Первые шаги (СИ) - Кузмичев Иван Иванович - Страница 2
- Предыдущая
- 2/81
- Следующая
Свежесть ворвалась в затхлую железную коробку, в которой едут десятки людей, на мгновения разгоняя тяжелый потный воздух.
-Как хорошо!– делаю глубокий вдох, закрывая за собой дверь в вагон.
Ночь, подтверждая мои слова, плеснула в лицо прохладой, прогоняя появившийся было сонный дурман. Но от этого ощущение беды не только не прошло, оно только усилилось, надрывно вопя: «Убегай! Спасайся!». Вот только мало кто прислушивается к голосу разума в такие минуты, когда тело отдыхает, или думает что отдыхает. И вот, наконец, ожидание беды прошло, оставив после себя горький привкус на языке, а следом за этим необычным явлением перед моими глазами появился шипящий клубок электрического разряда, замерший в полуметре от моего носа.
-Ничего себе,– не сдержавшись, выдохнул я, глядя на зависшую в опасной близи от меня шаровую молнию, тут же сорвавшуюся со своего места.
Вспышка! Сознание медленно меркнет, я чувствую, как тело падает вниз…
*****
-Ваше высочество, временная потеря памяти бывает иногда, у людей, которые побывали так сказать на том свете,– ответил мой самый первый собеседник.– Это пройдет, ваше высочество не волнуйтесь…
-А я и не волнуюсь. И вообще снимите с меня эти повязки,– мое состояние можно охарактеризовать как паршивое, мало того, что я не знаю, что происходит, так и обращаются ко мне как к особе царствующего дома.
Черт знает, что! Может, я умом повредился? И теперь мне все это мерещится?
-Будет исполнено ваше Высочество.
Через минуту с моей головы убрали белые тряпицы, пропитанные какой-то дрянью, скрывающие от моего взгляда комнату и все, что в ней находится, в том числе и трех человек, стоящих рядом с кроватью. Сама же кровать, на которой я лежал, поразила меня не меньше чем вся обстановка в комнате.
Ну, скажите мне, пожалуйста, зачем мне нужны эти перины и десятки подушек? Вот и я не знаю, но как же чертовски приятно на ней лежать! Но как бы то ни было, в моей голове роились и плодились множество вопросов, а вот с ответами на них было туго.
Что ж будем разбираться постепенно, или, по крайней мере, постараемся это сделать.
-Скажите, какой сейчас год, число и месяц?– задал я вопрос тройке людей, внимательно осматривающих меня.
-Одиннадцатое марта одна тысяча семьсот седьмой год от рождества Христова, царевич,– ответил один из стоящих рядом с кроватью людей в хламиде священника.
Что? Как такое может быть? Какой я к черту царевич…
-Ха, смешно!– улыбнулся я, понимая, что кому-то из моих знакомых захотелось разыграть меня, вот только перед постелью замерли или очень хорошие актеры в дорогущих костюмах или…
«Стоп! Никаких «или» это шутка такая, за которую многим предстоит ответить,– сказал я сам себе, отгоняя неприятное наваждение».
Вот только прошла секунда, за ней другая, а улыбки так и не появились на лицах замершей возле моей постели троицы.
-Оставьте меня одного,– как можно властней сказал я им, чувствуя, как в голове начинает кружиться смерч из непонятных образов и картин, смешанных с моими собственными воспоминаниями. И это бедствие с каждым мгновением все ближе и ближе подступало к той границе, за которой начиналось безумие…
-Конечно, ваше высочество,– донеслось до меня словно издалека.
Шаги троицы я уже не слышал. Сил хватало только на то, чтобы закрыть глаза и попытаться собраться, удерживая самого себя в этой круговерти незнакомых мне лиц и картин, разительно отличающихся от всего того, что я видел и знал раньше. Остаток былого разума, цепляющегося за нить реальности, отмечал, как вокруг меня суетятся люди, меняя какие-то тряпицы и окружающие постель чаши с травами…
Оставшись один, я, наверное, не смог бы удержать рвущийся крик отчаянья. Вот только в голове постоянно мелькали образы незнакомых мне людей, подсказывая о том, что я не один, этого знания хватило для того, чтобы заставить себя сражаться со слабостью. Вытягивающей из меня остатки сил для борьбы с нахлынувшим потоком информации. Проходили минуты, а я все так же «висел» над бездонной пропастью безумия, держась за тоненькую ниточку тех счастливых моментов моей жизни, которые всегда разгоняли мрачные тучи суровой реальности. Внезапно в ряды воспоминаний моего детства влетели другие, чужие картины прошлого, с каждым мгновением становящиеся все ближе и … родней!
