Достоин любви? - Гэфни Патриция - Страница 17

• Предыдущая
• 17/88
• Следующая

— Я не могу, — чуть слышно выдохнула она, едва дыша.

— Что значит вы не можете?

— У меня назначена встреча в деревне. Я не должна опаздывать.

— Что за встреча? — осведомился Себастьян капризным и недоверчивым тоном, ясно давая понять, что никаких встреч, которые нельзя было бы перенести или отменить ради его прихоти, у нее быть не должно.

— Я нахожусь под надзором полиции, милорд. Раз в неделю я обязана отмечаться в конторе приходского констебля. Это одно из условий моего освобождения.

В его лице не осталось последних следов благожелательности, черные брови грозно сошлись на переносье. Рэйчел догадалась, что он раздосадован не тем, что лишился ее общества, но скорее самим известием о том, что кто-то еще, помимо его самого, имеет власть над ней. Он яростно хлопнул шляпой по колену, заставив ее вздрогнуть.

— Что еще входит в условия вашего освобождения?

— Раз в месяц я должна отмечаться у старшего констебля в Тэвистоке и раз в неделю выплачивать часть своего штрафа.

— Штрафа?

— Да, милорд.

Он надменно поднял бровь, ожидая дальнейших разъяснений.

— Я должна выплатить королевской короне штраф, — едва разжимая зубы, пояснила Рэйчел, решив, сама не зная почему, ни за что не сообщать ему, какую именно сумму она обязана заплатить короне. — Это часть наказания за… мое преступление. И еще считается, что я должна возместить расходы по судебному процессу. Мне позволено выплачивать штраф частями.

Она умолкла и ответила на его холодный взгляд со всем мужеством, на какое была способна.

— Так вот, стало быть, на что вы тратите свое жалованье? Выплачиваете штраф?

— Частично.

Губы Себастьяна гневно сжались. Он не привык к уклончивым ответам со стороны подчиненных.

— Почему же вы не предупредили меня заранее, что собираетесь каждую неделю использовать часть рабочего времени на личные нужды, миссис Уэйд?

Ее сердце неровно и часто забилось от испуга, Как глупо! Он же намеренно ее пугает — это сразу видно. Тем не менее его тактика достигла цели: Рэйчел все понимала, но ничего поделать с собой не могла. Ей было страшно.

— Милорд, у меня и в мыслях не было вас обманывать. У миссис Фрут был выходной на полдня по субботам, и я полагала, что это правило распространится и на меня. По приказу констебля мне приходится посещать его по средам, и это занимает не больше двух часов вместе с дорогой туда и обратно…

— Ну что ж, прекрасно, — огрызнулся Себастьян, и на этот раз Рэйчел не смогла понять, чем вызвано его раздражение. — В таком случае вам бы следовало поспешить, не так ли? Меньше всего нам хотелось бы, чтобы констебль явился в Линтон-холл собственной персоной и обвинил нас в укрывательстве беглых.

Его необъяснимая враждебность больно задела Рэйчел. Ей хотелось нанести ответный удар. Спросить, например: «Это королевское „мы“, милорд?» Но она, конечно, промолчала. Он прошел мимо нее, не сказав больше ни слова, и широким шагом направился к дому.

Поспешая через мостик и направляясь по извилистой аллее к городу, Рэйчел беспрестанно перебирала в уме только что состоявшийся разговор. Ей хотелось понять Себастьяна, но бесплодность попыток постичь его в конце концов утомила ее. В эту ночь под самое утро он ей приснился, но она уже не помнила, что именно видела во сне. Она ощущала полное бессилие. Правда, в этом ничего нового не было. Он, наверное, не спит ночей, изобретая коварные способы досадить ей, заставить ее сделать то, что ей не нравится. Например, разговаривать с ним. Интерес Себастьяна к ней ничуть не уменьшился за те несколько недель, что она провела в Линтоне; напротив, этот интерес еще больше возрос. Рэйчел не понимала, чем это обусловлено, и ей становилось страшно. «Что он со мной намерен сделать?» — этот вопрос она задавала себе каждый день. Еще совсем недавно ей казалось, что уже ничто на свете не может ее затронуть, разве что новый тюремный срок. Но если тюрьма ей больше не грозит, что он способен придумать, чтобы ранить ее еще глубже? Ничего! И все же она боялась Себастьяна Верлена.

