Самая длинная ночь - Мэй Сандра - Страница 29
- Предыдущая
- 29/31
- Следующая
Через четверть часа Арман пробился к Джессике и был встречен ее жизнерадостным смехом. Он с веселым изумлением уставился на румяную и веселую «тетю Жессику», которая сидела на краю стола и болтала ногами.
– Рыжая, а ты в курсе, что сидр – горячительный напиток?
– Нет! У меня прошла голова! Вот только стол качается.
– Боюсь, это не стол… Может, пора отвезти Элизу домой? Заодно и ты проветришься. Решено, идем прощаться.
– Со всеми?!
– Конечно!
Он снова обнял Джессику за талию и повел сквозь толпу, раскланиваясь и улыбаясь со всеми направо и налево. Девушка тоже кивала и улыбалась, но мысли ее были далеко. Вернее, никаких мыслей у нее не было.
Была только теплота, разлитая в груди, было ощущение безбрежного счастья, потому что ее обнимали эти руки, была неимоверная легкость в ногах, которые несли ее по мягкой траве в бархатную ночь…
Элли будет счастлива в этом прекрасном краю, среди этих замечательных людей.
А она… она этого уже не увидит. Она станет чужой для своей племянницы. В крайнем случае – надоедливой старой тетушкой, донимающей бесконечными вопросами о школе и планах на будущее.
И будут вежливые холодные поцелуи в щеку, но никогда, никогда в жизни златокудрое чудо не врежется в нее с разгона и не зароется чумазым лицом в белую блузку, и не будет больше того безбрежного счастья пополам со страшным горем, в которых она прожила эти четыре месяца.
Джессика застонала в голос, и Арман в тревоге посмотрел на нее.
– Что-то не так?
– Я… я…
– Детка, ты устала! Поезжайте с Арманом и малышкой, тебе надо выспаться. Господь да благословит тебя, девочка. Я жалею, что ты не моя дочь, но знаешь… как чудесно, что ты вошла в нашу жизнь! – Матильда звонко чмокнула Джессику в щеку и умчалась на очередную полечку, а Джессика продолжила ковыряться в собственной душевной ране.
Вошла в их жизни! Как вошла, так и вышла, так надо было сказать.
– Ты сильно устала?
– Это хорошая усталость. Знаешь, меня никогда в жизни столько не целовали и не обнимали, не говоря уж о комплиментах.
– Ну в детстве-то…
– Да нет… Мать… обожала Монику, а папа не слишком хорошо умел выражать свою любовь… Амели тоже здесь? Не знала.
– А как же. Праздники она не пропускает никогда. Ничего, присмотрит за мамой.
Джессика мрачно смотрела в окно, исподтишка бросая ревнивые взгляды на Амели, отплясывающую в отсветах пламени костра. Конечно, как же ей, в своем платье за два фунта, тягаться с легконогой богиней в тончайшем произведении искусства из натурального шелка?
Они отъехали не слишком далеко, как вдруг Арман резко остановил машину и вышел из нее. Удивленная Джессика высунулась в окно и окликнула его, но молодой человек не обернулся. Он сжал виски ладонями и тихонько застонал. Тогда напуганная Джессика выбралась из машины, в несколько шагов догнала его и прикоснулась к плечу.
В мгновение ока она оказалась лежащей на мягком мху, в густой траве, задохнулась от аромата вереска, выгнулась в руках Армана, словно лук в руках умелого лучника…
Он с рычанием приник к ее губам, и вся тяжесть его горячего, жадного тела прижала Джессику к земле.
– Я не могу, зеленоглазая моя! Ничего не могу с собой поделать. Когда я рядом с тобой, мне все время хочется любить тебя!
– Ты не можешь…
– Могу, еще как могу! Но только, когда ты будешь готова!
И новый поцелуй, бешеный, бесстыдный, раздирающий губы и душу.
– Оставь меня, Арман! Выпусти…
– Если бы я мог так легко это сделать!
– Я не позволю тебе…
– Джессика! Забудь ты все на свете! Раздели со мной удовольствие. Верни мне страсть. Люби меня!
– Я не…
– Просто люби, красивая! Просто не выпускай из плена…
Его руки были бесстыдными и нежными, губы мягкими и яростными, тело горячим и желанным… Джессика извивалась в его объятиях, уже не вполне твердо понимая, вырывается она, или старается прижаться к Арману потеснее…
– Пожалуйста, Арман… Не надо… против моей воли не надо…
Он застонал, а потом обжег бешеным, безумным и веселым взглядом.
