Улыбка пересмешника - Михалкова Елена Ивановна - Страница 19

• Предыдущая
• 19/63
• Следующая

«Что ж, пора на разведку».

Он сменил сапоги на удобные кроссовки и пошел вдоль враждебных ив, вглядываясь в переплетение ветвей. Сто метров спустя Сергея стало одолевать нехорошее предчувствие, что придется возвращаться за топориком и вырубать проход, потому что пробраться сквозь эти заросли не было никакой возможности, но тут он увидел узкую тропинку, уводившую с берега в глубь острова. То ли постарались рыбаки, приезжавшие сюда, то ли прокладывавший тропу воспользовался естественным расположением деревьев, но только по обеим ее сторонам ивы отступали, давая место высоким трубкам борщевика, растопырившего крупные пятерни белых соцветий.

Через борщевик Сергей пробрался без особых сложностей и вскоре очутился в лесу. Он ощущал себя человеком, преодолевшим кордон, тем более что за его спиной трава тут же сомкнулась, скрывая тропу. Теперь его окружали редкие золотистые сосны, кора которых переливалась на солнце, как рыбья чешуя.

Тропинка потерялась, растаяла в невысокой траве, и Бабкин пошел сначала вдоль изнанки ивового кордона, а затем резко свернул влево, потому что увидел то, что привлекло его внимание: глубокую яму – видимо, естественный провал, в два человеческих роста, – дно которой вспучилось черной землей, видной даже из-под травяного ковра. Сергей двинулся в обход и вскоре заметил еще одну такую же яму, чуть поменьше, через которую перекинулась упавшая сосна. Рыжие засохшие иголки засыпали склон.

Бабкин обошел лес. Весь он был перекорежен, словно его бомбили много лет назад и раны до сих пор не зажили. Дальняя его оконечность поднималась вверх под сильным углом, и Сергей вскарабкался на обрыв, чтобы быть вознагражденным видом синей Куреши, омывавшей заостренный остров с двух сторон.

На шалаш он наткнулся неожиданно, когда почти решил, что пора возвращаться. Самое удивительное заключалось для Сергея в том, что он уже проходил мимо этого места, но шалаша не заметил – видимо, отвлекся на вторую яму, находившуюся неподалеку. Здесь неведомо откуда выныривала тропинка, потерявшаяся на входе в лес, и приводила к раздвоенной сосне с толстым стволом, в развилке которой уместилась подушка из иголок, мелких веточек и птичьих перьев. А сразу за сосной стоял шалаш.

Он оказался в четыре раза больше, чем представлял по описанию Сергей, и от этого еще удивительнее было, что он смог пройти мимо, не разглядев его. Те, кто строил шалаш, вряд ли ставили своей целью замаскировать это сооружение, но если бы они и постарались, у них не получилось бы лучше. Узкие длинные колья, воткнутые в землю, обросли светло-зеленым вьюном с цветками-колокольчиками, а заросли дикой малины закрыли шалаш сзади и сбоку, разрастаясь с каждым годом и окружая постройку кольцом.

Вход был завешен длинным брезентовым полотнищем, и Бабкин покачал головой: поразительно, что никто не утащил его за все эти годы. «Может, здесь никто не появлялся, кроме тех двоих, Кручинина и Головлева?» Он отодвинул полотнище и забрался внутрь.

В шалаше можно было стоять не нагибаясь. Вдоль стены были выложены сухие ветки, наваленные друг на друга, а в центре стояла перевернутая ржавая кастрюля, вокруг которой проросла мелкая травка. Бабкин оторвал кастрюлю от земли, и под ней обнаружились червяки и жучки.

Пахло сырыми ветками, гнилью и опавшими листьями. Высунув голову наружу, Бабкин вдохнул свежий сосновый воздух и снова вернулся. Присел на корточки и пошарил вдоль стен, откидывая ветки, превратившиеся в сухие палки.

Тайничок обнаружился быстро – выкопанная в земле ямка, выложенная пакетом и плотно закрытая сверху крышкой от кастрюли – похоже, той же самой, которую он отодвинул пару минут назад. Сергей ожидал увидеть нож, обязательные рыбацкие принадлежности вроде крючков и блесен, бутылку, в конце концов, но вместо этого обнаружил еще один пакет, плотно перемотанный бечевкой, и моток синей изоленты. Изоленту он оставил в тайничке, а пакет размотал, и оттуда на ладонь ему вывалилась брошь в виде летящей золотой птицы с глазом-камешком зеленого цвета. Выглядела вещица необычной, и Сергей, аккуратно упаковав ее, сунул брошь в карман.

