Тайник теней - Грипе Мария - Страница 50

• Предыдущая
• 50/94
• Следующая

Бедная мама, она всегда оставляет после себя такие пустые и холодные комнаты.

Каролина приходит в сумерках. Шаги по лестнице отзываются гулким эхом.

Вечера стоят уже светлые. Каролина проскальзывает внутрь и не зажигает лампы. Чтобы не испугаться звука своих шагов, она снимает ботинки в кухне и тихо проходит в комнаты. Несколько раз она останавливается и прислушивается. У Каролины нет никаких причин предполагать, что здесь кто-то может быть, и все же сердце ее бешено колотится в груди.

В прихожей, где стоит сундук, Каролина зажигает маленькую лампу возле зеркала. Затем подходит к сундуку, открывает замок и вынимает фотографии. Выбирает самый большой портрет Клары де Лето – и назад, к свету. Каролина дрожит от холода. Ей хочется бежать отсюда прочь, но это выше ее сил.

Она держит перед зеркалом портрет Клары де Лето и сравнивает со своим лицом. На фотографии Клара уже немолода, лет сорока. Но лицо ее все так же поражает красотой и непорочностью.

Каролина вглядывается то в одно, то в другое лицо в зеркале. Надеясь, что тогда ей лишь показалось. Но напрасно…

У нее и Клары одно и то же лицо…

Вот небольшая горькая складочка возле рта, которую Каролина вначале не заметила у Клары, но которая видна теперь так четко. Однако, слава богу, у Каролины этой складочки нет.

Она еще раз смотрит на свое лицо в зеркале. Нет, у нее нет этой горькой складочки. Но каким белым и чужим выглядит ее лицо в свете этой лампы. Каролина вдруг пугается. Пугается самой себя.

Куда подевался блеск в ее глазах? Лицо похоже на белую бумагу, на которой кто-то пытался рисовать углем. Как отвратительно! Возможно, это от освещения?..

Чтобы свет упал по-другому, Каролина слегка подвигает лампу: но глаза становятся едва различимыми в тени, и странное, пугающее чувство при виде собственного лица лишь усиливается.

Она отставляет лампу и, отложив фотографию, протирает глаза. Зажмуривает их и вновь открывает.

Это же просто смешно.

Разве не она сама пугает себя, стоя у зеркала?

Может, она сходит с ума?

Пусть это полнейшее идиотство, но она должна еще раз взглянуть на себя! Каролина вновь берет в одну руку лампу, а в другую – фотографию. И к своему ужасу замечает у своего рта ту самую желчную складочку, которую только что видела на лице Клары.

А на портрете Клары этой складочки, напротив, и след простыл.

Иными словами, она перешла с лица Клары на лицо Каролины.

Какая же сильная между ними должна быть связь!

Каролина наклоняется к зеркалу и еще раз рассматривает вначале лицо Клары де Лето, затем свое. И вдруг ей кажется, что ее собственное лицо становится старым и измученным, а лицо Клары – более молодым и цветущим.

Какая ужасная мысль!

Неужели она, Каролина, отныне вынуждена одна нести двойное бремя прегрешений – своих и Клары де Лето?

В истории о Дориане Грее речь шла об изуродованном портрете. Но Каролина – живой человек, юная девушка, которой довелось быть похожей на свою странную бабушку.

Каролина застывает перед зеркалом.

Вдруг она вздрагивает! Кто там?

Ей чудится, будто кто-то вошел в дверь за ее спиной. Вокруг тихо, но Каролине кажется, что она чувствует чье-то присутствие. Ощущает чье-то навязчивое вмешательство. Она уже не одна в квартире. Она уже не свободна в своих действиях.

Тут Каролиной овладевает дикий страх. Ей кажется, что она навсегда потеряла внутри себя что-то важное. В ужасе она застывает перед своим отражением в зеркале. Неужели она никогда больше не станет такой, какой была прежде?

Со слезами на глазах, полная отвращения и отчаяния, Каролина отбрасывает фотографию и поднимает лампу, чтобы еще раз изменить освещение. Тень снова падает на глаза так, что взгляд Каролины полностью исчезает, и лицо ее медленно тает в недрах зеркала.

В эту минуту язычок пламени начинает трепыхаться и гаснет – словно кто-то проходит мимо и задувает его. Не смея оглянуться, Каролина бросается в кухню, быстро надевает ботинки и мчится прочь.