– Я не причиню тебе боли. Только нежность. Ты узнаешь, что удовольствие бывает огромным, как небо.
– Арман…
И не стало ничего на свете. Исчезли звезды, луна, травы, цветы, люди, костры, песни, небо.
Исчезла Джессика Лидделл. Арман Рено исчез несомненно.
Осталось только чистое, незамутненное мыслями и сомнениями наслаждение, цунами страсти, тайфун любви, которым было, в сущности, наплевать, какое тысячелетие на дворе. Внутри того существа, которое когда-то было Джессикой, вспыхнул огонь, залил золотом вены, расплавил кости и жилы, высвободил нечто, так долго дремавшее под скучной оболочкой нетронутого тела и забушевал на губах того, кто совсем недавно назывался бароном Рено…
И два вихря, сплетясь в один, взмыли в темную глубину прошлого и будущего, разорвали завесу времени, и лица архангелов на небесах оказались так близко, что Джессика почти сразу узнала их.
Потому что у всех них было лицо Армана.
Она лежала, нагая, прекрасная, разметавшись по сырой траве, словно отблеск луны в темноте, словно слиток серебра, словно облачко, в которое превращаются на заре феи.
Арман сидел рядом, обхватив голову руками. Он был измучен, обессилен и лишен даже последнего своего прибежища – холодного душа.
Минуты – века? секунды? – назад он довел это безупречное создание до великолепного, полного и несомненного оргазма, он ласкал самую желанную женщину на свете, не имея возможности обладать ею по-настоящему. Теперь он расплачивался.
Все тело стонало, болело и вопило: «Возьми ее! Она же будет счастлива!».
Тихий голос Джессики вырвал Армана из тоскливой задумчивости.
– Это было волшебно. Прекрасно. Божественно. Арман… спасибо!
– Всегда пожалуйста…
В его голосе прозвучала такая тоска, что она вздрогнула, метнулась к нему и припала к плечу.
– Арман, я могла бы… правда, я не умею, но… я могла бы…
– Нет!
– Арман…
– Нет, я сказал! Поехали спать. Одевайся.
16
Она проснулась посреди ночи, потому что на нее кто-то смотрел. Быть этого не могло, умом Джессика это понимала, но кто-то невидимый все-таки пялился на нее из темноты.
Она дрожащей рукой нащупала выключатель ночника, зажгла…
…И чуть не завопила от неожиданности.
В кресле перед ее кроватью сидел Арман Жермен Мари дю Шателе, барон Рено, в строгом костюме, при галстуке, сжимая в руках розу.
Первой мыслью Джессики было: «Он сошел с ума!»
Второй – «Сейчас он меня изнасилует».
Третьей – «Скорее бы уже!».
Арман молча пересел на край постели и властно провел по ее полуобнаженной груди рукой. Джессика замерла.
– Я принял холодный душ, посчитал овец, походил по комнате и понял, чего хочу на самом деле.
– Д-да…
– Замолкни, девушка, как говорит тетушка. Во-первых, скажи мне, достаточно ли ты меня узнала, чтобы понять: я не причиню тебе боли?
– Я… уф!.. Ап-вз-з…
– Спасибо, я так и думал. Дальше. Ты убедилась, что я мог бы взять тебя в любой момент, а ты бы только просила о добавке, но я этого не сделал, не получив твоего согласия?
– Арман…
– Спасибо, достаточно. Третье. Тебе жаль, что Элли останется здесь, а ты уедешь?
Джессика не ответила, но глаза ее наполнились слезами.
– Понятно. Кстати, и она будет тосковать.
– Зачем ты рвешь мне сердце, низкий ты человек…
– Помолчи. Так вот. Короче, ты можешь остаться.
– Остаться?
– Жить здесь. С Элли… и со мной.
– Как твоя любовница?! Да я никогда в жизни не соглашусь…
– Нет, не как любовница.
– Тогда… как няня Элли?
– Няня у нас, как известно, одна, для всех времен и народов. Я не могу рисковать твоей жизнью. В лучшие годы для тетушки превратить соперницу в лягушку было делом одной минуты, сейчас управится за пять, но результат тот же.
- Предыдущая
- 29/31
- Следующая
