Еврейская диетология, или Расшифрованный кашрут - Люкимсон Петр - Страница 52

• Предыдущая
• 52/82
• Следующая

«Ребе, у меня к вам дело. Вы, наверное, меня не знаете, а может, и знаете, я Ента, Ента Куропала. Я, значит, торгую яйцами да курами, курами да гусями. У меня свои постоянные покупательницы, два-три дома от меня. Они меня и выручают, дай им Бог здоровья. Ведь заставь меня платить проценты, я живо вылечу в трубу…»

Так начинается «Горшок» – один из самых прекрасных, самых смешных и самых горьких рассказов великого Шолом-Алейхема. Ента Куропала зашла к раввину местечка задать ему вполне конкретный вопрос, но принялась рассказывать про всю свою горемычную жизнь – да так заболтала ребе, что он упал в обморок – вот вам и весь сюжет этого рассказа.

Но вот вопрос, который собиралась задать Ента раввину, и в самом деле для любой еврейки крайне важен. Впрочем, судите сами.

«…Да, о чем, бишь, у нас шел разговор? Вот вы сказали: мясному и молочному в одной печке не место. Так оно и вышло. Кувшин, значит, повалился набок, и молоко, значит, разлилось по всей печке. И если, не дай Бог, хоть капля молока брызнула на мой мясной горшок, тогда мне погибель. Хотя, опять же, как могло молоко добраться до моего горшка: ведь он стоял на самой глубине да еще был прикрыт золой. Но ручаться я не могу. А вдруг – судьба!.. Я вам все выложу начистоту, все. Бог с ним, с бульончиком, не в бульончике дело. Конечно, бульончик тоже жалко. Чем я вечером покормлю Давидку? В общем, что-нибудь соображу… Что-нибудь состряпаю. Вопрос – в чем? Ведь если вы, ребе, не дай Бог, решите, что мой мясной горшок стал из-за капли молока „трефным“, я с ума сойду, потому что больше горшков у меня нет…»

Сколько раз перед старым, уставшим от жизни, раскачивающимся в такт только ему слышной мелодии раввином представали еврейские женщины все с тем же вопросом: стала кастрюля или то, что в ней варилось, от того или иного чрезвычайного происшествия на кухне «трефным» или нет? И, слушая их, раввин мысленно листал страницы книги законов «Шульхан Арух»,[37] вспоминал нужную страницу из Талмуда и понимал, что если судить по самым строгим законам, тем самым, которых придерживались величайшие праведники, то нужно выбросить и суп, и кастрюлю. Но что делать, если для этой семьи купить новую кастрюлю – все равно что для другой купить дом? И есть ли у него право сказать такое?! Но и назвать «трефное» кошерным – значит ввести этих людей в грех и самому совершить двойной грех – перед Богом и перед ними… И снова раввин мысленно возвращался к страницам «Шульхан Аруха», снова погружался внутренним взором в респонсы[38] великих раввинов, которые жили до него, ища нужное решение.

Реализация на практике запрета «Не вари козленка в молоке матери его» – пожалуй, одна из самых скучных, самых сложных и вместе с тем, вне сомнения, одна из самых важных частей еврейского религиозного законодательства. Ибо одно дело – разобраться, в чем именно заключается та или иная заповедь Творца, и совсем другое – суметь приложить эти выводы к бесчисленному множеству конкретных ситуаций, возникающих за столом и на кухне…

Итак, если вы помните, заповедь Торы призывает евреев «Не варить козленка в молоке матери его».

Обратите внимание: именно не варить, а под варкой понимается, прежде всего, тепловая обработка пищи. Причем одно дело, когда мы пищу просто разогреваем – скажем, доводим стоявшее на зимнем морозе блюдо до комнатной температуры, и совсем другое дело, когда мы ее варим, – тут уж комнатной температурой точно не обойдешься. И, как всегда, посовещавшись и поспорив, еврейские мудрецы пришли к выводу считать вареной только ту пищу, которая при готовке была нагрета до температуры «обжигающего тепла», то есть до такой степени, что, поднеся руку к кастрюле, вы бы мгновенно одернули ее, испугавшись ожога.

