Бессмертная любовь (Нет голода неистовей) - Коул Кресли - Страница 54

• Предыдущая
• 54/63
• Следующая

– Совершенно верно. – Деместриу оценивающе помолчал и потом спросил: – А почему ты раньше не пыталась меня искать?

– Я только недавно узнала, что вы мой отец.

Какое-то чувство промелькнуло в его глазах, но оно было настолько мимолетным, что Эмма списала это на свое разыгравшееся воображение.

– Твоя мать… тебе об этом не сказала?

– Я ее не знала. Она умерла сразу после того, как я родилась.

– Так рано? – спросил он тихо, словно обращаясь к самому себе.

– Я искала информацию о моем отце… о вас… в Париже, – проговорила она, непонятно почему желая его утешить.

– Я жил там с твоей матерью. Над катакомбами.

Вся готовность проявить великодушие исчезла при упоминании о катакомбах, из которых Лахлан с таким трудом вырвался на свободу.

– Ну надо же: твои глаза горят серебром, точь-в-точь как у нее! – Его красные глаза впервые оценивающе скользнули по ее фигуре.

Наступило неловкое молчание. Эмма осматривалась, пытаясь вспомнить все те уроки, которые ей навязывали Анника и Реджин. Дать отпор Кассандре – это одно дело. Сейчас перед ней стояло чудовище.

Она нахмурилась и подумала: «Если он – чудовище, тогда и я чудовище. Ого! Значит, мне не обязательно оставаться живой!»

Она и раньше знала, что из этой комнаты выйдет только один из них. Теперь она осознавала, что это самое большее.

– Сядь. – Когда Эмма неохотно послушалась, Деместриу приподнял графин с кровью. – Выпьешь?

Она покачала головой.

– Ты недавно пила из оборотня, с которым жила?

Даже если бы Эмма могла это отрицать, она не видела в этом никакого смысла. Гордо расправив плечи, она сказала:

– Да.

Деместриу картинно поднял брови и посмотрел на нее с новым интересом.

– Даже я отказался пить кровь такого бессмертного, как он.

– Почему? – поинтересовалась Эмма, подаваясь вперед. Теперь ею управляло чистое любопытство. – Это было одной из инструкций, которые мать передала моим теткам, отправляя меня к ним, – чтобы я никогда не пила из тела.

Он устремил взгляд в свой бокал с кровью.

– Когда ты выпиваешь кого-то до смерти, ты отнимаешь у него все, вплоть до того, что таилось на дне их души. Если делать это достаточно часто, то колодец душ перестает быть пустой метафорой. Ты можешь это чувствовать. Твое сердце становится черным, а глаза краснеют от ярости. Это яд, и мы его жаждем.

– Но пить из кого-то и убивать – это совершенно разные вещи. Почему было просто не запретить мне убивать? И почему ко мне приходят эти воспоминания?

– У тебя есть такой темный талант? – Деместриу отрывисто хохотнул, но в этом смехе веселья не было. – Я подозревал, что оно передается по наследству! Именно это сделало нас королями в первичном хаосе Закона. У меня он есть. У Кристофа он есть. И он передал свой дар всем людям, которых он обращал, – добавил он с презрительной ухмылкой. – Но ты унаследовала его от меня… – Деместриу удивленно поднял брови, словно не мог поверить до конца. – Наверное, мать опасалась этого. Выпивая существо до смерти, становишься безумным – и сильным.

Эмма пожала плечами, не чувствуя в себе безумия. Да, она чуть не разрушила замок, пока спала, но…

– Я этого не чувствую. Со мной произойдет что-то еще? Он изумленно воззрился на нее.

– Тебе мало воспоминаний? – спросил он и тут же взял себя в руки. – Если ты забираешь у них кровь, жизнь и все, что они испытали, – ты становишься настоящим вампиром. Раньше я выбирал бессмертных ради их знаний и силы, но мне также пришлось получить тени из разума. И если ты выпьешь кого-то с таким количеством воспоминаний… ты будешь играть с огнем.

– Вы даже не представляете себе, насколько вы в этом правы.

Деместриу нахмурился, мгновение подумал и сказал:

– Разве я не отправил того оборотня в катакомбы?

– Он сбежал, – ответила Эмма самодовольно.

– А! Но теперь ты помнишь его муки?

