Остров - Хаксли Олдос - Страница 51

• Предыдущая
• 51/73
• Следующая

В школе миссис Нараян, директор, сидя за рабочим столом, беседовала с седовласым человеком с длинным узким лицом, напоминавшим морщинистую морду ищейки.

— Мистер Чандра Менон, — пояснил Виджайя, представив ему Уилла, — помощник министра просвещения.

— Который прибыл к нам, — добавила директор, — чтобы провести очередную инспекцию.

— И который, как. всегда, одобряет все, что видит, — откликнулся помощник министра с галантным поклоном в сторону миссис Нараян.

— Простите, но мне пора вернуться к работе, — извинился Виджайя и направился к дверям.

— Вы интересуетесь вопросами образования? — спросил Уилла мистер Менон.

— Вынужден признаться, я в них полный профан. Меня воспитывали, но не образовывали. Вот почему мне захотелось взглянуть на то, как это делают.

— Что ж, вы избрали правильный путь, — заметил заместитель министра. — Нью-Ротамстедская школа — одна из лучших.

— Что такое, по-вашему, хорошая школа? — спросил Уилл.

— Школа, где обучение позволяет добиться успеха.

— Успеха? В чем? В погоне за стипендиями? В подготовке к будущей профессии? В подчинении местным категорическим императивам?

— Да, конечно, — подтвердил мистер Менон. — Но главный вопрос все еще остается без ответа. Какова цель существования мальчиков и девочек? Уилл пожал плечами:

— Все зависит от того, где они живут. Например, в Америке эта цель — массовое потребление. И как его следствие — массовая коммуникация, массовая реклама, массовое одурманивание посредством телевидения, снотворных, позитивного мышления и сигарет. А теперь, когда и Европа перешла на выпуск массовой продукции, цель существования мальчиков и девочек там — тоже массовое потребление и все, что из этого вытекает. Но с Россией дело обстоит иначе. Там мальчики и девочки существуют ради укрепления государственной мощи. Отсюда такое количество инженеров и ученых, не говоря уж о пятидесяти дивизиях, постоянно готовых к бою и оснащенных всем — от танков до водородной бомбы и ракет дальнего поражения. В Китае же мальчики и девочки существуют не только для укрепления государства, но попросту представляют собой рабочую силу — для промышленности, сельского хозяйства, дорожного строительства. Итак, Запад есть Запад, Восток есть Восток, но они очень скоро могут встретиться. На Западе, испугавшись угрозы с Востока, могут решить, что мальчики и девочки должны становиться не массовыми потребителями, но пушечным мясом, и послужить целям укрепления государства. В то же самое время Восток, под нажимом необремененных товарами народных масс, тоскующих по Западу, передумает и скажет, что мальчики и девочки нужны как массовые потребители. Но это дело будущего. А сейчас ответы на ваш вопрос взаимно исключают друг друга.

— Однако оба эти ответа, — отозвался мистер Менон, — отличаются от нашего. Какова цель существования мальчиков и девочек на Пале? Они не становятся массовыми потребителями и не служат усилению государства. Государство, разумеется, должно существовать. Это все обязаны понимать, и какие тут могут быть возражения. Но существовать оно должно при условии, что мальчики и девочки понимают, зачем они живут.

— Так ради чего они живут?

— Каждый — ради того, чтобы стать полнокровной человеческой личностью. Уилл кивнул.

— «Сочинение об истинном смысле вещей», — вспомнил он. — «Стать тем, чем вы на самом деле являетесь».

— Старый раджа, — продолжал мистер Менон, — касается преимущественно того, чем становятся люди за гранью индивидуального. Конечно, нас интересует и это. Но первоочередная наша задача — элементарное обучение, а элементарное обучение имеет дело с индивидуальностями. Во всем разнообразии форм, величин, темпераментов, талантов и недостатков. Высшее образование имеет дело с индивидуальностями в их трансцедентном единении. Оно начинается в юношеском возрасте и дается в совокупности с элементарным.

— И начинается, я полагаю, с первого опыта приема мокша-препарата?

— А вы слышали о мокша-препарате?

— И даже видел его в действии.

