Пять имен. Часть 1 - Фрай Макс - Страница 50

— Знаешь, — говорит, наконец, моя обратная сторона. — Я эту теорию сам придумал, только вчера, когда проснулся. А сегодня попал сюда, тебя увидел, и понял, что все правда. Или стало правдой.

— А может ты тогда придумаешь что-нибудь, чтобы нам еще раз кофе попить вместе? А то как-то совсем уж сурово получается.

— Может быть, — соглашается он. — Я подумаю еще. В любом случае, я всегда рядом. Половина все же. Если удастся вовремя оглянуться, может быть, увидишь.

Я собираюсь спросить, а как же все-таки зовут обратную сторону моей пластинки, но не успеваю. Оказываюсь вдруг в большой зале Ксар-Сохумского замка. А там уже БС с Лянхаб сидят, на пару содержимое фляжки употребляют. Задумчивые оба, дальше некуда. Увидели меня и тут же фляжку мне выдали. Видать, лицо мое к этому располагало.

Вот только выйти из замка у нас не получилось. Совсем не получилось. БС вышел, а мы за дверь дергаем, и хоть бы что. БС уже с той стороны кричит, надрывается:

— Ну чего вы там застряли, мне пора уже!

— Да мы выйти не можем, — отвечаю я. — У нас дверь не открывается.

Тут БС начал материться, да так, что Лянхаб с завистью в сторону двери посмотрела. Поматерился, а потом и говорит:

— Ну раз так, я ничего поделать не могу. Ксар-Сохум все сам решает. Так что пойду я. Может, увидимся еще, если выберетесь.

И ушел. Мы даже вслед ему печально посмотреть не смогли, дверь мешала.

— Ну что, — спрашивает Лянхаб, — допрыгались? Чудес им захотелось, видите ли. И чего теперь-то будет?

— Не знаю, — говорю. — Мы, кажется, в какой-то тупик судьбы случайно залезли. Ждать будем. Вон, поесть еще можно.

— Да, и нас опять колбасить начнет?

— Думаю, уже не начнет. Это, наверное, больше одного раза не работает.

Мы с ней пошли к столу, уселись и начали есть. Причем на нервной почве наелись до состояния едва шевелящихся тушек. И ничего сверхъестественного не происходило — кроме, конечно, нашего сверхъестественного обжорства.

— Я домой хочу, — говорит Лянхаб, с отвращением косясь в сторону стола. — Домой, в Ксю-Дзи-Тсу, к Киолу. Не хочу больше этих странностей. В Ксю-Дзи-Тсу странности свои, родные и знакомые, а тут сплошь ужас какой-то. А вдруг у меня клаустрофобия, вдруг я замкнутых замков до колик боюсь?

— Да, домой я бы тоже не отказалась. Мне все-таки работать надо. Вот просидим мы тут три вечности, так в Ксю-Дзи-Тсу все кофейни испортятся, за ними же глаз да глаз нужен. Сменят один раз персонал, потом всю кофейню на помойку можно выбрасывать. Да и вообще…

— Слушай, — оживилась Лянхаб, — ну а может попросить его? Типа, отпусти нас, батюшка Ксар-Сохум, к детишкам малым, кофейням славным, и все такое?

— Что-то мне кажется, это не поможет.

И мы опять замолчали.

Но долго молчать, как всем известно, куда сложнее, чем долго говорить, и мы потихоньку начали вспоминать Ксю-Дзи-Тсу. Все тамошние истории, которых оказалось очень много, Киола, который, если вдуматься, не такой уж и плохой, Терикаси, который, наверное без нас со своими прямыми обязанностями не справляется, и прочих добрых божеств, которые продолжали существовать в нормальной (хоть и с тремя судьбами) реальности, в то время, как мы сидели здесь, и совершенно не знали, что случится в следующую минуту.

Самое страшное, что не случалось ничего. Мы по-прежнему сидели около стола, потягивали вино и курили. И никаких потусторонних шорохов, никаких намеков, что хоть кто-то тут есть и к нам прислушивается. И не оставалось ничего, кроме как заснуть прямо в креслах в надежде на то, что утром все хоть как-то прояснится.

Утром все действительно прояснилось. Когда продрали глаза, оказалось, что дверь открыта настежь, а за ней виднеются привычные глазу, милые сердцу башенки и домики Ксю-Дзи-Тсу.