Она медленно кивнула. Одному из них предстояло вскоре умереть. Зачем она продолжает этот разговор: чтобы получить ответы на вопросы, которые не дают ей покоя? Или чтобы прожить немного дольше? И почему Деместриу идет ей навстречу?

– Представь себе, что десять тысяч подобных воспоминаний забили твой разум. Представь себе, что переживаешь смерть своих жертв. Те мгновения, предшествовавшие этой смерти, когда ты подкрадываешься к нему, а он придумывает объяснение услышанному звуку, говоря, что это поднялся ветерок. И когда он называет себя дураком из-за того, что у него волосы встают дыбом. – Он посмотрел куда-то вдаль. – Некоторые до конца сопротивляются истине. Другие смотрят на меня – и понимают, кто их поймал.

Эмма содрогнулась:

– И вы из-за этого страдаете?

– Да. – Он забарабанил пальцами по столу – и ее внимание привлекло кольцо на одном из его пальцев. Печатка с двумя волками.

– Это – кольцо Лахлана!

Украденное с руки его мертвого отца. «Мой отец убил его отца».

Деместриу посмотрел на нее, но его глаза были пустыми:

– Наверное, да.

Он был совершенно безумен. И Эмма поняла: он будет вот так разговаривать с ней столько, сколько она пожелает, потому что он… невероятно одинок. И потому, что считает, что это – последние часы ее жизни.

– Если учесть давнюю вражду Орды и валькирий, то как вы с Еленой оказались вместе?

– Я сжал руками ее шею и собирался свернуть голову.

– Как романтично!

«Есть что рассказать внукам». Деместриу игнорировал ее колкость.

– Однако что-то меня остановило. Я отпустил ее, но внимательно изучал ее в течение следующих месяцев, пытаясь понять, что именно заставило меня усомниться. Со временем я понял, что она – моя нареченная. Когда я захватил ее и увез из дома, она сказала, что видит во мне нечто хорошее, и согласилась остаться со мной. Какое-то время она была права, но в конце концов заплатила своей жизнью.

– Каким образом? Как она умерла?

– Как я слышал – от горя. Из-за меня. Вот почему я так удивился, узнав, насколько быстро она ушла.

– Не понимаю.

– Твоя мать пыталась заставить меня прекратить пить кровь – не только из тела, но и вообще. Она даже убедила меня есть, как человек. А потом стало известно о тебе – как раз в тот момент, когда я чуть не лишился короны при первом восстании Кристофа. Во время боя я вернулся к моим прежним обычаям. Я сохранил корону, но лишился всего, что приобрел с ней. Я снова поддался соблазну. Увидев мои глаза, Елена от меня сбежала.

– А про меня вы совсем не думали? – спросила Эмма. Этот вопрос прозвучал так, будто ее это очень волновало.

– До меня дошли рассказы о том, что ты слабая и неумелая, что ты унаследовала все наихудшие черты обеих рас. Я ни за что не вернулся бы за тобой, даже если бы думал, что ты сможешь прожить достаточно долго, чтобы застыть в своем бессмертии. Нет, это все придумал Айво.

Она картинно поморщилась.

– Уй!

Но ее эти слова действительно задели, а легкая обида стремительно переросла в жуткое раздражение.

– Да уж, если говорить о пропащем папочке… Ой, это получилось просто ужасно…

Она замолчала: Деместриу выпрямился во весь рост. На фоне витража чернел его мрачный силуэт. Его волосы были такими же золотыми, как богатая инкрустация. Он внушал Эмме трепет. Он был ее отцом – и он ужасал.

Вздохнув, Деместриу осмотрел ее – на этот раз не так, словно увидел призрак, а как будто неспешно обдумывал легкое убийство.

– Малышка Эммалайн, твое появление здесь станет твоей последней ошибкой. Тебе следовало бы знать, что вампиры всегда могут уничтожить то, что стоит между ними и их целью. Все остальное становится второстепенным. Моя цель – сохранить мою корону. Ты – слабое звено, которое мог бы использовать Айво или любой другой. Поэтому ты только что стала расходным материалом.

«Да уж, ты знаешь, как обидеть девочку».

– Когда такой кровопийца, как ты, не желает меня принять… мне действительно становится нечего терять. – Она встала и вытерла ладони о джинсы. – Но меня это так и так устраивает. Я пришла сюда, чтобы тебя убить.

• Предыдущая
• 54/63
• Следующая