Восьмой грех - Ванденберг Филипп - Страница 13

• Предыдущая
• 13/85
• Следующая

— Конечно нет, — возмутился Лукас. — . Меня интересует только содержание.

— Мне кажется, апокриф очень странный. Laetare, Sexagesima, Reminiscere, Oculi — это даты христианского церковного календаря. И все это воскресенья.

— А имена? Там указаны какие-нибудь имена?

— Несомненно. Если я не ошибаюсь… — Фрейлейн Кляйнляйн взяла с полки истрепанный библейский словарь и начала быстро листать. — Память меня не подвела, — с победоносным видом произнесла она и сдвинула очки на кончик носа. — По еврейским канонам, — начала она читать, — от исторических произведений Иисуса Навина и до второй книги Царей эти книги называются ранними пророками. В противоположность им появилась группа поздних пророков, которых делят на «больших» и «малых». «Большие» пророки — это Исайя, Иеремия, Иезекииль и Даниил. Двенадцать «малых» пророков — Осия, Иоиль, Авдий, Иона, Амос, Михей, Наум, Аввакум, Софония, Аггей, Захария, Малахия.

— Наум, Захария, Малахия… — тихо пробормотал Мальберг. — Имена, которые встречаются и в записной книжке.

— Именно так. И если позволите, замечу: смысла в этом никакого нет. Вот только…

— Что?

— Не обращайте внимания, эта идея абсурдна. Нет, забудьте об этом!

Мальберг не хотел давить на фрейлейн Кляйнляйн. Он боялся, что она может задать ненужные вопросы, но в то же время надеялся, что в будущем ему удастся выяснить, о чем хотела сказать его помощница.

Они ехали вверх вдоль Рейна в гнетущем молчании: ни кардинал Гонзага, ни монсеньор Соффичи не проронили ни слова. Альберто тоже молчал. Он просто смотрел на дорогу.

События последних суток глубоко взволновали троих мужчин. Они не любовались романтическим рейнским ландшафтом, обласканным лучами августовского солнца.

На перекрестке у Висбадена Альберто свернул на шоссе А-3, ведущее в аэропорт. Ему пришлось сбавить скорость: люди ехали на работу в город. С северо-запада приземлялись и взлетали самолеты; они шли так низко, что Альберто невольно втягивал голову в плечи.

Обычно Соффичи не переносил молчания, но теперь оно длилось уже более часа. Он думал о том, почему они все словно языки проглотили. Был ли это стыд, который они таили в душе, или на них повлияли непонятные события.

Соффичи облегченно вздохнул, когда Альберто остановил «фиат» на узкой парковочной площадке у зала ожидания. Гонзага молча вышел из машины. Даже когда Альберто открыл багажник и подал ему небольшую дорожную сумку, кардинал просто кивнул и исчез за стеклянными дверями зала. Альберто и Соффичи продолжили путешествие на машине.

У Гонзаги было два билета в один конец. Один на имя доктора Фабрици, другой на имя господина Гонзаги. Первый был на рейс из Франкфурта до Милана, а второй — из Милана в Рим. Гонзага действительно все продумал. Стюардесса «Алиталии»[8] торопила пассажиров. На табло замигала зеленая надпись «Вoarding».[9] Гонзага спешил. Он не мог опоздать на рейс. В последнюю минуту он добрался до посадочных ворот № 36 и прошел в бизнес-класс «Боинга-737».

Оставшиеся до взлета минуты тянулись невыносимо медленно. Наконец наполовину заполненный самолет тронулся с места. Когда машина поднялась в воздух, Гонзага облегченно вздохнул. Напряжение последних дней заметно ослабло. Кошмар, похоже, закончился.

Набрав высоту, «боинт» взял курс на юг. Гонзага равнодушно смотрел в иллюминатор. Над его креслом шипел кондиционер. Теперь ремни можно было отстегнуть. Кардинал задремал. После того как с его плеч спал груз последних дней, он смог заснуть.

— Простите, что я к вам обращаюсь, — сквозь дремоту услышал он слова человека с соседнего кресла. Гонзага не обратил на него внимания, потому что кресло при взлете оставалось свободным. Взглянув на мужчину, он ужаснулся. На незнакомце была шляпа, на лице — красные пятна от ожогов. Ресниц и бровей не было.

