Завтра не наступит никогда - Романова Галина Владимировна - Страница 38

• Предыдущая
• 38/56
• Следующая

Зачем?! Зачем она все это затеяла?! У него же до сих пор перед глазами другая женщина. Та, из-за которой он долго и мучительно страдал. И нет, и не может быть в его жизни другой такой же. Может быть воровато, наспех, мимоходом, как бы нехотя. Но так, как с той, – никогда.

Она вздрогнула всем телом, когда его пальцы легли ей на плечо.

Надо же! С ее предыдущим так никогда не было, чтобы от одного прикосновения, даже через ворох одежды, так жгло. И повиновения никогда в себе такого Влада не помнила. Чуть он потянул ее плечо на себя, она покорно поднялась и уставилась глаза в глаза.

– Мне уйти? – спросила она, когда уже просто молчать сил не стало. – Я что-то не то сказала?

– Лучше бы тебе, конечно, молчать, но… – проговорил наконец он глухо и тихо, будто хотел, чтобы его не услышали. – Но что сказано, то сказано…

На ней под сарафаном и футболкой все было кружевное и очень тонкое, почти неосязаемое. И Орлов страсть как боялся все это испортить и порвать. Он медлил, путался пальцами, задыхался, потом вдруг начинал думать, что это все она специально надела для него, все такое красивое и ажурное, как паутина. Именно сегодня и именно для него. Ведь не может женщина каждый день, в свои трудовые будни носить такое под одеждой.

Она же работает! Как же можно работать в таком белье, это же цветочная пыльца какая-то, а не белье. И тут же понимал, что это бред. Что она могла каждый день надевать на себя такое и сидеть напротив него и прятать все это под длинными юбками, сарафанами и блузками. И быть при этом серьезной и деловитой. И он тоже был ей под стать.

А теперь как же? Как будет теперь? Разве он сможет теперь усидеть спокойно, зная, что…

И он опять торопился, и что-то трещало по швам, и думать про то, что будет завтра, совсем не хотелось. К черту здравый смысл, ехидно намекающий левинским голосом, что Орлов не мог, не имел права, не должен был!..

– Его кто-то спугнул, – вдруг произнесла Влада сонным голосом, поклевывая губами его плечо.

– Что? Кто спугнул, кого?

Конечно, он не понял. А кто бы понял после всего, что случилось? Только что все рвалось, трещало, взрывалось, ослепляя, обдавало жаром, при чем тут?..

– Тот мужик, которого ты назвал Сашей, должен был оставить улику, свидетельствующую против Гавриловой, где-то на самом виду, но не сделал этого, потому что его кто-то или что-то спугнуло, – пояснила она с капризной ноткой. – Потом это он сделал уже из опасения попасться на глаза следствию, нужно было увести подозрения от себя. Марго ведь умерла, а не должна была. Так ведь?

– Ты неисправима, троечница. – Орлов рассмеялся, прижимая ее к себе с силой, распластал громадную пятерню на ее спине и придавил к себе, чтобы не выскользнула. – До утра не могла подождать?

– А напугать его мог тот, кого он увидел возле кабины лифта, – вместо ответа продолжила Влада рассуждать, не забывая касаться губами его горячей кожи, и жмурилась при этом от удовольствия и неги, которых, как ей казалось часом раньше, не могло быть у них на двоих. – А это как раз и был тот, кто вкатил Марго лошадиную дозу смертоносного средства. Мог наш Саша видеть убийцу?

– Запросто.

Орлову не хотелось именно сейчас говорить об этом. Хотелось немного поговорить о них двоих. И знать не знал, как и с чего начать, но говорить о них двоих хотелось.

Он даже был бы не прочь планы какие-то начать строить. Или помечтать о чем-нибудь хорошем, о рыбалке, к примеру, с ночевкой или о поездке к морю. Понимал, что отдел нельзя оголить, отпустив в отпуск сразу их двоих, но помечтать-то можно.

Ей наверняка хотелось того же, но она бубнила не пойми о чем. Может, боялась, что утро все испортит? Или что все испортится гораздо раньше, уже после того, как они по очереди сходят в ванную? Боялась повисшей неловкости, ускользающих взглядов. Он вот ничего этого не боялся. Он знал, что так не будет. Он теперь умеет все исправлять, научился.

– Надо найти этого Сашу, Орлов, – авторитетно заявила Влада и нехотя отодвинулась, сбрасывая ноги с его дивана.

– А я уже нашел, – он ухватил ее со спины за плечи и, уткнувшись подбородком ей в лопатки, прошептал: – И Сашу нашел. И тебя.

