Смерть раненого зверя с тонкой кожей - Александер Патрик - Страница 38

• Предыдущая
• 38/50
• Следующая

Он рассеянно кивнул.

– Конечно.

– Я закажу столик. На сколько? На девять?

– Десять.

– Это немного поздновато.

Он не ответил.

Она засомневалась.

– Ты в порядке?

– Все отлично. У тебя есть что-нибудь выпить?

– Только немного дешевого вина.

– Сойдет.

В течение следующего часа она пыталась его разговорить, спросила, нравится ли ему ее новое платье, он сказал "да" и продолжал сидеть, тихо уставившись в окно и потягивая красное вино.

Немногим раньше девяти он заказал такси.

– Но ведь до ресторана всего несколько минут езды.

– Мы не едем в ресторан. Пока.

Они сели в такси и объехали вокруг Гайд Парка в сгущающейся темноте. Эббот велел водителю остановиться возле Мраморной Арки и вышел, оставив Элис в такси. Он прошел по Парк Лэйн и оказался возле отеля Нжала. Он нашел место, откуда отлично просматривался парадный вход в отель, и стал ждать.

Через некоторое время к отелю подъехал черный даймлер-бенц в сопровождении двух полицейских машин и эскорта из мотоциклистов. Нжала и Артур в окружении агентов Особого отдела, среди которых были Шеппард и Клиффорд, вышли из отеля и сели в лимузин.

Нжала улыбался, смеялся, разговаривал, и вообще, казалось, пребывал в отличном расположении духа. Эббот увидел его только мельком. Ни о каком разумном выстреле, даже если бы у него была винтовка, и речи быть не могло – он бы точно убил или ранил кого-нибудь из окружающих.

Полицейские в форме перекрыли движение, и черный даймлер с эскортом уехали.

– До свидания, – мягко сказал Эббот. – Удачной охоты.

После этого он вернулся в такси, которое доставило их к ресторану на Кенсингтон Черч-стрит. Всю дорогу Элис держала его за руку.

Они обменялись рукопожатиями с Витторио и сели наверху за круглым столиком у окна. Сначала Эббот был немного рассеян, но после нескольких бокалов заказанного им кьянти он понемногу расслабился и даже стал чувственно-игриво посматривать на Элис.

Она не была красавицей, но каким-то неуловимым чувством ощущала себя красивой, или почти красивой, возможно оттого, что она знала, что Эббот смотрит на нее и ему нравится то, что он видит. Ее длинные волосы блестели в неярком приглушенном свете, а новое платье и вправду необычайно ей шло, подчеркивая нежные изгибы шеи, плеч и груди. Даже косоглазие нисколько не умаляло мягкости и ясности ее глаз, когда она поднимала их. По крайней мере, так казалось Эбботу. Он недоумевал, как он мог считать ее простушкой. Разумеется, свет и вино сыграли свою роль.

Многим мужчинам женщины нужны только для секса и развлечений или для удобства, а как люди они их не интересуют.

Эббот же, напротив, любил женщин за все те неприятности, которые они приносят. Не исключено, что это было лежащее в основе всего сострадание к женщинам, которое немедленно улавливалось этим безошибочным радаром, имеющимся в каждой из них.

Во время ужина Элис все время слегка прикасалась к нему, когда была такая возможность; передавая соль или жестикулируя, она касалась его пальцев, улыбаясь или желая привлечь его внимание, она касалась его руки, касалась его плеча, снимая воображаемую соринку с его пиджака. И, в конце концов, когда они закончили есть, она, наклонившись через стол, взяла его руку.

Ричард совсем расслабился. Сначала он решил, что это вино, впрочем, поначалу это оно и было. Но потом это была уже Она, Женщина, ее присутствие, ее жесты, движения ее рук, то, как она приглаживала волосы, расправляла на груди платье, ее серьезность, ее застенчивость, вызванная косоглазием, а более всего, ее женственность, которая, казалось, мягко и ненавязчиво заполнила все вокруг, пропитав даже воздух своим присутствием.

К этому времени Нжала и Артур в сопровождении Шеппарда и вновь воинственно настроенного Клиффорда, взлетев с лондонского вертолетного аэродрома, благополучно долетели до Лейфилд Холла.

