Долговязый Джон Сильвер: Правдивая и захватывающая повесть о моём вольном житье-бытье как джентльмен - Ларссон Бьёрн - Страница 21

• Предыдущая
• 21/97
• Следующая

— Тебе нужно как следует изучить окрестности, — сказал Данн. — Чтобы добиваться успехов, наша братия должна знать всё лучше таможни. Наши удачи зависят от знаний и хитрости.

— Значит, тебе удачи не видать, — вставила Элайза.

— Видишь вон тот заливчик по левому борту? — спросил Данн. — Это Кисан-Дини-Вити, или Бухта Утопающего. Местные жители утверждают, что там до сих пор слышны в шторм крики о помощи.

Меня охватила досада. Конечно, Данн не имел в виду ничего плохого и всё-таки мог бы пошевелить мозгами. Нашёл чем утешить человека моего склада: лишний раз напоминая ему, как легко может: быть спета его песенка. Такому жизнелюбу, как я, одного напоминания более чем достаточно.

— Большая бухта называется Залив Буллена, — неутомимо продолжал Данн, не заметив моего настроения. — Здесь можно стать на якорь при западном и юго-западном ветрах, но надо остерегаться подводных мелей в южной части залива. Их избегают, держась на одной линии с Задним мысом. Вон тем, который закруглён, видишь?

— Своим названием он обязан тому, — встряла Элайза, — что похож на голую задницу. Коварный мыс, поэтому я всегда представляю на его месте британского солдата без штанов. Очень помогает, если ты устал на обратном пути и у тебя слипаются глаза.

Пройдя совсем близко от небольшого острова, мы вошли в следующую бухту.

— Это залив Вест-Хоулопен, лучший рейд на всём юго-западном побережье. Здесь можно спокойно оставить чашку на столе, даже если по ту сторону мыса дует крепкий ветер. Впрочем, покачать немного может, потому что отголоски волн доходят и сюда. Сейчас я тебе покажу, каким образом.

Данн плавно подвёл судно к скалам, и я понял, что он имеет в виду. Через гору, да-да, прямо сквозь гору я увидел нижний край солнца, которое закатывалось в море по ту сторону мыса.

— Тут промоина, — объяснил Данн. — Во время прилива можно даже спокойно пройти на шлюпке. Иначе откуда бы у залива было такое название, Хоулопен, сиречь Открытая Дыра?

Я ничего не ответил. В голове у меня шумело, грудь вздымалась. Однажды я уже заглянул в лицо собственной смерти и думал, что мне хватит этого до конца жизни, но теперь оказалось, что насмотреться на такое невозможно, пока окончательно не сойдёшь в могилу, чего я ещё не сделал. Лишь Элайза вынудила меня забыть, что у человека всего одна шкура и что её надо беречь.

— Возможно, кому-то удаётся не разбиться о камни на той стороне, а спастись через эту промоину, — продолжал Данн. — Я много думал о твоём спасении, Джон. Скорее всего, у тебя получилось именно так. Тебе следует поблагодарить Всевышнего за то, что ты остался в живых.

— А кого следует поблагодарить за тех, кто не спасся? — вырвалось у меня.

— Я имел в виду другое, — терпеливо сказал Данн. — Просто тебе пора примириться с мыслью о том, что ты выжил, и перестать корить себя.

— Наверное, ты прав. Но вот незадача: выжил ещё капитан Уилкинсон.

На обратном пути я был мрачен, и даже Элайза не могла развеять меня, однако же я попросил их с Данном не беспокоиться, объяснив, что мне полезно было лишний раз посмотреть в лицо смерти и что я скоро забуду, как прежде времени похоронил себя. Аминь. Меня только удивляло, что мои слова им, как об стену горох. Этим людям втемяшилось в голову, будто они должны научить меня жить заново. А сами не могут уразуметь, что мне послужило достаточным уроком быть на волосок от гибели и что я без их помощи прекрасно знаю: я жив.

Когда мы вернулись в Лейзи-Коув, я захотел побродить один и, сказав об этом своим спутникам, направился к форту. Добравшись до высоких, чуть отклонённых внутрь стен, я увидел наверху несколько солдат в алых мундирах. Я помахал им, но ответа в том же духе не получил. Вероятно, это было запрещено. По утверждению Данна, комендант форта Уоррендер был поклонником приказов и параграфов, а его единственным кредо и жизненным правилом была дисциплина, дисциплина и ещё раз дисциплина.

— Ваше дело — повиноваться, не думая, — с первого дня внушал он новобранцам, которые прибывали в форт для обучения, чтобы затем, усвоив всё, что требуется, в особенности науку подчинения, отправиться в колонии или стать морскими пехотинцами, единственными из моряков, которые считали делом чести слушаться приказов.

