Что-то страшное грядёт - Брэдбери Рэй Дуглас - Страница 44

• Предыдущая
• 44/51
• Следующая

Мальчик поднял одну руку.

— Молодец, сынок. Когда я скажу «держать», задержи дыхание. Ты слышишь меня?

Голова мальчика чуть шевельнулась утвердительно. Он спал. Он видел сон. Ему снился кошмар. Кошмаром было происходящее.

Дальше в этом кошмаре прозвучал возглас его отца:

— Леди! Джентльмены!

Человек с картинками сжал кулак, сминая пальцами сокрытый в нем портрет Вилла, словно цветок. Вилл скорчился. Ружье упало.

Чарлз Хэлоуэй сделал вид, что ничего не заметил.

— Сейчас мы тут с Виллом вместе — он будет мне крепкой левой рукой взамен моей, которая не работает, — исполним единственный и неповторимый, чрезвычайно опасный, нередко смертельный номер Укротительница Пуль!

Аплодисменты. Смех.

Пятидесятичетырехлетний библиотекарь с невероятной для его лет ловкостью снова положил ружье на подрагивающее плечо мальчика.

— Слышишь, Вилл? Прислушайся! Это нам аплодируют!

Мальчик прислушался. Мальчик успокоился.

Мистер Мрак снова сжал кулак.

Мальчика забила мелкая дрожь.

— Мы попадем в самое яблочко, верно, парень? — сказал его отец.

Новый взрыв смеха.

И мальчик с ружьем на плече совсем успокоился, и как ни сжимал мистер Мрак запечатленное на коже его ладони персиковое лицо, Вилл стоял спокойно, омываемый волнами смеха, и его отец продолжал крутить свое колесо:

— Покажи этой леди зубы, Вилл!

Вилл показал зубы прижавшейся к мишени Ведьме. Она побелела, как мел.

Тут и Чарлз Хэлоуэй показал ей остатки своих зубов.

Ведьму бил озноб.

— Ух ты, — заметил кто-то из зрителей, — вот это да. Как испуг изображает! Вы поглядите!

«Гляжу», — подумал отец Вилла.

Левая рука беспомощно висит, палец правой — на спусковом крючке, глаз смотрит через прицел ружья, которое его сын твердо направил на мишень и словно прибитое к ней лицо Ведьмы, и настал решающий миг, и в патроннике нежит пастельная пуля, а много ли от нее проку? Какой толк от пули, которая испаряется в полете? Для чего они здесь, что могут сделать? Все так глупо!

«Нет, — подумал отец Вилла. — Стоп!»

И сомнения прекратились.

Он почувствовал, как его губы беззвучно складывают слова. Но Ведьма слышала, что он говорит.

Под затихающие теплые звуки смеха, не дожидаясь, когда он вовсе смолкнет, Чарлз Хэлоуэй выговорил одними губами:

— Лунный серп, которым я пометил пулю, — не лунный серп. Это моя собственная улыбка. На пуле, которой заряжено ружье, — моя улыбка.

Он выговорил это один раз.

Подождал, чтобы до нее дошло.

Беззвучно сказал еще раз.

И прежде чем Человек с картинками успел истолковать движения его губ, Чарлз Хэлоуэй быстро, негромко крикнул:

— Держать!

Вилл задержал дыхание. По подбородку Джима, спрятанного среди восковых фигур вдалеке, сбежала струйка слюны. Зубы пристегнутой к электрическому стулу не живой и не мертвой мумии гудели, как провода под напряжением. Картинки мистера Мрака скорчились в кислом поту, когда он снова, в последний раз, сжал кулак. Поздно! Затаив дыхание, Вилл спокойно держал ружье. Его отец спокойно сказал:

— Ну, так.

И нажал на спусковой крючок.

Выстрел!

Ведьма глотнула воздух.

Джим в Музее восковых фигур глотнул воздух.

Глотнул Вилл во сне.

Глотнул ею отец.

Глотнул мистер Мрак.

Глотнули все уродцы.

Глотнула толпа.

Ведьма взвизгнула.

Джим, в окружении носковых фигур, выдохнул весь воздух из своих легких.

Вилл на помосте проснулся от собственного крика.

Человек с картинками вложил всю мощь выдоха в оглушительный злобный рев и вскинул руки, стремясь остановить ход событий. Но Ведьма упала. Она упала с помоста. Упала на пыльную землю.

Держа в здоровой руке дымящееся ружье, Чарлз Хэлоуэй медленно выдохнул, чувствуя, как сжимаются легкие. Он все еще глядел через прицел на мишень, перед которой только что стояла Ведьма.

