Психоанализ: учебное пособие - Лейбин Валерий Моисеевич - Страница 21
- Предыдущая
- 21/49
- Следующая
Хотя Фрейд с ранних лет интересовался сновидениями, тем не менее только в 1895 году произошло знаменательное событие, положившее начало его систематическому толкованию сновидений. Ему приснился сон, который впервые он подверг детальному анализу и который вошел в историю психоанализа под названием «сна об инъекции Ирме».
Сновидение, приведенное Фрейдом в работе «Толкование сновидений», занимает чуть меньше книжной страницы. Зато анализ его Фрейдом составляет девять страниц. Имеются еще дополнительные комментарии, следующие сразу же за анализом, а также разбросанные по разным местам текста книги. Это говорит о многом, как, впрочем, и то, что данное сновидение является фактически первым, с разбора которого был введен психоаналитический метод толкования сновидений.
Нельзя сказать, что после приснившегося Фрейду знаменательного сна он с головой окунулся в снотолкование. Понадобилось два-три года, прежде чем он приступил к работе над своим фундаментальным трудом «Толкование сновидений». Промежуток времени между 1895 и 1898 годами был заполнен интенсивной исследовательской и терапевтической деятельностью, в процессе которой Фрейд многого достиг. В тот период он ввел в употребление само понятие психоанализа, обратился к рассмотрению сексуальной этиологии неврозов, выдвинул идею о травмирующих ситуациях в детстве, обусловливающих возникновение истерии в более поздний период жизни человека, сконцентрировал внимание на бессознательных процессах, протекающих в глубинах психики.
Наряду с этими новациями Фрейд также выступил с такими представлениями о природе психических расстройств, сексуальных сценах и их вытеснении из сознания, периодизации психосексуального развития человека, которые легли в основу многих психоаналитических концепций. В этот же период он пересмотрел ранее выдвинутые им идеи о сексуальных травмах, что фактически предопределило направленность развития психоанализа. Не последнюю роль в его новых открытиях сыграло эпизодическое исследование самого себя, вскоре переросшее в систематический самоанализ. Без преувеличения можно сказать, что именно самоанализ помог Фрейду выйти на новые рубежи понимания психической реальности.
Развивая идею о сексуальной этиологии неврозов, Фрейд исходил из того, что в раннем детстве ребенок подвергался сексуальному совращению (соблазнению) со стороны взрослых, это оставило глубокий шрам в его психике и, хотя сами сцены совращения оказались вытесненными из сознания, в конечном счете они предопределили возникновение и развитие психического заболевания. Сексуальное совращение ребенка со стороны взрослых, чаще всего со стороны отца, могло осуществляться, по мнению Фрейда, в извращенной форме, так как рот и анус представляют собой эрогенные зоны, привлекающие к себе внимание тех, кто стремится к получению сексуального удовлетворения.
Какое-то время Фрейд был убежден в том, что он нашел единственно правильное объяснение причин возникновения истерии. Он был по-своему счастлив и горд, что ему удалось раскрыть тайну неврозов. Наконец-то появилась законченная теория, расставляющая все по своим местам и способствующая пониманию природы невротических заболеваний. Эта теория не была абстрактной конструкцией, построенной на вымышленной гипотезе, возникшей в распаленном уме ученого. Она базировалась на фактах клинических наблюдений за больными, которые благодаря методу свободных ассоциаций вспоминали травмирующие ситуации в детстве и неоднократно сообщали Фрейду об имевшем место сексуальном совращении их.
Из истории психоанализа
Несколько месяцев спустя после публикации «Толкования сновидений» в письме к Флиссу Фрейд в полушутливой форме спросил его: не думает ли тот, что когда-нибудь на том месте, где ему приснился сон об инъекции Ирме, на мраморной доске можно будет прочитать:
«Здесь 24 июля 1895 года
доктору Зигм. Фрейду
открылась тайна сновидения».
Полушутливое вопрошание Фрейда было игрой его воображения, и он мог себе позволить некоторую фантазию, свидетельствующую, впрочем, о том, какое большое значение он придавал сну об инъекции Ирме и тому анализу его, которое он дал в «Толковании сновидений». Шутка шуткой, но впоследствии его фантазия воплотилась в реальность. 82 года спустя, после того как Фрейду приснилось данное сновидение, 6 мая 1977 года там, где некогда был замок Бельвю, действительно появилась памятная мраморная доска, дословно воспроизводящая то, что было некогда игрой воображения основателя психоанализа.