— Я хочу предложить вам сделку, — тихо произнес человек с обезображенным лицом.

— Сделку? — Гонзага удивленно поднял брови. — Нет, спасибо, я не…

— Если вы хотите, — перебил его незнакомец, — спасти Церковь от хаоса, вам необходимо выслушать меня, господин кардинал.

— Я не знаю, чего вы от меня хотите и почему так странно обращаетесь ко мне: «господин кардинал». Оставьте меня в покое, пожалуйста!

Но краснолицый лишь покачал головой, будто не понимал, о чем ему говорят. Он взмахнул чем-то, что Гонзага чуть раньше принял за кусок синтетической пленки.

— Давайте не будем обманывать друг друга, господин кардинал. Фланелевый костюм от Черутти не может скрыть личность государственного секретаря. — Он нахально оскалился.

За доли секунды Гонзага попытался провести параллели между событиями прошлой ночи и человеком в соседнем кресле. Но попытка не удалась.

— Кто вы такой и чего вы хотите? — обреченно спросил кардинал.

— Мое имя здесь ни при чем. Я всего лишь хочу предложить вам сделку.

— Ну хорошо. Я слушаю.

— Вот крошечный кусочек плащаницы Господа нашего.

Через тело Гонзаги будто пропустили ток. Теперь он увидел, что в целлофановом пакете, который держал незнакомец, находится крошечный, не больше почтовой марки, кусочек материи, запаянный между двух пленок. Охряный цвет и переплетение нитей были такими же, как и у Туринской плащаницы, которую кардинал отвез в замок Лаенфельс.

Учитывая ситуацию, Гонзага с трудом сдерживал эмоции.

— Предположим, это действительно образец ткани со святой плащаницы Господа, — волнуясь, произнес он. — Но тогда возникает вопрос: для чего она мне?

— А это, кардинал Гонзага, на ваше усмотрение. Вы можете положить ее в тайный архив Ватикана, в сейф «Альфа», а можете просто уничтожить, что было бы, наверное, лучше всего.

Гонзага почувствовал, как его охватывает беспокойство. Человеку с обожженным лицом была хорошо известна не только его наружность, — вероятно, он знал что-то об акции «Апокалипсис 20:7». Иначе как могла состояться эта встреча в самолете?

Но больше всего кардинала поразило то, что незнакомец был прекрасно осведомлен о тайных архивах Ватикана. Откуда ему известно, что архивы содержатся в сейфах, которые названы литерами греческого алфавита? Откуда у него информация о том, что в сейфе под литерой «Альфа» хранятся величайшие секреты христианской церкви — документы, которых официально не существовало, как, например, и результатов вскрытия Иоанна Павла I, которого нашли мертвым в своей постели через тридцать три дня после избрания на папский престол? Или подделанный в средние века документ Constitutum Constantini,[10] по которому Церковь стала богатейшим землевладельцем Западной Европы?

— Нужно еще провести исследование на подлинность объекта, — заметил кардинал. — Это, вероятно, вас удивит, но в Туринской плащанице не хватало нескольких небольших кусочков ткани, которые потом восполнили искусные монашки.

— Господин кардинал, вы не открыли мне ничего нового. Этот кусочек тем и отличается от всех предыдущих, что на нем есть следы крови. И будет излишним объяснять вам, что это значит.

Словно завороженный, Гонзага неотрывно смотрел на трапециевидный кусочек материи. На нем отчетливо выделялось желто-коричневое пятно. Да, он хорошо помнил, как восстанавливали недостающую часть плащаницы, имевшую трапециевидную форму. «Бог мой, как этот увечный завладел такой реликвией?»

Кардинал не осмелился задать свой вопрос незнакомцу. Он был уверен, что тот соврет или вовсе не ответит. Растерявшись, Гонзага искал связь между всеми событиями последних дней и появлением незнакомца. Но, загнанный в тупик, кардинал никак не мог найти этому хоть какое-то объяснение. К тому же он был слишком взволнован, чтобы делать логические выводы из запутанных событий.

— Но вы так и не спросили о цене, — сказал незнакомец, вернув Гонзагу к действительности.

• Предыдущая
• 13/85
• Следующая