Армагеддон завтра (учебник для желающих выжить) - Калюжный Дмитрий Витальевич - Страница 5

Случайное возникновение в процессе развития новых социальных систем – событие крайне маловероятное. Поэтому главная проблема теории, это вычисление пути развития без привлечения к объяснению событий всяких маловероятных случайностей. И вот оказывается, что если процесс происходит, как череда двушаговых этапов, каждый из которых даёт некоторые эволюционные преимущества то одной, то другой структуре, то возникновение новых структур и изменение системы вполне объяснимы и проходят существенно более вероятным образом, чем, если бы использовался только механизм выбора.

Подобную «двушаговку» вы можете увидеть всюду; внутри любой системы различные её структуры проходят эти самые этапы развития. Так возникла жизнь на Земле: сначала информация носилась над пустым океаном, и никакой кит не смог бы не только зародиться, а даже выжить, привези его хоть кто на космическом корабле; потом появились микроорганизмы и планктон – в этих условиях уже могли появиться те, кто питается планктоном… И так далее. Так развивались письменные языки. Религии. Искусства: скульптура, живопись, литература. Государства. Для человека это правило выражается в чередовании бодрствования и сна.

На первый взгляд все эти соображения выглядят излишне сложными. Разве могут они иметь отношение к заявленной теме: эколого-социальный кризис? Могут, причём самое прямое, и мы дальше будем говорить об этом ещё не раз, поскольку с такой точки зрения эволюция никогда не рассматривалась, терминология не отработана, и воспринимать подобные тексты читателю трудно.

Попробуем применить теорию эволюции к религиозной историографии. Основная идея теории – это идея отбора, когда из нескольких равновероятных систем выживают лишь те, которые имеют какое-либо преимущество по сравнению с остальными. А если преимуществ нет? Что будет развиваться дальше, а что нет? Это уже случай выбора.

Итак, на дивергентной фазе развития возникло несколько первичных религиозных структур (или подструктур, если называть полной структурой целостную конфессию), и надо выяснить, что с ними произойдёт на конвергентной фазе эволюции. В этот период историю определяет взаимодействие структур одного порядка, не имеющих преимуществ друг перед другом, но ведущих конкурентную борьбу, например, за влияние на власть или паству. Одновременно может идти борьба и внутри каждой структуры за какой-либо «ресурс»: должности, оклады, – но мы пока не будем её учитывать.

Стабильный результат получается только в том случае, если в борьбе победила одна структура. Второй вариант, когда они все погибают, создаёт неустойчивую ситуацию, так как после освобождения «жизненного пространства» оно снова может стать ареной битвы для новых церквей, пришедших, например, из-за границы, и в итоге победит одна из них. Возможен и третий вариант: борьба ни к чему не привела, и большинство сект выжило, – но это опять то же самое неустойчивое состояние; любая случайность может нарушить равновесие, борьба начнётся опять, и в результате всё равно останется только кто-то один. Кстати, пока одна подструктура борется с другой, она сама из-за внутренних противоречий может разделиться на две, а то и три, что и будет определять эволюцию в будущем.

Наша условная модель показывает, что вначале система – смешанная, в ней присутствуют различные варианты равных структур, – скажем, родовой моно– и политеизм, ведизм, шаманизм. Или язычество с обожествлением разных объектов: одно племя поклоняется дубу, другое берёзе, третье и вообще камню. В результате взаимодействия между племенами в конце конвергентного этапа образуется одна «чистая» структура. Это – непредсказуемый процесс выбора. При нём реализуется не обязательно наилучший, с точки зрения достижения некой цели, вариант. Цели-то ведь никакой нет, просто идёт эволюция общества, а его структуры желают выживать.

Первоначальный выбор фиксирует условия для дальнейшего развития, а там приходит время и для отбора, который можно рассматривать как процесс усиления выбора, доведения его до конца. Отбор происходит, когда структуры перестают быть равнозначными по своим свойствам. Наивысшие шансы получают те, которые более приспособлены к данным условиям существования, то есть выживание одной из них предопределено лучшими начальными условиями, – такая ситуация аналогична тому, что в длительный период засухи выживут люди, популяция которых привычна к засухам, а в периоды длительных морозов – к морозам.