Выдвинутая им теория совращения ребенка основывалась не только на клиническом материале, которым он располагал. Она подкреплялась также результатами самоанализа, включающими в себя воспоминания детства и толкование Фрейдом собственных сновидений. К середине 1897 года его самоанализ достиг кульминационной точки, когда исследование им самого себя поглощало все его свободное время. Так, в августе того же года в письме Флиссу Фрейд то ли с гордостью, то ли с известной долей юмора, но вполне серьезно сообщил, что основным пациентом, которым постоянно приходится заниматься, является он сам. У этого пациента, по его собственному выражению, «незначительная истерия», анализ которой осуществляется с большими трудностями и «парализует психические силы», но он составляет необходимую промежуточную стадию в работе и, следовательно, этот анализ надо продолжить.
Трудности самоанализа состояли в том, что он затрагивал чувства Фрейда, связанные с его отношением к отцу. Собственно говоря, систематический самоанализ начался у него после смерти отца в октябре 1896 года. Как подчеркивал Фрейд в предисловии ко второму изданию «Толкования сновидений», эта книга явилась реакцией на смерть отца, на крупнейшее событие и тягчайшую утрату в его жизни. Смерть отца вызвала в нем острые переживания и в то же время освободила его от авторитета, внутренней цензуры, в результате чего у него появились сны и воспоминания детства, связанные с умершим отцом.
Самоанализ позволил заглянуть в такие глубины психики, которые до смерти отца оставались камнем преткновения для самого Фрейда. Казалось бы, со смертью отца утратили силу былые запреты и, следовательно, самоанализ Фрейда должен проходить легче и свободнее, чем это было раньше, в период его переписки с невестой. И тем не менее, он порой сетовал на то, что его «незначительная истерия» с большим трудом поддается анализу.
Дело в том, что, придерживаясь своей теории совращения ребенка со стороны взрослых, в процессе своего самоанализа Фрейду пришлось проверить эту теорию на себе. И по-человечески ему не хотелось рассматривать через призму этой теории собственную «незначительную истерию», а также нечто такое, что проистекало, по выражению основателя психоанализа, из потаенных глубин его собственного невроза, страстное стремление к истине толкнуло его в пучину детских воспоминаний и толкования собственных сновидений. Тогда-то Фрейд допустил крамольную мысль, что его родной отец не составляет исключения и, подобно другим отцам, мог выступать, по крайней мере, по отношению к дочерям в роли «извращенного совратителя». Приснившийся ему сон об его американской племяннице Гелле также вызвал глубокие переживания. Интерпретация этого сновидения с точки зрения подавленных бессознательных сексуальных влечений к его старшей дочери сопровождалась, с одной стороны, чувством удовлетворения, так как на собственном опыте подтверждалась теория совращения, а с другой – внутренним неприятием собственных инцестуозных желаний. Отсюда становится понятным, почему анализ «незначительной истерии» наталкивался у Ф-рейда на сильное сопротивление и проходил с большими затруднениями.
Выдвинутая Фрейдом теория совращения ребенка воспринималась им как триумф, достигнутый в процессе кропотливой работы с пациентами и трудоемкого самоанализа. Однако концептуальная почва зашаталась под ним, и он оказался низвергнутым в бездну сомнений и разочарований. То ли он осознал, что пациенты, сами не желая того, обманывают аналитика, то ли собственный анализ вывернул наизнанку его «правильное восприятие ценностей жизни», поставив перед ним дилемму служения истине или следования нравственности, но так или иначе он неожиданно для себя осознал ложность своей собственной теории. Здание первых психоаналитических построек безнадежно рухнуло, и Фрейд оказался в интеллектуальном тупике. В очередном письме Флиссу (1897) он удрученно поделился с ним «великим секретом», который относился к его теории неврозов и который привел его в отчаянное состояние: он сообщил, что больше не верит в свою невротику.
- Предыдущая
- 21/49
- Следующая