Белый Лотос - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" - Страница 23

Винсент ван Гог прав в поэтическом отношении, но неправ в научном. В научном отношении его слова являются абсурдными, но в поэтическом отношении он абсолютно прав. Он говорит: «Деревья воплощают мечту земли о встрече со звездами, желание земли перейти пропасть, отделяющую ее от других звёзд. Удастся ей это или нет — это не имеет отношения к делу»- Это несущественно для ван Гога.

Поэт имеет свое собственное видение; оно является личным, а не коллективным. Поэтому все люди, верящие в коллективизм, являются антипоэтическими.

Платон, первый коллективист в мире, пишет в своей утопической книге «Республика», которая воплощает его представления о том, каким должно быть будущее общество, что в его республику поэты не будут допущены, — особенно поэты. Всех остальных допускают, не допускают только поэтов; им нет места в платоновской республике. Почему? Почему он так боится поэтов? По простой причине: поэт привносит индивидуальное, личное видение, и это может создать хаос. Платон хочет подчинить всех единому образцу, единому стилю жизни. Он хочет добиться своего рода единства, наложенного принудительно, а на поэтов в этом отношении полагаться нельзя.

Не случайно, что в Советской России после революции поэзия зачахла. Перед революцией Россия дала величайших, действительно несравненных поэтов и писателей, каких когда-либо знал мир. Ни одна другая страна не может соперничать в этом отношении с Россией. Кого можно сравнить с Львом Толстым, Максимом Горьким, Федором Достоевским, Антоном Чеховым, Тургеневым? Ни одна другая страна не- произвела таких великих художников слова. Если нужно будет выбрать десять великих писателей мира, то пять из них будут русскими — но дореволюционными., После революции поэтическая деятельность внезапно прекратилась. Страна Достоевского, Толстого, Максима Горького и Тургенева просто исчезла с лица земли. Она перестала производить людей такого сорта, такого качества; она перестала воспарять ввысь. Был наложен коммунизм, было наложено коллективное воззрение. Теперь каждый поэт должен служить коммунизму, каждый художник должен служить коммунизму, каждый певец должен петь песни, восхваляющие коммунизм. Теперь правительство решает, что является настоящей литературой, что является настоящим искусством, кто является настоящим поэтом. Решения выносили тупые правительственные чиновники, — те, кто не имели никакого понятия о поэзии. Если бы они имели хоть какое-то понятие о поэзии, то в первую очередь они бы не были правительственными чиновниками.

Вдумайтесь в то, могут ли составитель, редактор, министр культуры иметь поэтические представления? Очевидно, они безмерно далеки от поэзии. А люди, которые прочитали Маркса, Энгельса и Ленина — могут ли они иметь какое-нибудь понятие о поэзии? Маркс в своих сочинениях так непоэтичен, что читать его мучительно. Я прошел через эту муку, поэтому говорю вам на основании своего опыта. Кто способен осилить «Капитал»? Это такое уродливое сочинение; чтобы переварить его, требуется крепкий желудок, иначе прочтешь две-три страницы—и чувствуешь, что с тебя достаточно и ты сыт по горло. Даже коммунисты не читают его! Я знаю это, — среди моих дру-зей немало коммунистов и они не читали его. Это скучная, тягостная книга — в ней нет ни поэзии, ни красоты.

У Иисуса есть поэзия, он говорит поэтически. У Будды есть поэзия, он живет в стихии поэзии. У Маркса же нет вообще никакой поэзии, а просто сухая, тупоумная логика. И даже логика не особенно острая. И люди, питающиеся подобной чепухой, — они смеют судить о Достоевском, о Толстом, о Тургеневе? Они неспособны понять этих писателей, они неизбежно поймут их превратно.

В России поэзия умерла; это была одна из величайших потерь для человечества. В Китае поэзия мертва, потому что поэты теперь находятся на службе у государства. Их награждают, окружают почетом, им дают большие посты в университетах, но при условии, что они не будут поэтами свободы. Они должны быть поэтами рабства, они должны служить государству.