Дальнейший осмотр внутри ничего не дал. Но хотя бы в этой части рассказ Виктории Венесборг был правдивым, а значит, могло быть правдой и все остальное.

Выбравшись наружу, Сергей окинул взглядом шалаш, с невольным восхищением отмечая, что построен он на совесть. За прошедшие годы большая часть кольев подгнила, ветки, накрывавшие их, давно съехали вниз под тяжестью снега и своей собственной, а малина пробралась через щели внутрь, но Бабкин легко мог представить, как хорошо здесь было восемь лет назад, когда хозяева приводили шалаш в порядок, обновляли ветки, выстилали себе постели из соснового валежника... «Интересно, что же здесь произошло?»

Сергей сделал несколько шагов к старой сосне с раздваивающимся стволом и провел рукой по коре, на которой едва заметен был глубокий след, словно порез – должно быть, в нее втыкали топор. Ладони стало тепло – кора нагрелась под солнцем. На медовой слюде заиграли солнечные лучи, похожие на блики в реке.

Сеня сидел перед шалашом и неспешно занимался делом. Время от времени он отрывал взгляд от своей работы и бросал его на раздваивающийся ствол сосны, росшей в нескольких метрах от входа. На медовой слюде играли солнечные лучи, казавшиеся ему похожими на блики в реке, – солнце уже два часа как встало.

За его спиной из шалаша доносился храп: Кручинин, принявший вчера чуть больше, чем требовалось, не собирался просыпаться, хотя накануне они договорились о том, что рванут рыбачить с самого раннего утра. Ну да черт с ним, думал Сеня, обводя контур рисунка карандашом, все равно не на рыбалку сюда ездим – так, побаловаться, поиграть в индейцев на природе.

Его кольнула неприятная мысль, касающаяся приятеля, но он не стал зацикливаться на ней – сейчас все его внимание было посвящено предмету, который он держал в руках. В тюрьме он научился вырезать по дереву, и оказалось, что у него есть к этому способности. Со своим набором стамесок Сенька мог создать такой рисунок, что люди вокруг только ахали.

Короткий нож с широкой деревянной ручкой всучил ему знакомый, упрашивая хоть чем-нибудь его украсить. Сенька сначала сопротивлялся, объясняя, что не собирается портить сугубо утилитарную вещь, а потом догадался, что никакого практического применения ножу не будет: повесит его хозяин на стену и станет им любоваться. После чего согласился взять заказ, и вот теперь, предварительно расписав ручку тонким карандашом, работал штихелем по контуру рисунка – медведя, стоящего на задних лапах.

День обещал быть жарким, но пока в лесу стояла сонная утренняя прохлада. Косые лучи ложились на землю и стволы сосен, сверкали в росе, высыпавшей на редких травинках. Сеня прислушался к храпу, доносившемуся из шалаша, и понял, что проголодался.

Он вспорол банку тушенки, отрезал ломоть хлеба и принялся с наслаждением поедать всухомятку немудреный завтрак, поглядывая на незаконченную работу, отложенную на ближайший пень.

Какой-то звук заставил его насторожиться. Он сам толком не понял, что ему не понравилось, и даже не отдал себе отчета в своих ощущениях, но весь напрягся, как зверь, услышавший запах охотничьих сапог.

Когда кусты малинника сбоку от него зашевелились, Сеня ничем не показал, что видит это, однако плавным движением потянул из-за пояса собственный нож – не игрушку, а настоящий, охотничий – и замер, дожидаясь, пока незваный гость покажется на свет из кустов. Животных на островке быть не могло, а значит, к ним пожаловал человек. То, что пришелец явно прятался, говорило о враждебных намерениях, и Сеня подумал, не свистнуть ли Кручинину, чтобы тот проснулся, но затем решил, что пока не стоит. Это мог быть всего лишь местный голицынский алкаш, которого сдуру занесло на остров.

Краем глаза он следил за кустами, фальшиво насвистывая себе под нос и делая вид, что увлечен размазыванием тушенки по куску хлеба. Узкое острие охотничьего ножа плавно приминало кусочки, и на землю падали капельки вкусно пахнущей жидкости.

• Предыдущая
• 19/63
• Следующая