Светорада Янтарная - Вилар Симона - Страница 12

• Предыдущая
• 12/112
• Следующая

Веселый и счастливый Ипатий, откинувшись на спинку кресла, вдруг заметил, что его брат Зенон сидит с каким– то оторопелым видом.

– Что, достойный препозит, сейчас подобные развлечения не практикуются в Священном Палатии?

Зенон медленно повернул к нему свое круглое, как луна, лицо.

– Практикуются. В Палатии вообще много позволено. Однако знаешь, брат, я все время думал, кого напоминает твоя славянская возлюбленная. Сдается мне, что она похожа и ликом, и повадками на бывшую императрицу.

– А ведь и впрямь так, – поддержал Зенона сидевший с другой стороны Агир. И, помедлив, произнес: – Странно.

Позже, когда пир был окончен и гости разъехались, Ипатий увидел Зенона на опоясывающей усадьбу галерее. Евнух задумчиво смотрел на плывущую высоко в небе луну и даже не повернулся, когда Ипатий подошел и встал рядом. Какое– то время они так и стояли, глядя на озаряемое луной небо, похожее на темное вино, в которое подмешали воду. На его фоне высившиеся в саду кипарисы и тополя, тонкие и неподвижные, казались замершими стражами. Ночная роса уже принесла прохладу и прибила пыль, появились летучие мыши, стрекотали цикады.

– Ну и что ты, строгий исполнитель церемониалов, скажешь о нашем пире в Оливии? – позевывая, спросил наконец Ипатий и перекрестил рот. – Не шокирован ли ты нашими простыми сельскими нравами?

– Меня шокировало иное, – ответил препозит двора, не поворачиваясь к брату. – И слепец бы увидел, насколько ты популярен в феме Оптиматы. И все твои гости, начиная с главы сената и заканчивая вдовой Прокопией, просто преклоняются перед тобой… может, даже любят. Последнее было бы совсем неплохо, если бы ты имел репутацию верного человека в глазах священнейшего базилевса. Но он думает о тебе иначе. Считает, что ты упрямый и богатый динат,[40] сторонишься особы Льва Македонянина,[41] особенно теперь, когда мятежный Дука ищет себе союзников…

– Я верен Льву Мудрому! – Ипатий резко повернулся, так что даже звякнули драгоценные подвески его расшитого оплечья. – Беру в свидетели небо, у меня и в мыслях нет изменять светлейшему!

Но Зенон продолжил, словно и не заметил реплики брата:

– И если слухи о твоей популярности дойдут до пребывающего в Ираклии Понтийской кесаря Александра… Царственный Александр, человек недобрый и наслаждающийся интригами, легко сочинит что– нибудь такое, что скомпрометирует тебя, и ты окажешься в немилости при дворе. Поэтому я вновь прошу тебя, Ипатий, – повернулся к брату Зенон, – возвращайся как можно скорее в Константинополь, пади к ногам Льва Философа, светлейшего и Богом избранного, докажи свою верность, служа ему.

Ипатий склонился, опершись локтями о мрамор балюстрады. Он задумался о том, что недавно сообщил ему Прокл: корабль патрикия с закупленными кожами уже вышел из Херсонеса, но все– таки было бы желательно дождаться его прибытия, чтобы сообщить капитану, с кем иметь дело в Константинополе. А после этого ему уже ничто не помешает вернуться в столицу.

– Через несколько дней праздник святого Пантелеймона.[42] Мы отстоим со Светорадой в церкви монастыря литургию и начнем сборы. Тебя это устроит?

Когда Зенон согласно кивнул, Ипатий стал просить брата похлопотать при дворе о его друге, херсоните Прокле.

Море искрилось в солнечном свете. Большая хеландия,[43] разрезая узким носом волны Понта Эвксинского, шла на всех парусах вдоль малоазийского берега Византии.

Пригнувшись при выходе из низкой кормовой надстройки, Светорада невольно прикрыла рукой глаза от слепящего солнечного света. Только через миг она разглядела беседующего с капитаном Ипатия. У того был встревоженный вид. Он не зря зафрахтовал для переезда столь мощный корабль – слухи о волнениях в связи с мятежом Андроника Дуки беспокоили многих, ибо никто не знал, что может случиться в ближайшее время.

