Алиша. Тайна Школы - Багазова Алина - Страница 30

— Да… — ответила машинально и лишь затем обернулась.

Молодая, невысокая, розовощёкая женщина с хитро смеющимися серыми глазами стояла рядом, прижавшись плечом к стволу дерева. Чёрные, как смоль, волосы свиваются тугим жгутом, перехваченные золотистой лентой, перекинуты на одну сторону.

Длинная, нежно розовая туника в греческом стиле струится до земли так, что не видно даже ступней. Незнакомка по-настоящему красива, и красота её…несколько неземная, скорее её можно назвать богиней. Не являясь худышкой и имея довольно роскошные формы, она, однако, создаёт своим обликом ощущение невесомости, лёгкости, кажется, даже трава не прогибается под её ногами.

Прежде чем я поняла, кто это, она представилась:

— Я ливийская сивилла, имя моё Герофила, дочь Зевса и Ламии.

— Э… Алиша, — растерянно улыбнулась я, представляясь столь неподобающе коротким именем. Подумала было сообщить имена родителей, но споткнулась о тот факт, что я их не знаю.

— Мать твою звали Татьяна, а отца — Олег! — вдруг проговорила сивилла, словно мысли мои прочитав, и тут же вернулась к началу разговора, — это птица Сирин, она поёт радость и убирает печаль. Но тебе повезло, что на её месте не оказалось птицы Алконоста…

Говоря это, сивилла подошла и присела рядышком со мной на траву. От неё пахнуло ароматом мускуса и ванили, закружилась голова, но в ней вдруг стало ясно-ясно. Я сразу поняла всё о незнакомке. Сивиллы — в греческой мифологии пророчицы, в священном экстазе предрекавшие будущее, как правило, свои предсказания дающие в стихотворной форме. Именно они в своё время предсказали гибель Трои и извержение Везувия, а также великое будущее Риму пророчила одна из сивилл, покровительствовавшая герою Энею, основателю его. Овидий писал, что в одну из сивилл, кумскую, даже влюбился бог Апполон…

— Услышь ты песню Алконоста, не избежать тебе грустной участи забвения, хотя песнь его так же сладка и прекрасна! И похожи они необычайно. Но Алконост, по счастью, обитает на другой территории, — махнула она в сторону Тёмного Леса, — однако важно, что ты услышала песнь птицы Сирин. Ведь её способны услышать лишь по-настоящему счастливые люди.

«Да уж» — усмехнулась я — «нашла своё счастье, и не смогла удержать рядом…»

— Может быть, ты хочешь ещё что-то узнать о своих родителях?

Казалось, сивилла заглянула в самую душу. Она мягко взяла мою руку, и я вдруг ощутила себя маленькой девочкой, совсем ребёнком, а рядом мать и её тепло окутывает, вселяет ощущение безопасности, защищённости и уверенности в том, что всё всегда будет хорошо!

И я покачала головой:

— Нет, не хочу.

— Знаю, что ты сама могла бы, — кивнула Герофила, — если бы пожелала.

Мы помолчали. Я поняла, что сивилла здесь — как бы аналог вельвы в Тёмном Лесу, только, в отличие от второй, не привязана к одному месту, а гуляет по всей территории, хоть и вдалеке от домиков учеников.

— Ты ведь здесь очень давно? — полуутвердительно проговорила я, — с самого восстановления Школы?

— Я была здесь гораздо раньше, пережила множество перерождений этой реальности…

С тех самых пор, как люди стали забывать богов и тех, кто имел дар прорицать и открывать их волю.

В голосе сивиллы сквозила грусть.

— Нас было двенадцать… Я упрекала людей в идолослужении. Мои подруги по божественному призванию имели каждая своё предназначение. К сожалению, сейчас мало кто знает и, тем более, помнит о нас. Даже книги наши сохранились в количестве трёх из имевшихся девяти. Это всё кумская сивилла, — Герофила с тёплым укором полуулыбнулась, — сожгла остальные в порыве упрямства, когда царь Тарквиний Приск отказался купить их у неё. Она всегда из нас была наиболее импульсивной. Однако хитрой — взяла с Приска цену за оставшиеся три, как за девять! И потом ещё, гораздо позднее, египетская Тараксандра, что ещё Агриппой прозывалась…

Я слушала, не решаясь перебивать. С таким жаром и наслаждением рассказывают ветераны о военных годах, о своих былых друзьях, о делах давно минувших дней всем, кто готов слушать. И в их интонации обычно звучит неизмеримая признательность за эту готовность. Погрузившись в прошлое, сивилла стала томной, опустила глаза, скользя взглядом по траве и цветам, на щеках играл румянец, она словно вспоминала ещё что-то, что не решалась или смущалась рассказать мне.