— Доктор Роберт, — пояснила директор, — брал его вчера с собой на инициацию.

— Я получил огромное впечатление, — признался Уилл. — Когда я вспоминаю о том, как меня учили религии…— Он красноречиво оборвал фразу.

— Итак, как я уже сказал, молодежь получает оба вида образования в совокупности. Их учат переживать трансцендентное единство со всеми чувствующими созданиями и в то же самое время на уроках физиологии и психологии учат тому, что каждый человек имеет неповторимую индивидуальность, которая делает его непохожим на других.

— Когда я учился в школе, — сказал Уилл, — учителя прилагали все усилия, чтобы сгладить все различия между нами или по крайней мере приспособить их к некоему поздневикторианскому идеалу — эдакому ученому, но исповедующему англиканство и играющему в футбол джентльмену. Но как у вас поступают с разнообразием индивидуальностей?

— Прежде всего, — ответил мистер Менон, — мы стараемся установить, в чем заключается эта индивидуальность. Что представляет собой ребенок в анатомическом, биохимическом, физиологическом отношении? Что в его организме преобладает — пищеварение, мускулы или нервная система? Сколь близок он к этим трем крайним точкам? Сколь гармонично сочетаются в нем психические и ментальные компоненты? Какое из врожденных стремлений преобладает — властвовать, подчиняться, замыкаться в себе? Каково его восприятие, мышление, память? Склонен ли он к созерцанию? Чем оперирует его разум — образами или словами, тем и другим вместе или ни тем и ни этим? Сколь явно выражена в нем способность описывать мир? Видит ли он мир таким же, каким Вордсворт и Трэхерн видели его в детстве? И если так, что необходимо предпринять, чтобы сияние и свежесть не растворились в свете обыденности? Или, иными словами, как нужно учить детей, чтобы, выводя их на уровень абстракций, не убить в них способности мыслить образами? Как примирить анализ и конкретный образ? Таких вопросов возникает превеликое множество, и на все необходимо найти ответ. Например, усваивает ли ребенок все витамины из пищи и не подвержен ли он какому-нибудь хроническому заболеванию, которое, не будучи обнаруженным, понижает его жизнеспособность, омрачает настроение и заставляет его чувствовать отвращение ко всему, скуку, и замышлять глупые или недобрые поступки? Какой процент сахара у него в крови? Не затруднено ли дыхание? Какая у него осанка, и как функционирует организм, когда ребенок работает, играет, учится? Помимо того, множество вопросов связано с особой одаренностью каждого ученика. Проявляет ли он способность к музыке, к математике, к ручной работе, внимательно ли он наблюдает и как осмысляет свой опыт — логически или в зрительных образах? И наконец, насколько он будет внушаем, когда вырастет? Все дети легко поддаются гипнозу — четверо из пяти быстро погружаются в гипнотический сон. У подростков это соотношение меняется. Четверых из пяти невозможно загипнотизировать. Мы определяем, кто те двадцать из ста, которые вырастут гип-набельными.

— И вы можете выявить их еще в детстве? — спросил Уилл. — Но зачем это делается?

— Да, мы выявляем их, — ответил мистер Менон, — и это очень важно. Еще важнее это было бы для вас, в вашем мире. Потому что в вашем обществе, с точки зрения политики, те двадцать процентов, которых легко полностью загипнотизировать, представляют собой серьезную опасность.

— Опасность?

— Да, так как они неизбежно становятся жертвами пропагандистов. При старомодной, до-научной демократии любой вдохновенный оратор, имеющий за собой сплоченную организацию, может без труда превратить эти двадцать процентов в сомнамбул, фанатически преданных своему гипнотизеру и жаждущих его прославления и величия. А при диктаторском режиме эти же самые сомнамбулы, исполненные слепой веры, становятся ядром могущественной партии. Вот почему для любого общества, которое дорожит своей свободой, важно в раннем возрасте выявлять поддающихся гипнозу, обучать их противиться внушениям врагов свободы. Помимо этого, следовало бы перестроить общество так, чтобы врагам свободы было трудно или даже невозможно оказывать подобное воздействие на людей,

• Предыдущая
• 51/73
• Следующая