Здесь покоится наш верховный повелитель - Холт Виктория - Страница 37

• Предыдущая
• 37/77
• Следующая

Монмут обхаживал фрейлину королевы Марию Кирке. Делал он это не потому, что она привлекала его более других, просто слышал, что его дядя, герцог Йоркский, был увлечен этой дамой и пытался ухаживать за ней своим, по обыкновению медлительным, нерешительным образом.

Этого было достаточно, чтобы воспламенить юного Монмута, так как демонстрировать свое превосходство над дядей стало для него постоянной потребностью. Он должен делать это постоянно, чтобы все – в том числе Джеймс, герцог Йоркский, – осознали, что, если король Карл умрет, не имея законных детей, Иаковом Вторым должен стать не Джеймс, герцог Йоркский, но Иаков, герцог Монмут.

И вот теперь, расхаживая по своим апартаментам, он напыщенно разглагольствовал со своими приятелями по поводу того, что он называл оскорблением королевской власти.

У него находились сэр Томас Сэндис и капитан О'Брайен. Он пригласил их к себе с тем, чтобы они помогли ему осуществить безумный план, который он обдумывал. Его самые близкие друзья, юные герцоги Албемэрль и Сомерсет, слушали излияния Джемми, развалившись на диване у окна.

– Отец слишком беспечен! – воскликнул Монмут. Он позволяет подданным оскорблять себя. Что он делает? Он пожимает плечами и смеется!.. Такое отношение облегчает жизнь, но за нахальство следует наказывать.

– Добродушие Его Величества одна из причин, по которой подданные любят его, – высказал свое предположение Албемэрль.

– Король должен быть королем! – самоуверенно возразил Монмут.

На это никто ничего не ответил. Монмут как обожаемый сын имел право критиковать своего отца, у них этого права не было.

– Слышали ли вы, приятели, что сказал этот дерзкий Ковентри в парламенте?

На этот вопрос ответом было молчание.

– И что такое этот Джон Ковентри? – продолжал герцог. – Член парламента от Уэймута! А что такое Уэймут, скажите мне, пожалуйста? Этот никому не известный господин из провинции критикует моего отца – и это сходит ему с рук! А все потому, что отцу лень наказывать его. Убежден, что это оскорбление королевской власти; и если отец отказывается отплатить за него, это должен сделать сын.

Герцог Албемэрль нерешительно заметил:

– То, что было сказано, было сказано в парламенте. А там, говорят, человек имеет право говорить все, что думает.

Монмут резко обернулся к нему, черные глаза его сверкали, губы презрительно скривились.

– Право… высказываться против своего короля?

– Это бывало и прежде, милорд, – решился вступить в разговор Сомерсет. – Этот Ковентри всего лишь предложил, чтобы театры облагались налогом на развлечения.

– Такое предположение достойно деревенщины.

– Он предложил это как средство получить деньги, в которых, и с этим все согласны, так нуждается страна, – сказал Сомерсет.

– Но, дорогой мой, король нуждается в развлечениях. Он любит театры, зачем же лишать его удовольствий? Театры доставляют Его Величеству массу приятного.

– Об этом и говорилось в парламенте, – заметил мрачно Албемэрль.

– Да, воскликнул Монмут. – И именно тогда этот Джон Ковентри встал с места, чтобы спросить, от кого получает удовольствие король – от выступающих там мужчин или от женщин.

– Это оскорбительно для короля, что правда, то правда, – признал Албемэрль.

– Оскорбление! Это заносчивость, господа. Этого нельзя позволять. Всей стране известно, что королю доставляют удовольствие его актрисы. Это и Молл Дэвис из Герцогского театра, и Нелл Гвин из Королевского. Ковентри хотел оскорбить короля – и сделал это.

– Его Величество решил не устраивать из этого скандала, – сказал Албемэрль.

– Но я решил иначе, – воскликнул Монмут. – Я заставлю этих мужланов осознать, что мой отец является их королем, и любой, дерзнувший оскорбить его, горько об этом пожалеет.

– Что вы собираетесь делать, Ваша Светлость? – спросил сэр Томас Сэндис.

– Для того чтобы обсудить это, я пригласил вас, мои друзья, – ответил герцог.

Король беспокоился. Он пришел к Джеймсу в его личные покои.

Джеймс сидел с книгой.

– Читаешь, Джеймс? – весело спросил Карл. – Что за книга? – Он заглянул через плечо брата. – «История Реформации» доктора Хейлина. О, мои подданные-протестанты были бы довольны, увидев, что ты читаешь такую книгу, Джеймс.