Разумеется, он хотел с ней переспать. Надо было быть каменной, чтобы об этом не догадаться. Что ж, если только это ему и нужно, можно считать, что она дешево отделалась. Ее тело ничего не стоило. Оно не имело с ней ничего общего, она никогда о нем не думала. Но она боялась, что Себастьян потребует от нее большего, отнимет у нее нечто, чему она не могла подобрать определения, если они станут близки. Терпеливый и беспощадный, с вкрадчивой, завораживающей повадкой хищника, он имел полную власть над ее жизнью, и она целыми днями только и делала, что пыталась его ублажить и тем самым спасти себя. Но если, ублажая его, она навлечет на себя гибель, что тогда?

«Перестань думать о нем». Еженедельные посещения деревни доставляли Рэйчел одни неприятности, но зато ей нравилась ведущая туда дорога. С каждым разом окружающий мир становился все прекраснее. Девоншир лежал в зеленых объятиях мая. Ее сердце радовалось пению птиц, благоуханию полевых цветов, свежему дыханию ветерка. Порой вся эта роскошь начинала ее подавлять. Цветы казались слишком яркими, листва чересчур пышной, запахи ударяли в голову, неуемная щедрость весеннего цветения грозила затопить ее своим разнообразием и богатством. Иногда ей приходилось даже опускать глаза и брести вперед, глядя только в землю. Рэйчел привыкла к серым и коричневым тонам, к металлу и камню, к запахам тюремных уборных и дезинфекции, к хлопанью дверей, лязгу засовов и сердитым окрикам. Однообразие и жестокость, бездушный, раз и навсегда заведенный распорядок правили ее жизнью еще совсем недавно. Теперь она попала в новый мир, и он ставил ее в тупик. Его невозможно было разложить по полочкам, он был бесконечен, непредсказуем и чреват множеством опасностей.

И при всем при том он был прекрасен. Ей ничего не стоило расплакаться, просто глядя на лиловые лепестки болотной фиалки у себя в руке или на медленно расправляющую пестрые крылья бабочку-крапивницу. Непаханый луг был усеян лютиками; желтые чашечки первоцвета высыпали по обочинам дороги вместе с дикими гиацинтами, вероникой и щавелем. Рэйчел увидела зеленого дятла, впервые за десять лет услышала кукушку и наткнулась в придорожных кустах на гнездо завирушки с четырьмя голубыми яичками. Сквозь зеленеющую листву дубов небо ослепляло синевой, а пушистые облака белели, как только что выпавший снег. Но самым большим чудом было солнце. Сердце не умещалось в груди у Рэйчел. Ей даже хотелось, чтобы пошел дождь: в ненастье легче было бы вытерпеть прелесть природы. При такой чудесной погоде ее дары казались чрезмерными.

Преодолевая последний подъем перед перекрестком, Рэйчел вздрогнула, заслышав стук копыт. Не успела она хоть немного прийти в себя и успокоиться, как на вершине холма прямо перед нею возник всадник. Она торопливо отступила на обочину, чтобы дать ему проехать, но он натянул поводья, как только ее увидел, и шедший резвой рысью золотисто-гнедой жеребец заплясал на месте, поравнявшись с ней. Рэйчел растерянно подняла голову, и перед ее испуганным взором предстал златовласый великан на богатырском коне. Он был поразительно хорош собой. А самое удивительное — она уже видела его раньше! Но когда? Где? Разве такое возможно? Тут он снял шляпу, и ее осенило: это был преподобный Моррелл, он раз пять или шесть посещал Дартмурскую тюрьму за последние два года и проводил воскресную службу в качестве приглашенного капеллана.

— Доброе утро, — приветливо поздоровался он, щурясь на солнце, в лучах которого его золотистые волосы светились подобно нимбу.

Он был скромно одет в черное, но без пасторского стоячего воротничка; Даже точно зная, что он священник, Рэйчел никак не могла в это поверить: он выглядел слишком уж здоровым и сильным, слишком плотским для служителя церкви.

— Меня зовут Кристиан Моррелл, — представился он, лаской удерживая на месте своего фыркающего и рвущегося вперед коня. — Я викарий церкви Всех Святых.

— Как поживаете? — Рэйчел боялась называть свое имя кому бы то ни было, но прямота этого человека не оставила ей выбора. — Я Рэйчел Уэйд. Работаю экономкой в Линтон-холле.

• Предыдущая
• 17/88
• Следующая