Долговязый Джон Сильвер: Правдивая и захватывающая повесть о моём вольном житье-бытье как джентльмен - Ларссон Бьёрн - Страница 18

• Предыдущая
• 18/97
• Следующая

— Происхождение твоих денег меня не интересует, — сказал Данн. — Если ты настаиваешь, можешь подкинуть шиллинг-другой за еду. И давай закончим разговор об этом.

Закончим так закончим, мне было только лучше, потому что я не находил слов. Меня приняли в дом на том лишь основании, что я лежал при смерти и не мог выкарабкаться без посторонней помощи. Конечно, мои хозяева видели оставшуюся у меня наличность, но, насколько я понял, они вовсе не ради выгоды тряслись надо мной и вообще обращались по-человечески.

— На «Леди Марии»? Она, кажется, возит табак из Чарльстона? — уточнил Данн.

— Возила, — сказал я. — Вчера она затонула возле Олд-Хеда, с командой и всем прочим. Похоже, выжил один я. Меня выбросило за борт, перед тем как она наткнулась на риф и раскололась пополам.

— Мы подозревали, что случилась беда. Сегодня из Песчаной бухты вышло много рыбацких судов. Вчера слишком штормило, даже для нас, которые хорошо знают здешнее море. Просто не припомню так внезапно налетевшего и такого свирепого урагана. Тебе повезло, что вы успели обогнуть мыс Олд-Хед. Наверное, благодаря этому спасся и кто-нибудь из твоих товарищей.

— Мы не успели обогнуть его, — тихо проговорил я. — Нас понесло на скалы в заливе Уэст-Хоулопеп.

— Что-что? Как же ты очутился у Косы Висельника?

Я закрыл глаза и снова представил себя в горном туннеле, по которому меня несёт, словно обломок кораблекрушения, а сзади чуть слышно доносятся предсмертные крики команды. Потом, к своему ужасу, я увидел внутренним взором малыша Керуэна и услышал его вопль. Что делает у меня в голове он? Ведь по всем правилам он должен был умереть. Умереть, прежде чем сумел разобраться, стоит ли жить.

— От рыбаков есть новости? — спросил я.

— Не знаю. Мы тут живём на отшибе. За новостями и продуктами надо вести судно в Кинсейл. Сегодня вечером я как раз собирался туда. Всё разузнаю и завтра вернусь.

— Я пойду с тобой.

— Тебе разумнее будет побыть здесь, — покачал головой Данн. — Дать отдых душе и телу.

Я согласился, поскольку всё ещё чувствовал себя разбитым и не в своей тарелке. Но время тянулось невыносимо медленно. Мои силы подпитывала лишь Элайза, её высвеченный солнцем силуэт, когда она ходила и выходила из дверей. Она заглядывала спросить, не нужно ли чего, поправить сбившееся одеяло. Её заботливые руки побрили и вымыли меня. Наши взгляды встречались и тут же отводились в сторону. По мере приближения вечера я всё больше приходил в растерянность и смятение. Я приписывал это своим заблуждениям в отношении женщин: откуда мне было знать, что некоторые из них могут поставить человека вроде меня на колени, причём не ради их обращённой ко мне задницы?

С наступлением сумерек Элайза снова вошла и подсела к кровати. Она молча взяла мою руку и держала её в своих ладонях, пока совсем не смутила меня. Я лежал не шевелясь, напряжённо, точно проглотив аршин.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

— Лучше, — отвечал я. — Намного лучше.

— Тебе повезло. Если б на тебя не наткнулся мой отец, ты бы погиб. Наверное, тебя вело к нам провидение. Ты должен благодарить Бога за то, что остался в живых.

— С чего это он помог именно мне и не пошевелил пальцем, чтобы спасти других? Нет, я предпочитаю благодарить самого себя и норфолкского индейца, у которого я выучился плавать. И твоего отца, который подобрал меня. И тебя, которая ухаживает за мной.

— Может, так было задумано: чтобы ты попал сюда.

— Что ты имеешь в виду?

Вместо ответа она впилась в меня взглядом не хуже пиявицы. Вот ещё напасть, подумал я, только что человеку подарили новую жизнь, ему бы радоваться и не знать хлопот… А меня смущает, можно сказать, сбивает с панталыку какая-то баба. Разве так я собирался жить, когда «Леди Мария» доберётся до гавани?

— Давно в море? — не сводя с меня соблазняющего взора, спросила Элайза.