Мы с Лянхаб завопили от радости и рванули на улицу. Никакого замка позади нас, разумеется, больше не было. Зато впереди маячил Киол. Подошел к нам и спросил со всей возможной суровостью:

— Ну что, с судьбами воевать пойдете? А то, глядите, сошлю.

И мы пошли воевать с судьбами. А что нам еще оставалось делать?

На войне с судьбами нас, разумеется, убили, и даже не один раз, потому что солдаты из нас, как мы и предупреждали с самого начала, хреновые. Воскресая, мы всякий раз ругались и шли пить кофе.

После войны с судьбами, которую нам чудом каким-то удалось выиграть, в Ксю-Дзи-Тсу все более или менее пришло в норму. Насколько это в Ксю-Дзи-Тсу возможно, конечно же. Появлялись время от времени новые божества, старые божества умирали и отправлялись в Галлавал. Жили мы почти как люди, одним словом. Я кофейни создавала, Лянхаб ходила со мной по этим кофейням, для счастья мало, что еще нужно. Киол разомлел и даже подумывал новый город основать, назвать его Адоесс и ездить туда в отпуска. Киол решил, что ему, как всякому начальнику, полагаются отпуска. Мы особо не возражали.

Но, конечно же, все не могло быть сплошь и рядом хорошо, иначе мне бы вам рассказывать не о чем стало. Попивание кофе за душевной беседой — занятие увлекательное, бесспорно, но только для участников процесса.

Как-то утром после обильного ночного возлияния и жалоб на жизнь (преимущественно личную, это основная проблема любого божества) мы с Лянхаб и Терикаси сидели в кофейне на главной улице Ксю-Дзи-Тсу, наблюдали сквозь стеклянные витрины за городом и беседовали неспешно, как в таких случаях и полагается.

— А чего бы тебе, Лянхабушка, не переквалифицироваться, — говорит Терикаси. — Я уже который год жду, пока у нас какое-нибудь божество кино появится, или хотя бы книжного магазина «Москва», да все без толку. А ты пойди к Киолу, попроси тебя переназначить, будешь нам фильмы показывать, вместо того, чтобы матом ругаться беспрестанно.

— Да ну тебя, епть, — отмахивается Лянхаб, попутно переворачивая чашку с кофе. — Киол меня тем же самым матом пошлет куда подальше. Он считает, что порядки, установленные этим миром при участии его, любимого, нарушаться не должны, иначе всем пиздец настанет.

— Это-то да, — соглашается Терикаси, поглаживая по коленке одну из своих подопечных (он утверждает, что на них это благотворно влияет) — но мир же все равно меняется. Вон, вы рассказывали, что с Ксар-Сохумом случилось. Так лучше же, чтобы эти изменения под контролем были.

— Тебе просто очень кино посмотреть хочется, — вмешиваюсь я, закончив сооружать курган из салфеток на месте пролитого Лянхаб кофе. — Мне тоже хочется, но тут только ждать и остается. И, между прочим, Киолу мы про Ксар-Сохум ничего не рассказывали толком. Ни к чему ему это, расстроится еще.

— О чем это вы мне не рассказывали? — это Киол, как обычно, возник у нас за столиком, никого не предупредив.

— Слушай, едрить твою, я тебя сколько раз просила вот так вот не делать больше. Я нервничаю. — Лянхаб подпрыгивает на стуле и начинает копаться в своей сумке в поисках сигарет, разумеется, безуспешно.

— Да ладно, я же не появляюсь, когда ты в ванне с резиновыми утятами купаешься, — усмехается Киол и протягивает Лянхаб свою пачку сигарет.

Лянхаб, разумеется, краснеет, Киол умеет делать, чтобы очень неудобно стало, а Терикаси, напротив, оживляется.

— Слушай, Лянхабушка, а ты где утят-то доставала, а то я давно таких хотел.

Мы с Киолом ржем в голос, а Лянхаб начинает крыть нас всех многоэтажным матом, автоматически переключившись в рабочий режим, как обычно.

— Ладно, — Киол перестал смеяться, заказал себе ристретто и многозначительно уставился на нас, видимо, требуя пристального внимания.

Мы втроем кроим рожи посерьезнее, и, как обычно, готовимся внимать. Киол, если не на периодические попойки, просто так не появится.

— У нас неприятности, — начинает Киол, поглощая ристретто. — Серьезные.

— Ох ты ж, неужели судьбы опять? — от Киолового тона мне не по себе становится, да и Терикаси с Лянхаб сидят, оба серьезные, жуть.