Тайник теней - Грипе Мария - Страница 38
- Предыдущая
- 38/94
- Следующая
Весна уже вовсю наступает. Днем крыши домов сверкают на солнце, а за окнами блестит капель. Когда же спускаются сумерки, то трепещущие на снегу тени становятся совсем синими. Жизнь постепенно возвращается назад.
Но вправе ли человек быть счастливым, когда в мире бушует война?
Повсюду, почти на каждом углу Каролине встречаются газетные листки с черными заголовками.
Повинуясь внутреннему долгу, она всегда останавливается и долго взирает на них. Но самое страшное, что они почти совсем ее не задевают. Как можно оставаться такой равнодушной ко всему этому бездонному человеческому страданию? Но она почти ничего не чувствует. Это непростительно. Тогда Каролина покупает газеты и начинает читать, пытаясь понять происходящее в мире, но не может сосредоточиться и только рассеянно скользит глазами по строчкам, перелистывает страницы, не понимая того, что читает.
Другое дело – Ингеборг. Та чувствует себя лично причастной ко всему, что происходит в мире. Она по собственной инициативе обратилась к различным организациям, чтобы суметь принести как можно больше пользы. А в свободное время она вяжет и вяжет…
Она, похоже, совсем не знает усталости. Иногда Каролине кажется, что Ингеборг обладает упорством и пылом, которых нет у нее самой. И все же она точно знает, что где-то внутри, в самой глубине ее души тоже имеется нечто подобное, но просто сейчас это ей недоступно. Она так быстро устает. Раньше с ней этого никогда не случалось.
– Мне так бы хотелось быть похожей на тебя, – говорит она Ингеборг. – И как только у тебя сил на все хватает?
Ингеборг устремляет на нее взгляд своих больших, ясных глаз.
– А мне бы так хотелось быть похожей на тебя…
– Но я же ни в чем не могу добиться успеха. Даже в театре. Только топчусь на месте. Ты ведь сама это замечала?
Ингеборг качает головой и берет ее руки в свои.
– Что такое ты говоришь? Ты никогда не была так хороша на сцене, как сейчас. Ты намного лучше любого из нас.
Каролина изумлена. А она-то все время считала, что уже давно зашла в тупик. Что она застыла на одном месте и не может двинуться дальше.
Некоторое время Ингеборг сидит молча. Потом вздыхает и легонько пожимает руки Каролины.
– Тебе нужно этому радоваться.
– Радоваться тому, что я стою на месте? Что ты имеешь в виду?
Ингеборг улыбается, но потом снова становится серьезной.
– Ты находишься в самом процессе развития, Каролина. Хотя ты сама сейчас этого не замечаешь. На самом деле это я топчусь на одном месте. Я могу казаться ужасно амбициозной, но это только видимость. Я стараюсь быть предприимчивой, потому что неспособна ни на что другое. Это стало для меня тяжелой обузой.
– О чем ты?
Ингеборг вздыхает и смотрит на нее грустным взглядом.
– Я потеряла саму себя. В этом весь секрет. Я стараюсь быть той, кем когда-то была. Я просто играю роль самой себя.
– Разве? Я этого не замечала!
– Да. Я все время только этим и занималась.
– В таком случае тебе это хорошо удалось.
Каролина пытается отшутиться, но Ингеборг медленно качает головой:
– Возможно. Но…
Когда-то они обещали предупредить друг друга в случае, если кто-то из них начнет играть роль самого себя. Ингеборг, стало быть, как раз этим и занималась, а Каролина даже ничего не заметила. Но этого не может быть! Каролина пытается ей это объяснить, но та только опускает глаза и вздыхает. Какая-то она сегодня странная!
Но вот Ингеборг снова поднимает глаза и пристальным взглядом смотрит на Каролину. Глаза ее полны слез и печали, но остаются такими же лучистыми, как и прежде.
Такие глаза невозможно не любить.
Ингеборг продолжает:
– Тебе так и не довелось узнать меня, Каролина. На самом деле я исчезла задолго до того, как мы встретились. Ты знаешь только копию, только роль, которую я играю. А подлинник ты так и не встретила.
Каролина непонимающе смотрит на нее. Ингеборг говорит так же, как она сама в минуты беспросветного отчаяния. Но нет! Она не желает слышать подобных речей! Вне себя от волнения, Каролина хватает Ингеборг за плечи и начинает се яростно трясти:
– Это неправда! Ты мне лжешь, Ингеборг!