Я прикинул.

— Месяца четыре.

— И всё это время без женщины?

— Да, — выдавил из себя я.

— А сейчас хочешь?

Возможно, я кивнул, но, если по правде, я точно помню, я совсем ополоумел, потому что тут Элайза скинула платье, забралась под одеяло и прижалась ко мне. Все мои мысли улетучились, и Джон Сильвер, чёрт бы его подрал, перестал существовать, во всяком случае, в том виде, к которому привык и в котором хотел бы оставаться.

Когда я снова очнулся, лежащая рядом Элайза кокетливо и довольно улыбалась.

— Ты мог бы составить счастье женщины, — сказала она. — Ты не похож на других. Ласковый и нежный.

Она вытащила на поверхность мою руку.

— Никогда не встречала моряка с такими руками.

— Я тоже.

— Ты действительно моряк?

— Да, а кем мне ещё прикажешь быть?

— Мне и до тебя попадались моряки. Кое-кто ходил в море с отцом, с другими я познакомилась во Франции, куда он иногда берёт меня. Но у них руки были загрубелые, мозолистые, в шрамах. А у тебя… это чтобы лучше ласкать женщин? Ко мне ещё ни один мужчина не прикасался так, как ты.

Я был в недоумении. Что-что? Я как-то по-особому прикасался к ней, ласкал её? Но в памяти царила пустота. Очевидно, некоторое время я не владел собой, и от такого открытия по спине побежали мурашки. Разумеется, у меня были до неё женщины, даже много женщин (чем ещё заниматься морякам в порту), однако тех я просто-напросто брал — спереди, сзади, сверху или снизу, как придётся, без церемоний и вывертов, что до, что после… Откуда мне было научиться ласкать женщин? Я был опытный матрос, бывалый мореходец. Я хорошо шил паруса и сплеснивал тросы, вязал кнопы и другие узлы, но чтобы я имел особый подход к женщинам, такого мне слышать не доводилось.

Это и многое другое я попытался объяснить Элайзе, однако доходили ли до неё мои слова? Если честно, я скорее заговаривал ей зубы, не зная, что сказать.

— Я ещё не встречала такого, как ты, — призналась она, когда я умолк, — и не только в смысле рук.

Она взяла мою руку и положила её себе между ног. Я попробовал убрать руку из этого тёплого места (клянусь тем немногим, что для меня свято), но мурашки на спине мгновенно исчезли, и… да позволено мне будет так выразиться… случилось то, что должно было случиться. Джон Сильвер вовсе перестал работать головой и превратился в кусок воска, который начал таять в руках Элайзы, не оставляя после себя ничего, кроме наслаждения, если не сказать прямо-таки счастья. А в чем ещё может заключаться счастье для нашей братии?

Потом Элайза свернулась клубочком, и я всю ночь сжимал её в объятьях, как будто она была по меньшей мере Флинтовым сокровищем. Когда с восходом солнца она проснулась и, потянувшись, снова превратилась в женщину, я забыл про свои мурашки и громко воскликнул:

— Не будь я Джон Сильвер, если и мне когда-нибудь попадалась такая, как ты!

— Джон Сильвер — хорошее имя, — улыбнулась Элайза.

Я готов был проглотить язык. По недомыслию я не только отрезал себе путь к отступлению (меня ведь могли списать как погибшего)… я, и это было куда хуже, нежданно-негаданно отдался во власть другого человека.

Данн вернулся ближе к вечеру. Элайза кинулась ему на шею так, словно не видела его несколько лет или не надеялась снова с ним встретиться. Она что-то шепнула отцу на ухо, многозначительно посмотрев на меня, и выскользнула из его объятий.

Данн просиял.

— Я рад, что ты поправился, — сказал он.

— Это её заслуга, — признался я.

— Да уж, представляю, — не без лукавства и в то же время с пониманием заметил он.

Я удивлённо вгляделся в невинную рожицу Элайзы.

— Моя дочь — взрослая женщина, — продолжал Данн, — она сама принимает решения и отвечает за себя. Я мало что могу с этим поделать, даже если б у меня было такое желание.

— Его зовут Джон Сильвер, — сказала Элайза.

— Ах вот как… — обернулся к ней отец.

В голосе его зазвучали новые нотки, и теперь хозяин дома посмотрел на меня с сомнением, словно в нерешительности.

— Что-нибудь случилось? — забеспокоилась Элайза.

• Предыдущая
• 18/97
• Следующая