Улыбка пересмешника - Михалкова Елена Ивановна - Страница 28

• Предыдущая
• 28/63
• Следующая

Камни, которые они притащили с собой еще в прошлый приезд, не пригодились – Кирилл объявил, что сложить из них очаг не получится. Поначалу он носился со своей идеей, а потом остыл к ней, стоило только Сеньке, увидев разнокалиберные булыжники, поднять его на смех. И хваленое кручининское упорство не помешало ему позабыть о том, что он собирался печь какие-то особенные, хитрые лепешки на разогретых камнях, и предоставить все их камни в полное Сенино распоряжение.

В итоге Семен в несколько заходов отволок булыжники к яме неподалеку от шалаша и сбросил вниз, чтобы не мешались на дороге. К тому же внутреннее чутье подсказывало, что незачем держать их на виду – слишком велико может оказаться искушение схватить один из них.

Кирилл ему в этот раз не нравился. За его смехом, непринужденностью и подшучиванием скрывалось нечто такое, отчего Сенька не поленился убрать камни с глаз долой, а затем, стоя на краю ямы, проверить ремень. Чем-чем, а этим оружием он владел – научили добрые люди, пока он мотал срок, и наука ему уже несколько раз пригодилась. Семен провел пальцами по прохладной пряжке: круглой, рельефной, больше подходящей для женского ремня, чем для мужского. Пряжка была с обратной стороны утяжелена металлической пластиной, а в зазор между ними Сенька насыпал свинца: оружие получилось такое, что с ним можно было безбоязненно выходить против Соловья-Разбойника – свист от пряжки, рассекавшей воздух, не уступал бы его посвисту. «Даст бог, не придется против Кирюхи использовать. Угроблю ведь парня».

Не то чтобы он в чем-то подозревал старого приятеля, оправдывался перед собой Семен... Но так ему было спокойнее. Он чувствовал в Кручинине скрытое возбуждение, напряжение сжатой пружины, и опасался, что оно выльется в драку. «Драться-то нам не надо, – укоризненно сказал про себя Семен, вспоминая лицо Кирилла, прищурившего серо-голубые глаза. – Зачем же нам драться? Давай по-хорошему все решим, как договаривались, и разбежимся. Но договор выполнять надо, ты ж понимаешь...»

Кирилл здорово изменился за то время, что Сенька провел на зоне: Головлев запомнил цепкого, злобного, как волчонок, веселого паренька из тех, кому море по колено, а обнаружил заматеревшего мужика себе на уме, свирепо огрызавшегося на любые попытки вмешиваться в его жизнь. Разница между ним самим и Кириллом была настолько разительной, как будто это Кручинин провел последние шесть лет на зоне, а не он, Сенька.

Одной из неприятных черт приятеля для Семена было отношение Кирилла к жене. Скромная, ласковая, как котенок, не сводившая с мужа сияющих глаз, она лучилась доверчивым счастьем, тянулась к Кириллу, как цветок к солнцу. «Ромашка, ей-богу... – умиленно думал Сенька, наблюдая за ней. – Вот же нашел себе жену Кручинин!» Его съедала не зависть и не плотское желание, а смутная тоска по тому семейному блаженству, какого у самого Сеньки не было и быть не могло: не из тех он был мужчин, от которых такие красавицы, как Вика, млели и таяли.

И тем обиднее ему было видеть, что Кирилл не ценит того, что имеет, а жену держит за прислугу. От этого у Сеньки возникало смутное ощущение, будто Кручинин высмеивает то, что было для него ценно. Он не мог облечь это чувство в подходящие слова, и в конце концов решил, что ему просто жалко молодую нежную Вику. «Эх, мне бы такую женщину...» У него сохранилась одна-единственная вещица – с того дела, – с которой Сенька отчего-то не смог расстаться: безделушка, но до того радующая глаз, что от нее на душе становилось теплее, словно от хорошей песни. Эту безделушку утром, когда Кирилл уже ушел рыбачить, Семен припрятал в свой тайничок – испугался, что потеряет, пока лазает по кустам, или, еще хуже, уронит в воду – и не будет у него больше безделушки. Про себя он уже решил, что подарит ее Вике, когда вернется. «Не забыть бы ее в тайнике-то... Или, может, в карман переложить?»

Вернувшись к шалашу, Сенька обнаружил, что Кирилл снова завалился спать. Это было еще одной новой его особенностью: спать помногу, в том числе и днем. «Дрыхнет как сурчина, – удивленно думал Семен, слушая храп приятеля. – Только пообедали, а он спать».