Но подлинный поэт не может служить никому, он служит только поэзии. Он пишет и поет по единственной причине — ради чистого искусства, которое не имеет мотива и цели. Его пение просто подобно пению птиц рано утром, когда восходит солнце, цветут цветы и жужжат пчелы. Да, именно таково его пение: совершенно свободное, естественное, спонтанное.

Я полностью поддерживаю поэтическое видение мира, потому что оно подводит вас ближе к религии. Но не останавливайтесь на нем, потому что поэт имеет только проблески истины, только проблески, отдаленные проблески, — так, как будто окно на сильном ветру открывается и снова закрывается, или будто темной ночью вы заблудились в лесу, а на небе в это время облака, темные тучи, и вдруг вспыхивает молния и раздается гром. Когда вспыхивает молния, на секунду все освещается и вы можете видеть окружающее — деревья, дорогу, камни, горы. Но это только на секунду, а затем молния гаснет, тьма снова сгущается и мрак становится еще сильнее, чем раньше. Вы ошеломлены и находитесь в еще большей тьме. Вы можете наткнуться на камень, так как перед вспышкой молнии вы принимали все меры предосторожности, вы двигались осторожно, но теперь, после вспышки, зная, что вы на правильном пути, вы можете ослабить осторожность и утратить бдительность. Вы можете наткнуться на камень, можете упасть в яму, можете сбиться с пути. Это вспышка молнии заставляет вас видеть хуже; она так внезапна, что ослепляет вас.

Поэт имеет только переживания, подобные вспышкам света. Изредка он поднимается на вершины сознания, а затем падает— и падает плохо, падает еще глубже, чем был раньше.

Поэт имеет переживания, которые только изредка освещают его. Мистик же является просветленным: он стал самим светом; теперь он больше никогда снова не попадет во тьму. Но вспышка света может дать вам понятие о том, что представляет собой полный свет.

Поэт имеет проблески высот, а мистик пребывает на этих высотах. Они больше не являются для него отдаленными проблесками, он достиг Эвереста, он устроил себе там жилище, он пребывает там. Даже если он иногда приходит навестить вас в вашей темной долине, он приносит с собой свои высоты, свои пики. Его Эверест сопутствует ему; он стал непосредственной средой его обитания.

Ученый дальше всего от центра существования, поэт находится на полпути к нему, а мистик находится в нем.

Становитесь из ученого поэтом. Но не останавливайтесь на этом, двигайтесь дальше.

Будда сказал: чайревети, чайревети. Идите, идите, пока вы не прибудете в точку, откуда уже некуда идти, пока вы не придете к этой точке, в эту предельную точку, из которой уже не ведут никакие дороги. Тогда остановитесь, — но только тогда. Тогда вы дома. Тогда жизнь будет блаженством, благословением, благодарением.

Второй вопрос: Бхагаван, кто я такой?

Санджая

Откуда мне это знать? Как я могу ответить на этот вопрос? Никто не может ответить на этот вопрос, кроме тебя самого. Я не могу ответить на него вместо тебя. Я знаю, кто такой я, но как я могу сказать, кто такой ты? Ты должен сам погрузиться в глубину своего «я». А люди, которые отвечают вместо тебя, являются твоими врагами, потому что ты начнешь собирать и накапливать их ответы, ты станешь знающим, а это воспрепятствует рождению мудрости.

Да, имеются тысячи ответов. Я тоже могу ответить тебе с большой легкостью сказать тебе, что ты являешься душой, вечной и бессмертной, что вы являетесь сынами Божьими, сынами бессмертия, амритасья путра. Я могу пересказать вам все эти прекрасные вещи, сказанные на протяжении многих веков, но они не помогут. Если вы станете цепляться за них, то я не помогу вам, а помешаю. Тогда я был бы для вас не мастером, не другом, а врагом.

Я не могу ответить на вопрос за тебя. Это не тот вопрос, на который может ответить кто-то другой. Ты должен войти в глубь своего «я». Ты должен искать. Ты должен спрашивать и исследовать: «Кто я?» Это вопрос, который является очень личным, абсолютно личным, и только ты можешь узнать ответ — и не из священных писаний, запомни это, а путем углубления в свое существо. Это углубление и представляет собой медитацию.