Так случается каждой весной. Время то неудержимо мчится вперед, то невыносимо тянется, словно густой кисель. То она срывается с места и мечется, как сумасшедшая, чтобы догнать время, но все напрасно. А то ход времени вдруг замедляется. Время замирает. Ничего не происходит. И она сгорает от нетерпения, от жажды сделать все, что угодно, лишь бы ускорить ход времени. Но и это не удается – время тащится, как ленивая черепаха.

А иногда бывает так, будто время перестает существовать. Она задумывается над чем-то и не ощущает, как течет время, и не может сказать, сколько прошло секунд или часов, потому что времени просто нет. Это случается в редкие минуты счастья… Время прекращается само собой тогда, когда жизнь дарует нечто большее, когда на душе становится приятно и легко.

Все это бывает не только весной, просто тогда это сильнее всего ощущаешь. Поэтому, когда Каролина запутывается в делах и неудачах, она винит весну, хотя всегда была в неладах со временем, даже когда была маленькой девочкой. Даже когда еще не родилась.

Она появилась на свет на три недели раньше – как говорила мама Ида, из-за своей нетерпеливости. Она лежала в мамином животе, прислушиваясь к удивительным звукам, доносившимся извне, и в конце концов, потеряв терпение, решила, что пора явиться на свет. Мама рассказывала, что все произошло именно так.

Она росла и всегда хотела во всем быть первой. Наблюдала и перенимала. Подражала всему – но только не тому, чтобы учиться ходить. С этим она не спешила. Она изобрела способ ползти вперед на попке, и это выходило по меньшей мере вдвое быстрее. Передвигаться на ногах получалось слишком медленно.

И лишь когда она поняла, что люди могут танцевать, она задумалась о том, чтобы попытаться шагнуть. Но тогда она быстро научилась ходить. Спрашивается, не умела ли она танцевать уже до того, как научилась ходить?! Во всяком случае, так думала Хедда.

Каролина жила тогда у нее вместе с мамой.

Поначалу Каролина считала, что Хедда – ее бабушка, мама ее мамы. В этом не было ничего странного, у всех детей есть бабушки, и никто не подходил на эту роль лучше, чем Хедда. Но это держалось в тайне, об этом никому нельзя было рассказывать. Иде не нравилось, когда Каролина называла Хедду бабушкой. Она тут же поправляла:

– Твоя бабушка умерла, детка. Тебе следует говорить тетя Хедда.

И Каролина, которая не могла себе представить другой бабушки, думала, что мама ее обманывает; но мама говорила правду – та бабушка Каролины, мама ее мамы, Клара де Лето, к тому времени действительно уже умерла. Каролина никогда не видела ее, но когда узнала, какой была Клара де Лето, поняла, что это только к лучшему.

Однако в детстве ей хотелось иметь бабушку любой ценой.

Так же, как и папу…

Ей казалось, что она точно знает, как он должен был выглядеть, и все время искала его. В глубине души она догадывалась, кто на самом деле ее отец, но это тоже была тайна, о которой следовало молчать – чтобы мама не сказала о папе то же, что она говорила о бабушке:

– Твой папа умер, детка!

Но время от времени на Каролину вдруг надевали самое красивое платье. Мама тоже одевала все самое лучшее. А потом они становились у зеркала и с восхищением разглядывали друг друга.

И тогда мама всегда говорила, что им следует вести себя очень тихо и не разговаривать громко; мама вполголоса учила Каролину, чтобы та говорила тихо-тихо, потому что сейчас к ним придет некто, кто не любит «когда повышают голос».

Этот «кто-то», приезжая их навестить, всегда жил у Хедды. Иногда они время от времени встречались с ним где-нибудь в другом месте. Тогда Каролина с мамой обычно садились в пролетку и приезжали в парк с высокими деревьями, где стояла старая каменная скамейка. Там он их ждал. У него был с собой фотоаппарат, и он делал снимки. Дарил Каролине подарки и играл с ней на солнышке. Тем временем мама Ида пряталась где-то между деревьями или сидела на каменной скамейке. Каролина не помнила, чтобы мама играла вместе с ними. Возможно, что играла, но Каролина запомнила только его.

• Предыдущая
• 50/94
• Следующая