Ингеборг нерешительно пытается схватить руки Каролины, но та грубо ее отталкивает. Ингеборг говорит:
– Тебе не стоит завидовать мне, Каролина. Я, как Герда, должна постоянно заботиться о том, чтобы быть полезной. Вся разница лишь в том, что у Герды долг лишь воображаемый. Перед Богом, перед всем светом. В то время как мой долг настоящий. И речь здесь идет не о благодарности.
Ингеборг говорит спокойным, деловитым тоном. Как будто рассказывает о ком-то другом, а не о самой себе. Каролине все это хорошо знакомо, и ей хотелось бы обнять Ингеборг, но что-то ее удерживает. Все это так непохоже на Ингеборг.
Но вот Ингеборг поднимается, энергично встряхивает головой и неожиданно с улыбкой заявляет:
– А впрочем, красавица моя, некогда нам тут заниматься философскими рассуждениями. У нас уйма других дел! Идем, Каролина!
Каролина тоже встает. Ей хотелось бы продолжить начатый разговор, но если Ингеборг не хочет, то… Не может же она допытываться.
Этот долг, о котором говорила Ингеборг, что бы это могло быть? И перед кем она чувствует себя в долгу?
Перед каким-то человеком, разумеется…
Но существуют ли вообще люди без долгов? Разве у Каролины их нет? Не чувствует ли она себя в долгу перед Арильдом? Да наверняка найдется еще немало людей, которым она причинила зло. Человек не всегда замечает, что кого-то обидел. Осознает лишь свою вину, но не знает, перед кем.
Всю жизнь Каролина была занята собой. Можно было бы подумать, что это качество теперь проявится еще больше, когда она собирается стать актрисой. Для того чтобы заглянуть в душу другого человека, нужно забыть о себе. Как в жизни, так и в театре. Тот, кто этого не умеет, никогда не станет хорошим актером.
В то же время актеру необходимо видеть себя со стороны. В последнее время Каролине не удавалось найти золотую середину. Поэтому она и чувствовала себя ни к чему непригодной. Впрочем, роль, над которой она сейчас работает, тоже чрезвычайно сложна. Вопрос в том, подходит ли она ей вообще? Не слишком ли это благородный для нее персонаж?
Это как раз та самая роль, которую Ингеборг играла осенью, – роль Иоанны из пьесы Шиллера «Орлеанская дева». Тогда Каролина не смогла по достоинству оценить игру Ингеборг, но сейчас, чем больше она сама работает над ролью Орлеанской девы, тем больше и больше восхищается достижениями Ингеборг.
Во-первых, Ингеборг в высшей степени обладает всеми необходимыми внешними данными: открытым лицом, лучистыми глазами, мягкими движениями, твердым голосом.
Но одной внешности было бы недостаточно, если бы она вдобавок не обладала подходящими внутренними качествами: набожностью, добротой, готовностью к самопожертвованию в сочетании с готовностью к борьбе, силой характера и мягким нравом.
Все это у нее, Ингеборг, несомненно есть. Каролина это знает. Поэтому ей так тяжело слышать, как Ингеборг оговаривает саму себя. Наводит на себя напраслину, которая вовсе не приличествует Ингеборг. Каролина сама иногда себе такое позволяет, поэтому ее так сильно это задело. Она думала, что только она на это способна. Хотя ее это тоже не красит.
В остальном же Ингеборг – по крайней мере, согласно ее собственным словам – «обычная, в высшей степени заурядная, ничем не выдающаяся особа». Так она обычно описывает себя. Однако редко упоминает о своей религии, хотя религия и является для нее самым важным в мире, без чего она не могла бы обойтись.
В чем же тогда состоит ее «вина»?
А что если Иоанна Лотарингская тоже чувствовала какую-то тайную вину? Почему бы и нет? А ведь это интересная мысль. Каролина читает о Иоанне все, что попадается ей под руку. В надежде найти что-то скрытое, тайное, какую-нибудь зацепку. И вдруг ее осеняет! Какое ей, Каролине Якобссон, до всего этого дело сегодня, почти пятьсот лет спустя? Разве это не попытка что-то пронюхать, разузнать?
- Предыдущая
- 38/94
- Следующая