Большие темные глаза Джеймса выражали озадаченность. Он ответил:

– Я нахожу много пищи для размышлений на этих страницах.

– Перестань так много размышлять, брат мой, – сказал Карл. – Это занятие совсем не соответствует твоей природе.

– Вы насмехаетесь надо мной, Карл. Вы всегда насмехались.

– Я рожден насмешником.

– Вы читали эту книгу?

– Я пролистал ее.

– Она достойна большего.

– Рад слышать это от тебя. Думаю, это означает, что ты стоишь, как выразились бы мои подданные-протестанты, на правильном пути.

– Я не уверен в этом, Карл.

– Брат, когда я умру, ты унаследуешь корону. Управление королевством потребует всех способностей, которыми наградила тебя природа. Понадобится весь твой ум, чтобы удержать эту корону на голове, а голову на плечах. Вспомни нашего отца. Ты забываешь о нем когда-нибудь? Я – никогда. Ты слишком озабочен своей душой, брат, когда голова, возможно, находится в опасности.

– Какое значение имеет голова, если душа неспокойна?

– Твою голову видят все – красивую голову, Джеймс, – голову человека, который однажды может стать королем. А душа – где она? Мы не можем видеть ее, поэтому как мы можем быть уверены, что она существует?

– Вы богохульствуете, Карл.

– Я не религиозен, это так. Такова моя природа. У меня извращенный ум, и таким, как я, трудно веровать. Но отложи книгу, брат. Я должен поговорить о Ковентри.

Джеймс мрачно кивнул.

– Скверное дело.

– Юный Джемми становится слишком буйным.

– А парень этот будет жить?

– Я молю Бога, чтобы это было так. Но эти буйные юнцы разбили ему нос, и парламент бурлит от возмущения.

– Это можно понять, – сказал Джеймс.

– Я согласен и с тобой и с парламентом. Но мой парламент недоволен мной, а это плохо, когда парламенты и короли расходятся во мнениях. У нас есть ужасный пример. Когда я вернулся домой, я принял решение жить в мире со своими подданными и со своим парламентом. А вот теперь молодой Джемми устроил самую настоящую потасовку. И заявляет, что защищал мое королевское достоинство.

– Этот мальчик придает большое значение королевскому достоинству Вашего Величества. И главным образом потому, что он считает, будто в нем есть и его доля.

– Это правда, Джеймс. Бывают моменты, когда юный Джемми заставляет меня тревожиться. Парламент принял закон, по которому любой, выбивший глаз, рассекший губу, нос или язык вассалам Его Величества или как-то иначе нанесший увечье члену парламента, должен быть отправлен на год в тюрьму, а не только подвергнуться большому штрафу.

– Это справедливо, – ответил Джеймс.

– Да, это справедливо. Поэтому мне не нравится, что юный Джемми ведет себя подобным образом.

– Небольшое наказание, наложенное Вашим Величеством, могло бы пойти ему на пользу.

– Возможно, ты прав. Но я никогда не увлекался наказаниями, и мне трудно наказывать тех, кто мне дорог, как этот мальчик.

– И все же однажды он навлечет на себя неприятности – и на вас тоже.

– Поэтому я и хочу, чтобы ты помог мне, Джеймс. Неужели вы двое не можете быть друзьями? Мне не нравится это соперничество между вами.

– Соперничество устраивает ваш внебрачный сын. Он опасается, что мне достанется корона, на которую, как ему кажется, у него больше прав.

– Боюсь, что лишь одно может сдружить вас, и это одно – мои законные здоровые сыновья. Чтобы ни у кого из вас не осталось надежды на корону.

– Карл, кое-кто говорит, что вы так любите этого мальчика, что готовы сделать его своим полноправным наследником.

– Я люблю мальчика, это правда. Он – моя плоть и кровь. Тысячи мелочей ежедневно напоминают мне об этом. Он мой сын, мой старший сын. Он мне нравится. Не стану этого отрицать. Но ты, брат, сын нашего отца и мой наследник. Я никогда не сделаю Джемми законным сыном, пока есть человек, который по праву и справедливости должен занять мое место. Если я умру, не имея законного наследника, ты унаследуешь трон. Я об этом никогда не забываю. Сколь бы я легкомысленным ни был, тут я постоянен и тверд. Но есть еще один вопрос, который я хотел бы решить с тобой. Речь о твоем заигрывании с католической верой.

• Предыдущая
• 37/77
• Следующая