Мы здесь не учитываем ограничения в ресурсах! А в более реалистичном случае их следует учитывать, ведь кроме идейных споров, все части общественного организма, в том числе религиозные, ведут ещё и конкурентную борьбу за ресурсы. Качественно это не прибавляет к нашим выводам ничего нового, однако наличие материального ресурса у богатых иноземцев, проходивших со своим товаром, например, через языческий Киев, давало изрядное преимущество их системе верований в глазах князя. А многочисленные религии «простого народа» естественно начинали рассматриваться властью, как «отсталые». Итак, за христианством стоял ресурс, интересный для власти; за язычеством – человеческий «ресурс», имевший колоссальное культурное прошлое.

Историки любят искать причины тех или иных событий. Но в случае выбора причина всегда только одна, а именно нестабильность ситуации. Вот почему история ничему не учит; в периоды кризисов для следствий нет причин, кроме самого кризиса. Отпущенный в небо воздушный шарик полетит влево, если ветер подует справа, и наоборот. Он вообще может полететь в любую сторону. Ведь погода всегда нестабильна, а шарик – не привязан. Полетев влево, он запутается в кустах. Полетев вправо, сгорит над костром. Или его ударит ветром о стену с гвоздем, и он лопнет. В чем ПРИЧИНА, что он, например, лопнул? В том, что неправильно был прибит гвоздь? Или виновен тот, кто не вовремя пустил его в небо? Нет, причина – в нестабильности.

Стабилизация неравновесного состояния какой-то одной (любой) структуры возможна только за счёт роста энтропии (неупорядоченности) в окружающем пространстве, то есть в иных структурах. Социальные конфликты представляются наблюдателю движущей силой развития сообществ именно потому, что так сильные структуры обеспечивают своё выживание, свою стабильность за счёт слабых.

Все известные мировые религии, включая христианство, были подготовлены языческими мудрецами, волхвами. Откуда ещё-то взяться идеям, кроме как из развития предыдущих идей? Бесполезно рассуждать, какая религия хуже, а какая лучше. Каждая хороша на своем месте. Ведь системы верований развивались применительно к конкретному месту и культуре, причём ОЧЕНЬ долго. И за каждой стоит определённая идеология (как и за атеизмом, кстати). Протестантство – идеология личного успеха и конкуренции, и там, где оно возникло, результаты хорошие. Православие – идеология общины и совместного выживания, индивидуализм ему чужд. И результаты тоже хорошие, если судить по тому, что жили, страну держали, и врагов бивали.

Проблема только в том, что за каждой религией (мировоззрением) стоит церковная структура со своими интересами, а за ней – чужое государство, и тоже со своими интересами. Со своими, не нашими. За красивыми богослужениями не видно очень многого! Согласимся: католики и протестанты Италии, Англии, Германии и Америки совершенно искренне желали и желают России добра. Точно также искренне желали спасти от ада души индейцев христианские миссионеры во время колонизации той же Америки. Может, они и спасли их души, но целые племена американских индейцев исчезли с лица земли!

Теория эволюции показывает, что наличие нескольких равноправных религий делает ситуацию в стране неустойчивой, и непременно будет борьба, в которой внешние возмущения могут стать полезными для какой-то одной из них, не самой подходящей для данной страны. Иоанн Грозный теории эволюции не знал, но велел «церкви разных вер не ставить». Он эти «внешние возмущения» – постоянные войны с Польшей, хорошо понимал и без теорий. Позже польскому королю Сигизмунду и его сыну Владиславу, званому в Москву на царство, сказали: у нас костёлов не строить. Даже Димитрий I – польский ставленник, превратившись в русского царя, ни одного костёла не построил! Веками не пускали русские государи в Москву латинскую веру, и с лютеранами боролись, понимая интуитивно, к чему это может привести: когда граница между религиями размыта, общее духовное состояние «не чистое»; страна и народ готовы подчиниться чужой воле.