Наконец, Герофила подняла голову и благодарно улыбнулась.

— А какое дело тебя сюда привело?

— Если честно — никакое, я просто гуляла и думала, даже не подозревая о твоём существовании. Проблема, конечно, у меня есть, но…

— Хочешь получить пророчество? — оживилась сивилла, — ты не думай, я не потеряла былого дара! Хотя в последнее время мало кто балует своим обществом.

— Уже и не уверена, что смогу правильно растолковать, — поджала я плечами, — Лина мне столько напророчествовала, что голова кругом, а всё так размыто, двояко…

— Вельва? — поморщилась Герофила, — она может туману напустить! Тёмная, чего с неё взять…

Ого, даже среди аборигенов этой реальности существует разделение на Тёмных/Светлых!

— Нет, в самом деле, я не хочу. Для меня сейчас всё предельно ясно, остальное может только запутать.

— Как хочешь, — почему-то одобрительно улыбнулась она, — если ты жила в моё время среди людей, ты несомненно была одной из нас, умеешь видеть.

— Если бы я могла видеть так же ясно, как та же вельва…

— Ты можешь! — Герофила сжала мою руку, — ты можешь видеть абсолютно всё. Просто порой боишься…

— Не в страхе дело. Иногда люди закрывают то, чего не хотели бы показать и…

— Ерунда! — воскликнула она, — никто не может закрыть ничего от нас, видящих! Я ведь почти уверена, что ты — переродившаяся одна из двенадцати. Просто я не знала всех настолько хорошо, чтоб сказать с полной уверенностью. Но ощущение такое есть.

— Не задумывалась, кем была раньше, если честно. Меня больше волнует настоящее.

А в нём есть моменты, когда я действительно чего-то не могу понять…

— Ну, теперь я точно уверена, что ты была сивиллой! — вздохнула Герофила, — сомневаешься, не можешь понять, а всё равно никогда не обратишься за помощью. Мы такие, гордые, всегда до всего доискивались сами! Даже друг у друга не спрашивали.

— Значит, я могу сама? Всё-таки МОГУ?

— Конечно, — беспечное пожатие плеч, — если решишься и пойдёшь напрямик, ты была одной из сильнейших.

Я задумалась. Напрямик… Ну конечно. Осталось только решиться!

— Скажи, Герофила, а почему ты не переродилась в человека вновь? Почему осталась тут?

— Я здесь нужна, — глядя прямо мне в глаза, проговорила она, — Альбунея, и ты нужна здесь тоже.

Меня как хлыстом огрело. Альбунея!

— Ты не хочешь вспоминать, — с горечью произнесла сивилла, всматриваясь в мои глаза, зрачки прорицательницы потемнели, — сама захотела не помнить. А жаль.

Надеюсь, всё переменится. Иди туда, куда идёшь, и мы увидимся ещё не раз.

— Ты сама напускаешь тумана, — усмехнулась я пересохшими губами.

— Да, вельву я зря очернила. Вижу, ты и от неё ничего не хотела узнать, боялась, оттого… А когда человек боится, его дух закрыт, мы не можем сказать ему напрямую. Ведь не воспринятое пророчество всё равно случится, а по пути к нему человек наломает дров из своего же страха и попыток свернуть в сторону.

— Вы же не предсказываете лишь плохое?

— Иногда и хорошее может быть слишком необъятным для человеческого ума, слишком шокирующим. Поэтому я тебе сейчас не говорю прямо, что знаю. Но это случится. И случится совсем скоро. А когда случится, ты поймёшь, Альбунея, и придёшь ко мне.

И тогда мы поговорим уже, как хорошие подруги и единомышленницы.

— Единомышленницы?

— Для меня Школа — мой дом, реальность, которой я служу, которой живу и благодаря которой существую. Я больше не хочу возвратиться в пусть и кратковременное, но забвение. Школа должна процветать и она будет процветать, ибо эта единственная реальность, дающая энергию вашему миру, миру людей. Пока она жива — в вашем мире не будет глобальных войн и самоуничтожения. Наши реальности взаимно хранят друг друга, учат друг друга, дополняют друг друга.