По следам минувших эпидемий - Токаревич Константин Николаевич - Страница 34

Надо сказать, что русские ученые отнеслись к открытию Пастера с большим пониманием и интересом. В Париж уже в конце 1885 года поехал доцент Н. А. Круглевский, который должен был ознакомиться с пастеровскими прививками и организовать это дело в Петербурге, а через несколько месяцев к Пастеру поехал Н. Ф. Гамалея. Правда, Пастер, выведенный из равновесия недоброжелателями, вначале негативно отнесся к идее русских врачей. Он не хотел выпускать прививки из-под своего контроля, так как слишком боялся неудач, которые могли скомпрометировать метод, и предлагал всех укушенных направлять к нему. Однако Н. Ф. Гамалея убедил Пастера в том, что далеко не все пострадавшие успеют вовремя добраться до Парижа и могут погибнуть. Согласие Пастера на открытие прививочных станций было получено.

Первая Пастеровская станция открылась в Одессе в июне 1886 года в частной лаборатории Гамалеи. Обыватели встретили это событие недоверчиво, пожалуй, даже враждебно. По городу поползли слухи, что заражаемые бешенством кролики могут разнести заразу. Соседи подавали на Гамалею жалобы, обвиняя его в том, что он подвергает их жизнь опасности. Потребовалось немало настойчивости, чтобы убедить жителей Одессы в безосновательности подобных страхов. В июле открылась Пастеровская станция в Самаре, а затем в Петербурге. В августе начала работать станция в Москве. Вскоре основная масса населения убедилась в действенности прививок. Правда, в первые годы наиболее темные и суеверные крестьяне продолжали жить своими поверьями.

Церковь насаждала в народе мнение о том, что так называемые священные реликвии обладают чудодейственной целебной силой. Паломники привозили из Иерусалима в Россию кусочки креста, на котором якобы был распят Христос, щепки от гроба господня и даже… «тьму египетскую», заключенную в стеклянные пузырьки. Поэтому случай, который произошел в 1896 году в Пензенском уезде, был достаточно типичным для того времени. Нескольких крестьян искусала собака. Пострадавших доставили в Казань, где им сделали прививки. Но два крестьянина, не доверяя докторам, обратились за помощью к местной знахарке. Та взялась их исцелить за хорошую мзду. Предписания знахарки были следующими: пить трижды в день воду с «кипарисных стружек от креста господня», усердно молиться о выздоровлении, а на утренней зорьке приходить к ней. А уж она будет их «отчитывать». Одежду же, в которой крестьяне были в момент нападения собаки, знахарка велела повесить на подволоке. Разумеется, все советы были выполнены. Поскольку заражения во время укуса не произошло, крестьяне не заболели, но благоприятный исход отнесли исключительно за счет вмешательства знахарки. При этом они уверяли односельчан, что своими глазами видели, как на двадцатый и сороковой дни одежда их дрожала как осиновый лист — это из нее бешенство выходило.

Предохранительные прививки против бешенства являются величайшей заслугой Пастера перед человечеством. Но честь открытия природы возбудителя болезни принадлежит не ему, а русскому ботанику Д. И. Ивановскому. Это он открыл существование «невидимых микробов» и охарактеризовал их свойства, хотя в то время они действительно являлись невидимками. Рассмотреть их удалось лишь после того, как был сконструирован электронный микроскоп. Сейчас изучением вирусов занимается специальная наука — вирусология.

Наибольшей восприимчивостью к возбудителю бешенства обладают лисицы, а среди лабораторных животных — сирийский хомяк. Естественные биоварианты возбудителя описаны под соответствующими названиями: например, «вирус дикования», «вирус бешенства летучих мышей», «вирус бездомной собаки». Вызывая одно заболевание, они различаются по степени патогенной активности при внемозговом заражении, характеру распределения в органах и некоторым другим специальным признакам.

Сейчас заболевания бешенством встречаются редка и не вызывают больше суеверного страха.