Светорада увидела под палубой слаженно налегавших на весла гребцов, сильные спины которых лоснились от пота. Но, тем не менее, многие из них подняли головы, заметив наверху нарядную молодую женщину в светлом, по восточной моде, тюрбане и разлетавшейся на ветру ярко– голубой легкой накидке. Лицо Светорады до самых глаз было прикрыто полупрозрачной вуалью, причем не столько от скромности – когда это красавица княжна смущалась мужских взглядов? – сколько для того, чтобы горячее солнце не сожгло кожу. Ей бы не хотелось приехать в столицу мира Константинополь загорелой, как какая– нибудь собирательница винограда.

Стоя у борта корабля, она вглядывалась в проплывавшие мимо них берега. Песчаные отмели у воды казались на солнце почти белыми. Мощные сторожевые башни из камня венчали округлые возвышенности.

К ней подошел Ипатий.

– На море все спокойно, душа моя, и вскоре мы войдем в воды Босфора. С Божьей помощью наше плавание пройдет спокойно.

Однако Ипатий все равно выглядел удрученным.

– Ты думаешь, что мятеж этого Дуки и впрямь может привести к волнениям?

Ипатий кивнул.

– Я знавал этого Андроника Дуку. Очень умный, жесткий и властный человек. Он и с базилевсом держался, как с низшим, хотя, что там говорить, император Лев порой словно напрашивается, чтобы с ним вели себя дерзко, – столько в нем неуверенности, некоего смущения, как будто вся империя держится не на его плечах, а он сам случайно оказался на троне. Из– за его робости им и помыкают все, кому угодно: то бывший тесть Заутца, то главный евнух Самона, то патриарх Николай. Вот Андроник, более способный, смелый и решительный, и возмечтал добиться трона.

– А такое возможно?

Ипатий хмыкнул.

– Такое в Византии не диво. Скажу тебе, что даже отец нынешнего императора пришел к власти, свергнув и убив своего предшественника Михаила Пьяницу.[44]

Светорада усмехнулась. Надо же, какое прозвище было у императора! Нынешний правитель Лев льстиво зовется Мудрым или Философом из– за своей учености. И все же он опасается за свой трон. А вот на Руси над всеми князьями стоит Олег по прозвищу Вещий. И хотя у Светорады остались о нем не самые приятные воспоминания, она ощутила гордость, оттого что Олег в далекой Скифии непреложный правитель. Взяв в свои умелые руки власть после смерти Рюрика, он расширил и укрепил Русь, да и вообще, правит так, что даже Игорь, сын и наследник Рюрика, не смеет противостоять ему.

В Византии же… Она молча выслушала рассказ Ипатия о том, как произошло убийство Михаила. Ипатий говорил с ней по– русски – не только потому, что не хотел, чтобы их поняли другие, но и чтобы Светораде было приятно. К тому же она – некогда легкомысленная девушка, а ныне подруга и советчица – была не из тех женщин, с которыми можно говорить лишь о нарядах, сплетнях или кухне (правда, что касается последнего, то Светорада была почти поэтом – так порой говаривал Ипатий). Светорада многое понимала из того, что происходило в Византии, вникала во все дела Ипатия. Он даже поведал ей, что когда фрахтовал в Ираклии корабль для переезда, то встретился там с самбазилевсом[45] Александром. Высокородный кесарь принял Ипатия, но держался с ним холодно и жестко. Среди окружавших самбазилевса патрикиев Ипатий видел своего сына Варду. Ипатий сразу понял, что Варда в милости у кесаря, поскольку тот улыбался молодому воину, брал его под руку, выражая свое благоволение. Ну а Варда, непримиримый к отцу, явно настроил Александра против своего родителя, что было весьма прискорбно.

Тем не менее Светорада уловила в голосе Ипатия и некую гордость. Сын все же… Хоть и непокорный.

– А Варда похож на тебя? – спросила княжна.

Ипатий потер щеку, заросшую седой щетиной. Перед возвращением в Константинополь он решил отпустить бороду, так как большинство ромеев, стремясь походить на своего правителя Льва, отказались от моды гладко брить лица. Однако Светорада находила, что Ипатию это не идет, – слишком уж старит его. Но сказать ему об этом не решилась.

• Предыдущая
• 12/112
• Следующая