Он вновь, как и накануне утром, уселся перед шалашом, с тоской думая о том, что раньше Кирюха ни за что не бросил бы его сидеть одного, а привалился бы рядышком, и они завели бы разговоры за жизнь. Теперь такие разговоры и начинать было смешно – слишком разная была у них жизнь. «Получу от него то, что надо, – думал Сенька, вертя в руках почти готовый нож, – и разбежимся. Что я себя обманываю? Никакие мы больше не приятели».

Эта мысль, которую он старательно гнал от себя, огорошила его. Он и на поездку-то согласился в надежде, что все пойдет как прежде, и закончится непонятное молчание Кирилла по поводу их договоренности. Теперь стало ясно, что нужно не рыбку удить в дальней заводи, а поговорить с Кручининым напрямик, без всяких недомолвок и намеков. Не получается у него намеками, хоть ты тресни.

Погрузившись в невеселые думы, Семен встал и побрел куда глаза глядят, бессмысленно вертя в руках незаконченную работу. Пальцы его скользили по ручке ножа, ощупывали контур медведя, замирая на шероховатостях... Золотистые стволы сосен, пятна травы, по которым скользило солнце, гул невидимой отсюда реки – все действовало на него усыпляюще, и, чтобы не проваливаться в полусонное состояние, в котором мысли о Кирилле приобретали неприятную четкость, он решил отвлечь себя: присел на широкий поваленный ствол возле ямы, куда недавно сбрасывал камни, и стал рассматривать клинок и рукоять, сосредоточиваясь на том, что еще предстояло сделать.

Он просидел минут десять, совершенно потеряв счет времени, не думая ни о чем, кроме узора... И вздрогнул от неожиданности, когда из-за дерева на него упала чья-то тень. В первый миг Сеньке показалось, что это Кирилл решил напугать его, но, подняв голову, он обнаружил давешнего идиота, подходившего к нему враскачку, будто моряк. На большие голые ступни налипли иголки, из тонких царапин под коленками сочилась сукровица.

– Ба! Ты где прятался-то? – удивился Семен. – Вот черт неслышный. Я тебя и не заметил.

На этот раз вода не текла с дурачка, только зеленая потертая футболка была чуть влажной – видимо, он много времени провел на острове и успел обсохнуть. Остановившись перед Сенькой, мальчик внезапно похлопал его по голове, а когда тот недовольно отшатнулся, гулко расхохотался.

– Тихо ты, дурак!

Сенька обернулся в сторону шалаша. Показывать нового знакомца Кручинину ему не хотелось: тот, зверь такой, начнет издеваться над убогим, и тогда ничего хорошего не жди.

– М-м-м... – напрягшись, выдал дурачок, протянув к нему сверху вниз розовую пятерню. – Да-а-ай!

– Чего тебе дать? Покушать, что ли?

«Ну что за люди, а... Накормить им его жалко, что ли», – подумал Семен озлобленно в адрес незнакомых ему отца и матери дурачка. Он встал, переступил с ноги на ногу, вспоминая, сколько банок тушенки осталось в сумке.

– Да-а-ай! – громко повторил тот, тыкая пальцем куда-то Сеньке за спину.

– Нож тебе дать? – догадался Сенька, обернувшись. – Э-э, нет! Типа, спички детям не игрушка. Ума поднакопишь малость, тогда будешь такими штуковинами баловаться.

Парнишка сделал попытку обойти Головлева, не сводя глаз с поблескивающего в солнечных лучах лезвия. Взгляд его – взгляд завороженного человека – не понравился Сеньке. Он заступил дурачку дорогу и покачал головой.

– Нельзя! – И, видя, что идиот не отходит, легонько отпихнул его в сторону, начиная сердиться. – Иди, кому сказано! Ну!

В ответ тот с неожиданной силой пихнул Семена, и Головлев едва удержался на ногах.

– Да-а-ай! – настойчиво повторил дурачок и заморгал красными глазками. – Да-а-ай!

– Иди ты! Дай ему... А будешь пихаться...

Сенька не договорил. Набычившись, парень («Леша! – запоздало вспомнил Головлев. – Кажись, он вчера говорил, что его Лешей зовут») налетел на него, замутузил кулаками в воздухе, лишь изредка попадая по Сеньке. Но несколько ударов оказались для Семена чувствительными – он был не готов к такому нелепому нападению. Мальчишка, несмотря на то, что был крупнее щуплого Головлева, казался ему совершенно безобидным, и теперь он на своей шкуре прочувствовал, что ошибался.

• Предыдущая
• 28/63
• Следующая