Тайник теней - Грипе Мария - Страница 25

• Предыдущая
• 25/94
• Следующая

Арильд – тот настоящий бирюк. Всегда таким был и таким, видно, останется. И оттого, что он влюбился, лучше не стало. Когда Ингеборг сказала о своих родителях, что они будто бы родились уже старыми, я сразу же вспомнила об Арильде. Он сам говорил, что никогда не был ребенком. Что так и не научился играть. Но и молодым он тоже, видимо, никогда не был. Он как будто родился с душой старика.

А Лидия, их мама – да и моя тоже – интересно, как она сейчас там? Вероятно, все так же привязана к Амалии, своей старой няньке.

Нет, в Замке Роз сейчас действительно мало веселья. Там холодно и одиноко.

Я сама провела студеную зиму в толстых, словно выточенных изо льда стенах замка, так что знаю, о чем говорю. Человек становится будто парализованный, ему начинает казаться, что он заточен там навечно. Даже со мной это порой случалось. Не часто, но все же. Несмотря на то, что я была очень рада побывать там! Вообще-то я мерзну только тогда, когда чувствую себя несчастной и одинокой, а тут я бродила по замку будто во хмелю от счастья.

Но все другие, я помню, очень мерзли. Даже прислуга.

Розильда еще могла хоть как-то переносить холод. Несмотря на то, что все ее силы уходили на борьбу со своей немотой. У нас с ней немного похожий склад характера. Когда мы крайне возбуждены, нам все нипочем – тьма, холод, а в ту зиму мы обе находились в какой-то экзальтации.

Даже Арильд был на себя не похож… Тогда, влюбившись в меня, он как будто оттаял в душе. А теперь опять замкнулся… Да простит меня Бог за мои прегрешения!

Простит ли?

Я тяжело вздыхаю и вдруг чувствую, как Хедда тихо гладит меня по голове, и слышу мягкий бабушкин голос:

– Тебя одолевают мрачные мысли, детка?

Я не отвечаю, а лишь качаю головой, стараясь прогнать тяжелые думы. Понимаю, что просто по-идиотски веду себя, и стыжусь этого.

Несмотря на то, что со мной рядом Хедда, несмотря на муфту, я сижу и мрачно размышляю о том, что Берта поехала в Замок Роз одна, без меня. И какое мне до этого дело? Меня ведь тоже туда приглашали, а я отказалась. Разве атмосфера в замке изменится оттого, что Берта приедет туда? Конечно, нет. Просто мне стало грустно, так как я почувствовала себя в стороне от событий. И конечно, я немного ревную.

Мама могла бы известить меня о том, что собирается пригласить Берту после Рождества. Она ведь знает, что мы с Бертой привязаны друг к другу.

Хедда тихонько поглаживает меня по волосам.

– Каролина, дружок…

– Да-а?

– Ты должна радоваться тому, что Берта навестит их. Она сейчас очень им нужна.

– А я, что же, не нужна?

Хедда с улыбкой качает головой.

– Нужна, по не сейчас.

– Берта сильно обрадовалась этой поездке?

– Наверняка. Она ведь очень привязана к Арильду.

– Берта? Вот уж не замечала. Конечно, она высоко ценит Арильда, но я бы никогда не подумала, что она в него влюблена.

– Я этого не сказала. Человек может просто нравиться, не обязательно для этого в него влюбляться. Уж тебе-то это должно быть известно?

– Да, конечно. Я просто не подумала.

Но теперь, немного поразмышляв об этом, мне кажется, что я все же права! Разве я не подозревала, что Берта на самом деле питает к Арильду более нежные чувства, чем хочет показать? Или подобные мысли возникают в моем помутившемся уме просто из ревности?

Ведь речь идет о моем сводном брате! И я рассуждаю как настоящая старая дева – этакая покинутая сестрица, которая ревностно стережет своего ничего не подозревающего старшего братца.

В этом же случае ревность становится даже двойной, поскольку я ревную не только брата, но и сестру.

И вот я сижу здесь, словно паук в своей паутине, и слежу за ними.

Смех да и только.

Хорошо, что я в свое время не узнала, что Берта собирается в Замок Роз, а то наверняка сломя голову помчалась бы туда. И потратила бы на это все свои деньги до последнего эре, это уж точно.

И может, никогда не подружилась бы с Ингеборг!

