Еврейская диетология, или Расшифрованный кашрут - Люкимсон Петр - Страница 20

• Предыдущая
• 20/82
• Следующая

Итак, кошерным, пригодным в пищу мясом с точки зрения еврейской традиции является мясо «чистого» животного или «чистой» птицы, забитой посредством еврейской «шхиты», из которого удалены все жилы и жир, запрещенный еврейским Законом, прошедшее специальный осмотр с целью удостовериться, что забитое животное было в момент забоя жизнеспособным, а также высоленное или прожаренное для максимального удаления накопившейся в его внутренних тканях крови.

Несоблюдение любого из этих условий делает мясо «трефным», то есть запрещенным в пищу евреям.

Не менее грозный и абсолютный характер, чем запрет на вкушение крови в пищу, носит в Торе и другая, с одной стороны, вроде бы совершенно понятная, а с другой – одна из самых загадочных ее заповедей: «Не вари козленка в молоке матери его».

Заповедь эта хорошо знакома всякому интеллигентному человеку, разумеется, не только по популярному роману Юрия Полякова «Козленок в молоке» – сама она давно уже стала расхожим выражением, в которое, впрочем, каждый вкладывает свой смысл. Однако в жизни еврейского народа эти слова играют совершенно особую роль, так как именно из них выводятся все законы иудаизма, запрещающие смешение мясного и молочного в пищу. А сами эти законы, в свою очередь, в немалой степени определили весь характер еврейской национальной кухни, сам рацион, стиль и ритм жизни евреев и многие еврейские культурные коды, остающиеся совершенно непонятными тем, кто не принадлежит к еврейскому народу.

В самом деле, нееврею трудно понять, каким образом вполне конкретное указание – «Не вари козленка в молоке матери его» – было истолковано или переросло в глобальный запрет на смешение мясного и молочного. Что ж, давайте попробуем разобраться…

Начнем хотя бы с того, на что обращают внимание все комментаторы и исследователи Писания: запрет варить козленка в молоке матери его повторяется в Торе трижды. В первый раз – когда речь идет о законах трех главных еврейских праздников:

Как видно, в данном случае заповедь «Не вари козленка в молоке матери его» напрямую связана с празднуемыми почти всеми народами земли праздниками начала и окончания сбора урожая, а также с приношением праздничных жертвоприношений и храмовой службой, во время которой еврей представал «пред лицом Владыки Вселенной».

Второй раз она повторяется в той же книге «Исход», оказываясь в одном отрывке с запретом на поедание квасного в праздник Песах:

Так как за хранение квасного в Песах еврея ждет самое страшное из всех возможных наказаний Бога – «карет», уничтожение души, то логично предположить, что в данном случае Творец дает понять, что за нарушение запрета варить козленка в молоке матери его нарушителя также ждет «карет».

И, наконец, лишь во Второзаконии эти же самые слова соотносятся с законами кашрута:

В данном случае Тора предельно четко характеризует данный запрет как диетарную заповедь, стоящую в числе тех, которые даны только еврейскому народу и от исполнения которых все остальные народы мира совершенно свободны…

Но действительно ли в данном случае речь идет именно о козленке? На иврите слова «Не вари козленка в молоке матери его» звучат как «Ло тивашель гди бэ-халав имо». Но дело в том, что «гди» – слово многозначное. Да, оно наиболее употребимо в понятии «козленок», но в принципе может означать еще сосущее вымя любое кошерное домашнее животное – козленка, теленка, ягненка. И не случайно в Септуагинте – первом переводе Священного Писания с иврита на греческий, осуществленном 70 еврейскими мудрецами, слово «козленок» при переводе одного из вышеприведенных отрывков с легкостью заменяется на слово «ягненок» (греч. Arnos).

Из всего вышесказанного видно, что на самом деле крылатое выражение «Не вари козленка в молоке матери его» вошло во многие языки именно в таком виде просто благодаря неточному переводу. В этом смысле куда более точно (но и, согласитесь, увы, куда менее поэтично) эта фраза звучит в переводе Пятикнижия, выполненном Арье Ульманом: «Не вари мясо животного в молоке его матери».

И отсюда становится окончательно ясно, что в оригинальном тексте Торы данный запрет распространяется не только на козленка и козье молоко, но и на всех остальных домашних животных. А так как обычно молоко, надоенное от разных самок, смешивают в одной посуде, то практически никогда нельзя наверняка сказать, что данное молоко принадлежит именно данной корове, данной козе или данной овце. Таким образом, запрет приобретает общий характер, и его троекратное повторение в Пятикнижии всегда трактовалось евреями как запрет, включающий в себя три разных категорических запрета: запрет варить вместе мясное и молочное и хоть как-то участвовать в их варке; запрет употреблять в пищу любые блюда, в которых используются сваренные вместе мясные и молочные продукты, а также запрет вообще как-либо использовать сваренные вместе мясные и молочные продукты – еврей не имеет права накормить такой смесью даже бродячую собаку.

И то, как ревностно евреи исполняли запрет на смешение в пище мясных и молочных компонентов, расширяя его границы, всегда вызывало недоумение и у их соседей-неевреев, и у серьезных исследователей Библии, пытавшихся найти объяснение этой странной заповеди и тому огромному значению, которое придают ей евреи.

Наиболее известной попыткой объяснить истоки заповеди «Не вари козленка в молоке матери его» и по сей день остается статья крупнейшего английского этнографа и историка религий Дж. Дж. Фрэзера «Не вари козленка в молоке матери его», вошедшая в изданную в 1918 году его книгу «Фольклор в Ветхом Завете». В сущности, все появившиеся впоследствии так называемые исследования на эту тему представляют собой лишь те или иные вариации этой работы, считающейся классической. Рассматривая заповедь «Не вари козленка в молоке матери его», Фрэзер находит массу параллелей между ней и суевериями, свойственными различным пастушеским племенам Африки.

«…Например, у мусульман Сьерра-Леоне и соседних местностей, – пишет он, – коровье молоко и масло составляют важный предмет питания, но они никогда не кипятят молоко, боясь, что оно пропадет от этого у коровы, а также не продают его тому, кто стал бы это делать…»

Итак, мы видим, что у названных туземцев предрассудок о вреде кипячения молока основан на симпатической магии. Молоко, даже отделенное от коровы, не теряет своей жизненной связи с животным, так что всякий вред, причиненный молоку, симпатически сообщается корове. Отсюда кипячение молока в горшке равносильно кипячению его в коровьем вымени, то есть иссяканию самого его источника. Такое объяснение подтверждается поверьем марокканских мусульман, у которых, впрочем, запрещается кипятить коровье молоко только в течение определенного времени после отела. Они полагают, что «если при кипячении молоко сбежало и попало на огонь, то у коровы заболеет вымя, либо она перестанет доиться, либо молоко ее будет нежирным. Если же молоко случайно попадет в огонь, то корова или теленок, скорее всего, околеет…»

• Предыдущая
• 20/82
• Следующая