Но от этого знания на душе остался горький осадок утраты чего-то важного, родного – единства с самим собой, которое является для каждого из нас самым тайным и нужным в нашей бренной жизни!
Я несся на коне с такой скоростью, словно за мной гнался сам черт. Деревья мелькали и исчезали, словно их и не было в помине. Скачка длилась пару часов, до тех пор, пока не увидел впереди знакомое подворье, только тогда позволил своему коню перейти с галопа на аллюр, а перед самыми воротами вообще остановился, спрыгнул на землю, бросив поводья подбежавшему слуге. И все же неприятный осадок оставался на душе, заставляя постоянно оглядываться назад, выискивая неизвестного и невидимого наблюдателя. Но неприятные мысли отодвинулись на второй плана, стоило мне увидеть вышедшего из двери приземистого здания Василия Нарышкина.
«Откуда я это знаю?– молнией пронеслась мысль, в продолжающей бредить голове».
-Эй, Алексей, ай да к нам в баньку!– закричал молодой парень, увидев меня, стоящего рядом с конем.
-Сейчас, дайте хоть раздеться,– ответил я с улыбкой.
-Давай, давай, а то у нас тут пиво стынет!
-Иду уже,– отвечаю я, заходя в просторные палаты дома.
Скидываю с себя пропитанную холодным потом рубаху и тяжелый кафтан, взамен него накидываю на голое тело легкий полушубок. Не дожидаясь повторного приглашения, иду по стылому двору к стоящей чуть в стороне от дома бане, весело пускающей в черный небосвод красные искры.
Внезапно в голове пронесся ряд непонятных образов, словно я смотрел другими глазами на происходящие действия.
Вот непонятная железная коробка движется без упряжи, а вот миловидная дама, сидящая, напротив, в столь вульгарном виде, что, наверное, она как минимум падшая девушка, о чем-то весело щебечет. Да, таковых здесь не хватает, пронеслась знакомая мысль, и вновь исчезла, показывая следующий ряд картинок. Так продолжалось всего несколько секунд, но во время этих секунд мне стало как-то не по себе.
-Чертовщина какая-то! Пора быстрее в баньку, расслабиться, выпить, с холопками повеселиться,– сказал я сам себе, чуть ли не бегом преодолевая расстояние до дверей бани.
Но, что-то не давало мне (мне ли?) открыть дверь, какое-то непонятное чувство мешало, говорило, что не стоит этого делать…
Но человек такая скотина, что старается делать все наперекор, в том числе и себе.
Рука ложится на гладкую резную ручку двери бани, медленно тянет на себя ставшую такой тугой дверь. Может из-за того, что дверь пристыла? Да, вполне возможно…
Наконец, мне удается приоткрыть ее до такой степени, чтобы я смог протиснуться в щель между косяком и дверью. Еле-еле пролазаю, смотрю на освещенный толстыми восковыми свечами предбанник и слышу радостные крики друзей, перекрикиваемые веселыми женскими голосами.
Но не успел я подойти к лавке, как весь радостный шум компании начал стремительно стихать, до тех пор, пока в голове не начал слышаться тихий непрекращающийся звон. Как будто колокольный перезвон, льющийся, откуда-то издали…
Забыв обо всем, я захотел закричать от ужаса, но губы не слушались меня, захотел выбежать из бани, но ноги остались на месте, не передвинувшись ни на миллиметр. Единственное, что мне удалось сделать – это поднять голову и посмотреть на свечу, стремительно удаляющуюся от меня.
Это было последнее, что я видел…
Но тут мой разум внезапно прояснился, и порог безумия стал отдаляться, с каждым мгновением становясь все дальше и дальше. Смерч образов утих, оставив в голове серую хмарь безрадостной обыденности. Той самой обыденности сводящей многих с ума, или заставляющая думать, что жизнь полная клоака и нет никакой возможности выбраться из нее!
- Предыдущая
- 2/81
- Следующая