А это было бы для меня большой потерей.

Кстати, сейчас не поздно поехать в замок, если я захочу!

Берта еще в пути. И я могла бы уже сегодня приехать в Замок Роз на поезде, прибывающем всего на несколько часов позже. Мне ничего не помешает. И денег у меня все-таки хватит.

Нет, Сага, мы с тобой останемся дома, правда? И лучше потратим деньги на театр.

Увы, как, однако, все может быть сложно и запутано в жизни человека, если он начинает пускаться в заумные размышления, как я. Для меня очень важно всегда обдумать все до единого варианты. На самом деле все, конечно, обстоит гораздо проще, чем я думаю. Как ты считаешь, Сага?

Твоя К.

Р.S. (Позже. В тот же день.)

Почему мне не помогает здравый смысл?

Почему я все равно чувствую себя несчастной? Несмотря на муфту? Несмотря на меховую шапку? Несмотря на Хедду?

Хорошо еще, что я научилась скрывать свое душевное состояние. В этом моя сила. Никто даже не догадывается.

Но если уж говорить начистоту, то я ужасно разочарована!

Все дело, конечно, в папе… В глубине души я все же надеялась, что Хедда – которая просто наверняка приходится мне бабушкой – поговорит со мной о нем. Мне ведь нелегко заводить такой разговор.

И она это понимает, ведь она такая мудрая. Но она ничего не говорит. И я ничего не говорю. К тому же она всегда спешит… Стало быть, это в ней я так разочарована, хотя не хочу признаться в этом даже самой себе? И даже муфта не радует меня.

И Берта опять же! Которая сейчас едет в Замок Роз, чтобы навестить мою маму и моего брата с сестрой! И никто мне ни о чем не сказал!

Может, это мелочность с моей стороны? Ответь же, Сага!

Р. Р.S. (Позже. Ночью.) Наконец-то прошло! Я имею в виду мое плохое настроение.

Но на это потребовалось время. После отъезда Хедды я все никак не могла успокоиться и в конце концов решила пойти к Ингеборг.

Когда я пришла, она играла на скрипке, или на «виоле», как она сама называет этот инструмент. Музыка была слышна даже на улице, и я долго стояла перед дверью Ингеборг и слушала. Это меня немного успокоило.

Прежде я никогда не слышала, как играет Ингеборг. У нас всегда было так много о чем поговорить, так что было не до того. Но, как я поняла, она упражняется каждый день. И играет действительно хорошо! Настолько хорошо, что я не заметила, как пролетело время. Мне не хотелось ее прерывать. Хотя бы до тех пор, пока она сама не сделает паузу. Но она все играла и играла. И я уже собралась было уходить, когда вдруг в ее комнате все затихло, и я решилась постучать в дверь.

Я сразу заметила, что пришла в неподходящий момент. У Ингеборг был отсутствующий вид. Я развернулась в дверях, сказав, что мне, пожалуй, лучше уйти. Но Ингеборг попросила меня остаться.

Мне показалось, что она плакала. У нее были покрасневшие глаза. Она говорила мне, что скрипка – ее лучшее утешение, когда ей вдруг становится грустно. Как бы то ни было, вскоре она успокоилась, и мы начали разговаривать. Беседа тотчас увлекла нас обеих, и наше настроение намного улучшилось.

Кстати, знаешь, что случилось по дороге к Ингеборг? Я встретила Оке, того парнишку, через которого Давид передавал мне письмо. Он живет недалеко от меня, но с того дня я его не видела. Он ужасно плохо выглядел, на него было больно смотреть. Я ничего не знаю о его родителях, только однажды видела его с какой-то женщиной. У нее был очень усталый и изнуренный вид; не знаю, приходится ли она ему матерью, ведь это могла быть какая-нибудь родственница или знакомая.

Я рассказала Ингеборг об Оке, и мы решили как-нибудь заглянуть к нему и узнать, не нужно ли чем-нибудь помочь. Ингеборг рассказала, что, хотя ей самой в жизни и не пришлось испытывать недостатка в чем-либо, она знает, что такое нужда. Раньше ей часто приходилось заниматься благотворительностью, но в последнее время, к сожалению, она совсем это забросила, особенно когда начала играть в театре. Все время из-за этого ее мучает совесть, и ей очень хотелось бы кому-нибудь помочь.

• Предыдущая
• 25/94
• Следующая