Стоя на краю помоста, мистер Мрак смотрел вниз на бушующую толпу, прислушивался к крикам.

— Она потеряла сознание…

— Нет, она споткнулась!

— Она… убита!

Тут и Чарлз Хэлоуэй очутился рядом с мистером Мраком и посмотрел вниз Лицо его выражало смятение, удивление и какую-то странную смесь облегчения и довольства.

Ведьму подняли и положили на помост. Рот ее был открыт, как будто она что-то проведала.

Он знал, что она мертва. Сейчас и толпа это узнает. Он смотрел, как рука Человека с картинками опускается вниз — пощупать, поискать признаки жизни. Затем мистер Мрак поднял обе руки Ведьмы, словно речь шла о марионетке в кукольном театре, которую надо было заставить двигаться. Но тело ее не послушалось.

Тогда он сунул Карлику одну руку Ведьмы, Скелету — другую, и они принялись всячески двигать ими, так что казалось, что труп оживает. Толпа попятилась.

— …умерла.

— Но… никаких ран не видно.

— Думаешь, шок?

«Шок, — сказал себе Чарлз Хэлоуэй, — господи, ее убил шок? Или другая пуля? Когда я выстрелил, та пуля застряла у нее в глотке? Она… подавилась моей улыбкой?! Силы небесные!»

— Все в порядке! Представление окончено! Просто она потеряла сознание! — объявил мистер Мрак. — Притворный обморок! Входит в сценарий!

Говоря, он смотрел не на Ведьму, не на толпу, а на Вилла, который стоял, моргая, пробудившись от одного кошмара и сразу столкнувшись с другим. Чарлз Хэлоуэй уже подошел к сыну, и мистер Мрак закричал:

— Расходитесь все! Представление окончено! Свет! Убрать свет!

Огни Луна-Парка начали мигать.

Толпа, теснимая гаснущей иллюминацией, развернулась, точно огромная карусель, и поспешила к остающимся лужицам света, словно желая погреться перед тем, как встретить ветер на лугу. А фонари один за другим, один за другим выключались сами по себе.

— Свет! — продолжал повелевать мистер Мрак.

— Прыгай! — сказал отец Виллу.

Вилл соскочил с помоста. Вилл побежал вместе с отцом; Чарлз Хэлоуэй все еще держал в руке ружье, выстрелившее улыбкой, которая убила и повергла в прах Цыганку.

— Джим там?

Они очутились у входа в лабиринт. С помоста позади них разносились крики мистера Мрака:

— Свет! Ступайте домой! Представление окончено! Все!

— Там ли Джим? — переспросил Вилл. — Да. Да, он там.

Джим стоял все так же недвижимо в Музее восковых фигур.

— Джим! — разнесся голос по лабиринту.

Джим зашевелился. Джим моргнул. Дверь запасного выхода была открыта. Джим ощупью двинулся к ней.

— Я иду за тобой, Джим!

— Не надо, папа!

Вилл задержал отца у первого поворота лабиринта; боль в левой руке Чарлза Хэлоуэя, вспыхнув с новой силой, ринулась по нервам вверх, чтобы взорваться шаровой молнией около сердца.

— Пап, не входи! — Вилл схватил его здоровую руку.

Помост за их спиной опустел, мистер Мрак побежал… куда? Куда-то. А тьма наступала, и огни продолжали гаснуть, один за другим, один за другим, и ночь засасывала свет, сгущаясь, посвистывая и ухмыляясь, и публику сдуло с центральной дорожки, словно листву с огромного дерева, и отец Вилла стоял лицом к лицу с зеркальным прибоем, стеклянными волнами, шеренгами ужасов, которые — он знал это — ждали, когда он нырнет, когда пойдет сквозь строй, чтобы выдержать бой с грозящим его личности иссушением, полным уничтожением. Он повидал достаточно, чтобы знать. С закрытыми глазами — пропадешь. С открытыми познаешь предельное отчаяние, страдания лягут на тебя таким тяжким грузом, что, пожалуй, не достанет сил обогнуть двенадцатый поворот. Но Чарлз Хэлоуэй освободил свою руку от хватки Вилла.

— Джим там. Джим, подожди! Я иду!

И Чарлз Хэлоуэй шагнул вперед.

Впереди, за сгустками глубоких теней, открывались шлюзы серебристого света, отполированные, протертые, омытые изображениями их самих и других, чьи души, проходя между зеркалами, скоблили стекло своими муками, скребли холодный лед своим нарциссизмом или орошали углы и грани своими страхами.

• Предыдущая
• 44/51
• Следующая