Ее лопатка, как крохотное крылышко сонного ангела, напряглась, вздернувшись кверху, и тут же опала.

– А ты ничего не путаешь, Геннадий Васильевич?

– Не-а, ничего. Ни с Сашей ничего не путаю. Ни с тобой.

– Слава богу! – выдохнула она, вывернулась так, что столкнулась с ним лбом, потянулась к нему губами. – Это хорошо, что ты нашел меня, Орлов! Это просто здорово…

Она шла из магазина с половинкой буханки черного, пачкой самого дешевого маргарина, килограммом картошки и банкой кильки в томатном соусе. На нехитрую снедь ей дала денег Соня Миндалина, устав смотреть, как давится Маша второй день водой из-под крана на завтрак, обед и ужин.

– На уж, сходи, купи себе чего-нибудь, – сунула ей полторы сотни в руку и, отвернувшись, забубнила: – Говорила же тебе, что бежать тебе надо. Скрылась бы где-нибудь, где тебя никто не знает, работу бы нашла, и не голодала бы и не боялась.

– А мне нечего бояться, – ответила ей Маша, вялой рукой сгребая деньги со своего стола в общей кухне.

– Так уж и нечего? – фыркнула Соня, не поверив. – Чего тогда опять к тебе этот следопыт захаживал?

– Да так, ничего, – она решила никому ни о чем не рассказывать, сама решила, без предостережений Орлова. – Просто зашел, вопросы кое-какие задавал.

– Какие? – Соня повернулась и впилась в нее взглядом. – Ну! Говори, говори, чего примолкла! Даром, что ли, тебя кормлю? Отработай хоть что-то!

Упрек был справедливым, Маше сделалось неловко. Соня и правда в последнюю неделю ее подкармливала. Два последних дня ничего не давала, ну так ее и не видно было. Может, из комнаты не выходила, а может, уезжала куда-нибудь. А до того подкидывала то горсть макарон, то оладьи с сахаром, то бульона плеснет в тарелку. Хлеба вообще давала сколько нужно. Сейчас вот полторы сотни подкинула, можно несколько дней протянуть.

– Ну! Говори, не темни, Машка, – прикрикнула Соня, что совсем на нее было не похоже.

Она вообще в последнее время казалась Маше нервной какой-то. За ней все подсматривала, будто боялась, что Маша до воровства опустится и начнет у всех со стола тянуть. Да и за другими соседями тоже поглядывала, косясь им в спину.

Чего она опасалась?

– Ну… Он про всех расспрашивал, – нехотя начала она говорить, после того как Соня выразительно посмотрела на деньги в Машиной руке.

– И про меня?

– И про тебя.

– А еще про кого?

– Ну…

Говорить, что долго и обстоятельно беседовала с Орловым про Сониного благодетеля Сашку, Маше не хотелось. Она же сама проговорилась насчет него, не сам Орлов о нем узнал. Выходило, что сдала парня. А это гадко. И не по-человечески, если учесть, как Соня с ней обходится. Никто ведь Машу не пожалел и тарелки супа не плеснул, а Соня кормит время от времени.

Может, приврать чуть-чуть?

– Ну чего тянешь? – Пухлая Сонина рука с силой треснула Машу по худой коленке. – Говори, а то!..

И она потянулась к деньгам, зажатым в Машиной руке.

– Про Сашу твоего говорили, – призналась Маша со вздохом, быстро убрав руку с деньгами себе за спину.

– Про Сашку-уу?! – Она едва не задохнулась. – А чего про него говорить-то?! Кому он, кроме меня, нужен?!

– Да ничего особенного, – поспешила ее успокоить Маша. – Он про него узнавал, кто да что. А я сказала, что он тебе помогает, деньги дает, продукты носит.

– И все?! – Увлажнившиеся слезой черные глаза Сони Миндалиной поблескивали, будто сдобренные маслом.

– И все.

– А еще чего говорил?

Соня потянулась ладонью к Машиной щеке, и Маша испуганно отпрянула.

Ну чего, в самом деле, прицепилась к ней? Не знает она ничего и знать не желает. Все, чего ей сейчас хочется, это горячей картошки разваренной, да куска масла, медленно оплывающего в этой самой картошке. И еще капусты можно было бы квашеной по краю тарелки и хлеба кусок. Потом напиться чаю горячего и сладкого, да на боковую. А выспавшись, сходить куда-нибудь работы пошукать. Худо было без копейки, очень худо. И на что жила, спрашивается, когда пила? Что-то ела, во что-то одевалась, чем-то за комнату платила. Чем?!

• Предыдущая
• 38/56
• Следующая