Мы рассказали о многих блестящих открытиях микробиологии второй половины XIX века, которые заложили основу новой медицинской дисциплины — эпидемиологии, призванной изучать закономерности возникновения и развития инфекционных болезней, способы борьбы с ними и их профилактики. Мы знаем обстановку, условия и причины возникновения многих заразных болезней, но нам неизвестно, как и почему прекращались массовые заболевания в те времена, когда еще не были разработаны методы и средства их специфической диагностики.

«Уже давно опустошала страну красная смерть. Ни одна эпидемия не была столь ужасной и губительной. Кровь была ее гербом и печатью — жуткий багрянец крови! Неожиданное головокружение, мучительная судорога, потом из всех пор начинала сочиться кровь — и приходила смерть… Болезнь от первых ее симптомов до последних протекала меньше чем за полчаса». Так описывает неведомую инфекцию в рассказе «Маска красной смерти» американский писатель Эдгар По, в творчестве которого неоднократно звучали мотивы смерти, в том числе от «моровых поветрий». Не исключено, что идея рассказа могла быть навеяна преданиями о жестоких эпидемиях так называемой «английской потницы», которые пронеслись в конце XV и начале XVI века по Англии как опустошительные ураганы. Сперва одна за другой разыгрались три вспышки в 1486, 1507 и 1518 годах, затем четвертая вспышка 1529 года вышла далеко за пределы Англии, распространившись на достаточно обширной части территории Европейского материка. И наконец, после пятого взрыва в 1551 году, английская потовая лихорадка исчезла навсегда с лица Земли так же таинственно, как и появилась.

Первые случаи заболевания были зарегистрированы 22 августа 1486 года незадолго до победы Генриха Тюдора над Ричардом III при Босворте. Болезнь, по пятам следуя за войсками, достигла Лондона. Здесь она свирепствовала в течение пяти недель и немало людей свела в могилу. Течение болезни было быстрым — всего несколько часов продолжались мучения, заканчивавшиеся чаще всего смертью, изредка — выздоровлением. По дошедшим до нас сведениям, в живых оставалась едва ли сотая часть больных. По свидетельству современников, «болезнь являлась всегда в виде горячки, которая после непродолжительного озноба уничтожала силы как бы одним ударом и, производя болезненное давление в стороне желудка, боль головы и оглушение с наклонностью ко сну, обливала тело зловонным потом. Для больных был невыносим внутренний жар, но всякое охлаждение влекло за собой смерть».

Вторая эпидемия была гораздо слабей, зато третья по своей жестокости превзошла первую. Болезнь протекала молниеносно: начавшись остро на фоне цветущего здоровья без каких-либо предвестников, она уже через 2–3 часа приводила к смертельному исходу. Эта эпидемия продолжалась несколько месяцев. Четвертая эпидемия обратила на себя внимание многих врачей по двум причинам: во-первых, как уже говорилось выше, она вышла за пределы Англии, во-вторых, ее размах и тяжесть заболевания в разных странах существенно различались. В Копенгагене умирало в день до 400 человек, в Геттингене смертность была столь велика, что нередко в одну могилу захоранивали несколько трупов, в Лифляндии, где болезнь объявилась несколько позднее — в 1530 году, она уничтожила две трети населения. В то же время в Аугсбурге из 15 тысяч заболевших в течение нескольких дней умерло всего 800 человек, а а следующие две недели из 3 тысяч — 600. В Страсбурге смертельные исходы были единичными, а общее число больных не превышало 3 тысяч. В Марбурге заболело всего 50 человек, в то же время в Саксонии, Тюрингии и Франконии болезнь свирепствовала вовсю.

Пятая эпидемия началась в английском городе Шрусбери в апреле 1551 года и сразу же унесла в могилу множество жертв, вызвав глубокое смятение жителей. Многие искали спасение в бегстве, уезжая в Шотландию и Ирландию, которые и на этот раз болезнь обошла стороной. Ее шествие по стране не было столь стремительным, как в предшествующие эпидемии; до Лондона, несмотря на небольшое расстояние, она добралась лишь через 3 месяца, причем смертность здесь была уже намного ниже, чем раньше.