Я обошёл форт кругом и с западной его стороны уселся на скале, спиной к крепости. Солнце уже скрылось за горой Кампасс-Хилл, но было по-прежнему светло и тепло, как всегда в начале ирландского лета. Прямо по носу раскинулся запретный для меня город Кинсейл, по левому борту открывался вид на Атлантический океан, который в закатных лучах солнца отливал тёмным рубином, а по правому борту, за холмами, роскошный сочно-зелёный покров которых вызывал тайное желание родиться коровой или хотя бы овцой, прятались домишки на берегу бухты Саммер-Коув. Пейзаж был очень красивый, такие изображают поэты, когда им наскучит писать о людях, что, с моей точки зрения, вполне правомерно. Возможно, он и мне принёс некоторое облегчение.

Во всяком случае, я погрузился в полную безмозглость… как иначе назвать состояние, в котором человек перестаёт думать? Но отдохновение, видимо, было в ту пору не для меня, поскольку я тут же встрепенулся от мушкетного выстрела. Навострив уши, я поначалу не услышал более ничего, потом до меня донеслись отрывистые звуки приказа, после чего снова воцарилась тишина. Её разорвал протяжный женский крик, можно сказать, вопль, настолько истошный, что у меня волосы стали дыбом.

Чуть погодя раздался новый звук, который заставил меня задрать голову к верху крепостной стены. И что, вы думаете, предстало моему взору? Самая натуральная невеста, вся в белом и с венцом на голове, причём собравшаяся ринуться оттуда в свободный полёт. Не знаю, потому ли, что она заколебалась в последний миг сего безумного действа, или потому, что была явно не в себе, но красивого полёта у неё не вышло. Женщина пошатнулась и с криком, пронзившим меня до мозга костей, неловко упала с тридцатифутовой наклонной стены.

Я едва успел отскочить с того места, куда она приземлилась… глухо треснули переломанные кости, брызнула кровь… Вверху стены высунули головы какие-то люди, которые принялись орать и чертыхаться, вопить и проклинать всё на свете, стенать и плакать. Я подошёл к одетой в белое даме и, став на колени, пощупал ей пульс. Она была не живее камней, о которые расшиблась.

Я не мог решить, пуститься ли мне наутёк или остаться здесь. Но, прежде чем я что-либо надумал, послышались торопливые шаги и рядом со мной очутился красный мундир — судя по эполетам и прочей мишуре, офицерского звания.

— Как она себя чувствует? — визгливо спросил он.

— Не знаю. Во всяком случае, она мертва.

Офицер прямо-таки задохнулся.

— Это ужасно! — воскликнул он. — Вот уж будет расстройство для коменданта!

— Почему?

— Потому что это его дочь.

Появились двое запыхавшихся рядовых, которые мгновенно отдали честь, но даже не взглянули на убившуюся женщину. Вероятно, они боялись сделать это без соответствующего приказания.

— Будьте любезны доложить майору Смиту, что мисс Уоррендер умерла. Пускай пришлёт сюда двоих с носилками. Исполнять!

Запыхавшиеся рядовые опять отдали честь и, повернувшись на каблуках, без команды пустились бегом марш.

— Не хотел бы я оказаться на месте коменданта, когда ему будут докладывать, — сказал офицер, переведя взгляд на молодую женщину.

— А что, собственно, случилось? — осведомился я.

— В то, что это действительно случилось, просто трудно поверить, — в растерянности и словно безотчётно произнёс он.

Если бы несчастная особа не лежала у наших ног, офицер ни за что в жизни не доверился бы незнакомцу, да ещё такой шушере, как я. Но ему явно нужно было облегчить душу.

— Сегодня у мисс Уоррендер свадьба, — объяснил он. — Утром она обвенчалась с сэром Тревором Эшхерстом, пехотным капитаном. После обеда новобрачные гуляли вдоль стены у Бастиона Дьявола, который теперь явно оправдывает своё название. Мисс Уоррендер… или миссис Эшхерст, как её правильнее называть… правильнее было называть… увидела на лугу, у подножия стены, красивые цветы. Эшхерст, как истый джентльмен, обещал молодой целый букет, так что он попросил её подождать в доме коменданта, а сам велел одному из караульных сбегать вниз и набрать хороший букет, пока он посторожит бастион вместо него. Утомившись от венчальных треволнений, капитан присел на табурет и заснул на посту, совершив самое страшное преступление, какое только возможно для военного. И что дальше? Дальше мимо проходил комендант с обычной проверкой постов, которую не могли отменить никакие свадьбы. Обнаружив сэра Эшхерста спящим, он застрелил новоиспечённого зятя на месте.

• Предыдущая
• 21/97
• Следующая