Порогом, с которого начинается такая температура, сегодня считают 45 °C, и следовательно, любая пища, нагретая до температуры выше 45 °C, считается вареной, а та, которая никогда не нагревалась до такой температуры – сырой. И, соответственно, любые продукты питания, температура которых в данный момент превышает 45 °C, объявляются горячими, а те, температура которых ниже, – холодными.

Но отсюда, вправе заметить читатель, можно сделать вывод, что если молочные и мясные продукты, к примеру, мясо и сыр, в холодном виде соприкоснулись друг с другом, ничего страшного с точки зрения законов кашрута не произошло и оба продукта остались вполне пригодными в пищу.

В этом рассуждении, вне сомнения, есть рациональное зерно, однако стоит помнить, что логика иудаизма никогда не бывает столь прямолинейной.

Да, с точки зрения законов кашрута в данной ситуации и в самом деле ничего страшного и непоправимого не произошло, но, во-первых, лишь при условии, что мясное и молочное соприкоснулись друг с другом случайно. А во-вторых, чтобы до конца оценить сложившуюся ситуацию, Галаха требует разобраться, какова консистенция соприкоснувшихся холодных продуктов.

Если оба они были совершенно сухие, то и в самом деле можно не придавать случившемуся никакого значения.

Но вот если хотя бы один из продуктов был даже чуть-чуть влажным, то возникает угроза, что даже в таком, холодном состоянии один продукт в месте соприкосновения передал в какой-то степени свой вкус другому, то есть они стали представлять запрещенную к еде смесь мясного и молочного. Однако в данном случае достаточно ополоснуть места соприкосновения обоих продуктов 3 раза холодной водой – и они снова годятся в пищу.

Это же правило распространяется и на посуду: если, к примеру, еврей случайно попробовал холодной молочной ложкой мясной суп, то достаточно помыть ложку холодной водой – и можно и дальше спокойно пользоваться ею для молочной пищи.

Но если один из продуктов настолько жирен, что прилип к другому (например, холодное масло прикоснулось к мясу), то сам жирный продукт в месте соприкосновения скоблят, а соприкоснувшийся с ним продукт тщательно моют.

Но, повторю, все это верно, если мясное и молочное соприкоснулись случайно. Однако специально класть мясное и молочное так, чтобы они касались друг друга, было запрещено мудрецами Талмуда по двум причинам. Во-первых, потому, что если мясное оставить в соприкосновении с молочным надолго – например, положить на свежевысоленный кусок мяса кусок мягкой брынзы, – и держать их так сутки и более, то они вольно или невольно начнут «обмениваться вкусами» в месте соприкосновения, и обмен этот будет более глубоким, чем при мгновенном случайном контакте. А во-вторых, даже если соприкосновение было относительно непродолжительным, соприкоснувшиеся поверхности, как уже было сказано, необходимо прополоскать. Мудрецы же опасались, что тот, кто готовит, может забыть сделать это, и тогда на мясе останутся прилипшие частицы сыра, на сыре – частицы мяса, и в результате, поев или даже просто сварив такие продукты, человек нарушит фундаментальный закон Писания.

В случае же, если в таком контакте участвовали острые продукты (подробно мы разберем его чуть ниже, в главке «Кашрут с перчиком») или какая-либо жидкость (например, мясной или куриный бульон или обыкновенное молоко), и он продолжался более суток, в силу вступают несколько иные законы. Жидкости, находившиеся в контакте с продуктами и посудой в течение 24 и более часов, объявляются сваренными вместе и, как правило, становятся «трефными». Например, если в холодной мясной кастрюле больше 24 часов держали молоко, то молоко объявляется «трефным» и выбрасывается, а кастрюля нуждается в кошеровании.

Однако все эти трудности не идут ни в какое сравнение с хитросплетениями законов, касающихся разделения горячей мясной и молочной пищи.

• Предыдущая
• 52/82
• Следующая