и безумием? В это было очень легко поверить.
Донни держался на пятьдесят метров левее; он пробирался, используя те же самые приемы, что и Суэггер, но тщательно следил за тем, чтобы не высовываться вперед. Боб контролировал фронт и правый фланг, Донни, соответственно, отвечал за тыл и левую сторону.
Но он не видел ничего, лишь чувствовал холодные удары дождевых струй и ощущал вес М-14, пожалуй, одной из последних штурмовых винтовок этого образца, оставшихся во Вьетнаме. Честно говоря, для такой работы идеально подошли бы пластиковые автоматы М-16, но Боб их прямо-таки ненавидел, называл их мухобойками и не позволял ни одному солдату из своего подразделения обзавестись таким оружием.
Боб время от времени замирал на месте, вскинув вверх правую руку, и тут же он сам и его напарник кидались на землю, укрывались в листве и беззвучно лежали, стараясь как можно крепче прижаться к склону. Но каждый раз все, что замечал Боб, оказывалось каким-нибудь безобидным пнем или кустом, тревога признавалась ложной, и они продолжали свой медленный упорный подъем.
Дважды им пришлось пересечь извивавшиеся среди зарослей дорожки, и оба раза Боб выжидал минут по пять, прежде чем выйти на открытое место, невзирая на то что для пересечения прогалины им потребовались бы считанные секунды.
Постепенно сгущались сумерки, и видно было все хуже и хуже. Хотя Боб и Донни взбирались все выше, джунгли никак не желали редеть, напротив, казалось, что они становились все гуще и гуще. Как-то раз Донни показалось, что он потерял Боба, и его охватил мгновенный приступ паники. А если он заблудится? Что делать? Только брести наугад по этим диким горам, пока его не поймают и не убьют или же он выбьется из сил и умрет с голоду.
«Вы, мальчишки, еще не набрали настоящей силы». Эти слова донеслись до него откуда-то издалека, и он понял, что память насмехается над ним устами футбольного тренера, оставшегося далеко в прошлом вместе с его такой важной и сложной спортивной карьерой.
- Предыдущая
- 35/154
- Следующая