Нжала ненавидел летать, особенно ночью. Но еще больше он ненавидел вертолеты, которые считал шумными, хрупкими и ненадежными. Во время полета через черный мрак ночи и смерти, как ему это представлялось, он, засунув руку под рубашку, перебирал пальцами свои бусы вуду и отчаянно потел. Он смеялся и шутил, пытаясь скрыть свои страхи, но Артур прекрасно о них знал и улыбался про себя. Ему нравилось, когда Президент страдал, ведь это случалось так редко.

Вертолет плавно приземлился на лужайку позади Лейфилд Холла, освещенную ярким светом прожекторов, и попали в кольцо вооруженных людей с собаками.

Лейфилд Холл, мрачный викторианский особняк снаружи, внутри был исключительно комфортабелен и, как сказал бы риэлтор – великолепно отделан и устроен. Нжала особенно приятно удивило наличие центрального отопления и отсутствие сквозняков.

– Потрясающе, – сказал он Артуру. – Потрясающе. Англичане всегда были довольно примитивны в этом отношении. Должно быть, все это результат развития международного туризма. Культурный обмен. Рыба с жареной картошкой в Венеции, двойные стеклопакеты в Питерсфилде. Неудивительно, что они завоевали три четверти мира. Время рыбы и жареной картошки никогда не пройдет. Удивительно. Ты меня понимаешь, Артур?

– Отлично понимаю, Ваше Превосходительство.

Апартаменты Нжала на первом этаже понравились ему еще больше.

Они состояли из просторной гостиной с большим венецианским окном в западной стене, выходящим на боковую лужайку и летний домик. На фронтальной стене дома, выходящей на южную сторону, было два высоких окна, выходящих на большую поляну, по краю которой бежал ручей, за ним начинался смешанный лес из лиственных деревьев. Посреди поляны рос старый, высокий, раскидистый кедр, несший на себе печать возраста и элегантной меланхолии, так свойственной кедрам.

Прямо перед домом располагались посыпанная гравием подъездная аллея и двор, ограниченный частично рядом многочисленных ярких гортензий, частично – мрачно выглядящими рододендронами, росшими достаточно густо, чтобы скрыть в своих зарослях человека.

Пол комнаты был целиком покрыт белым ковром с положенными поверх него двумя длинными персидскими ковровыми дорожками. Она была обставлена удобной антикварной мебелью, среди которой был диван времен королевы Анны, пара стульев того же периода, с подлокотниками и гнутыми ножками, книжный шкаф с дверцами красного дерева и стоящий у западной степы великолепный чиппендейловский письменный стол красного дерева, который особенно понравился Нжала.

– Это мне нравится, – сказал он Артуру. – Тут я мог бы работать. Вообще, ему понравилась вся комната, даже картины на стенах, среди которых была акварель Котмана, впрочем, сами картины Нжала воспринимал не более, как украшение.

Из гостиной можно было попасть в большую спальню, где стояла кровать с пологом на четырех столбиках, и в маленькую уютную столовую, на случай, если Нжала захочет ужинать в одиночестве или в обществе женщины. Дверь из спальни вела в гардеробную, а оттуда – в ванную комнату и туалет.

Весь комплекс был изолированным, и попасть в него можно было только через тяжелые дубовые двойные двери гостиной. Возле дверей всегда дежурил вооруженный агент Особого отдела.

Далее по коридору располагались комнаты для тех гостей, которые не должны были спать с Нжала, а также комната для Артура и комната для Шеппарда, полагавшего себя последней линией защиты.

Нжала сидел за чиппендейловским столом в гостиной и потягивал светлый херес, пока Артур распаковывал привезенные с собой книги и расставлял их в книжном шкафу.

– Знаешь, Артур, мне кажется, настало время немного поработать над нашим убийцей. Как там его зовут?

– Его настоящее имя?

Артур пожал плечами.

– В паспорте было написано, что его фамилия Уилсон.

– Скажи в посольстве, чтобы они раскопали все, что у них на него есть. Скажи, чтобы протелеграфировали министру внутренних дел насчет его дела, затем позвони начальнику полиции, я сам с ним поговорю. Он знает больше, чем написано в любом деле, он сам проводил большинство допросов.

• Предыдущая
• 38/50
• Следующая