Навозный жук летает в сумерках… - Грипе Мария - Страница 12
- Предыдущая
- 12/54
- Следующая
— Нет, ты о чем-то думала, я заметил. — В ту же минуту зазвонил телефон.
— Ну вот, опять, — разозлилась Анника.
— Я спущусь, чтобы больше не звонили, — ответил Давид и поспешил вниз.
Подняв трубку, он услышал скрипучий голос.
— Здравствуй, Давид! Это я… Юлия Анделиус.
— Здравствуйте.
— Скажи пожалуйста… ты торопишься?
— Нет-нет.
— Тогда мы можем немного поговорить?
— Конечно.
— Ты, наверное, не понимаешь, почему я так часто звоню, но я давно не была в Селандерском поместье и, вспоминая о нем, пытаюсь представить, как оно выглядит сейчас… многое ли изменилось… А как цветы?
— Хорошо. Мы только что их полили.
— Замечательно… А селандриан?
— Все в порядке, он выздоровел. Не волнуйтесь.
— Как хорошо… очень приятно это слышать…
В трубке замолчали, Давид не знал, что еще сказать. Может, Юлия хочет закончить разговор? Он ждал…
Но его собеседница снова заговорила:
— Скажи, Давид…
— Да?
— Ты играешь в шахматы?
— Ну да… играю.
— Как хорошо… А не хочешь сыграть со мной партию?
— Конечно, с удовольствием, но…
— Слева от тебя, у кресла, стоит небольшой столик… Видишь?
— Да, рядом с креслом?
— Да-да… оно еще обтянуто зеленой кожей.
— Точно.
— Если убрать лампу и поднять крышку стола, то найдешь старые шахматы…
— Секундочку!
Давид сделал так, как она сказала. Ему даже не надо было отходить от телефона — столик стоял совсем рядом. И под крышкой действительно лежали шахматы. На доске уже были расставлены фигуры — большие и очень красивые, похожие на скульптуры.
— Нашел?
— Да.
— Хорошо… это очень красивые шахматы… на редкость красивые, правда?
— Да.
— Тогда начнем?
— Конечно!
— Я бы хотела играть белыми, если ты не против.
— Нет, пожалуйста.
— Я начинаю… так, посмотрим… я хожу конем gl и ставлю его на f3.
— Так… gl на f3… Интересное начало!
В трубке раздался смешок.
— Ты считаешь? Что ж… Ходи. Или хочешь подумать?
— Я хотел бы немного подумать.
— Это разумно. Я позвоню позже. Тогда до скорого, Давид!
— До свидания.
Юлия повесила трубку. Разговор казался каким-то нереальным, но при этом очень важным. Давид медленно опустил трубку.
Он увидел Аннику и Юнаса, которые спускались по лестнице.
— Где ты так долго был? — Юнас нервно жевал «салмиак» и готов был лопнуть от нетерпения.
— Звонила Юлия, — ответил Давид.
— Что она хотела на этот раз?
— Играть в шахматы.
— Что?
Давид повторил: да, Юлия хотела сыграть с ним в шахматы.
— В шахматы? С тобой? По телефону?
— Да, а что тут такого? Думаешь, я не умею играть в шахматы?
— Нет, но это же бред какой-то, — Юнас пожал плечами. — Ладно, теперь мы идем наверх открывать шкатулку! — сказал он и побежал вверх по лестнице.
И вдруг на первом этаже начали бить часы, старые напольные часы. Они бесперебойно ходили с тех пор, как их растряс поезд, но бить еще не били.
Во всяком случае, дети этого не слышали. Часы пробили восемь раз. Восемь легких, почти боязливых ударов.
— Странно, — сказал Давид. — Что это может означать?
— Пошли! — нетерпеливо закричал Юнас с чердака.
— Как красиво бьют, — сказала Анника. — Как живые…
Анника постепенно привыкала к этому дому. Страх перед неизвестным прошел. Ей казалось, что шкатулку наверняка можно открыть. Ведь должен же быть во всем этом какой-то смысл. Поднявшись в летнюю комнату, ребята сразу подняли половицу и вытащили шкатулку. Они поставили ее на стол у окна. Под липами уже сгущались сумерки.
Ребята напряженно смотрели на ключ в замке. Давид повернул ключ, замок легко поддался.
Дети переглянулись, их глаза блестели. Кто откроет шкатулку?
— Я! — сказала Анника и положила руку на крышку.
— И не страшно тебе? — зловеще произнес Юнас. — Кто знает, что таится в этой…
Но Анника уже подняла крышку!
— Ну-у… всего лишь стопка писем! — разочарованно произнес Юнас. Он явно ожидал увидеть сокровища: золото, серебро, драгоценные камни…
— Ничего себе — «всего лишь»! — ответил Давид.
— Смотрите! Зеркало! — Анника встретилась взглядом с Давидом в тусклом зеркале на внутренней стороне крышки.
Юнас снова оживился. Ему вдруг пришло в голову, что в письмах могут содержаться тайные карты, документы и указания, как найти тайник с сокровищами.
На самом верху стопки лежал небольшой свиток. Дети развернули его и увидели, что он весь исписан старинным изящным почерком, довольно неразборчивым. Но Анника сказала, что попробует прочитать.
— Читай вслух! — сказал Давид. И Анника начала:
«Сегодня 30 июня 1763 года.
Часы внизу только что пробили восемь…».
Анника замолчала и посмотрела на Давида.
Ведь сегодня тоже тридцатое июня, и они только что слышали, как часы пробили восемь…
Юнас вытаращил глаза. Вот это да! Он включил магнитофон. Письмо надо было зачитать для репортажа.
Листок в руке Анники дрожал. Собравшись с духом, она продолжила:
«Я сижу у окна. Цветут липы, и мне так хочется открыть окно и вдохнуть их аромат, но сейчас у меня нет сил. Я знаю, что мне недолго осталось. Но я спокойна.
На столе передо мной шкатулка, которую смастерил Андреас на мой четырнадцатый день рождения. Когда в зеркале на крышке я встречаю свой собственный взгляд и вижу свое отражение, я думаю об Андреасе и мечтаю, чтобы зеркало запечатлело мое лицо и чтобы в один прекрасный день мои глаза встретили бы взгляд того, кто найдет и откроет эту шкатулку. Как бы я хотела увидеть глаза этого человека, узнать его сердце и характер, ибо то, что я оставляю в этом тайнике, бесконечно мне дорого.
В шкатулке лежат письма, в которых Андреас изложил свои мысли, и это очень важные мысли. Но их время еще не пришло. Посему я надеюсь, что нашедший письма будет жить в иную эпоху, которая сможет по достоинству оценить его идеи.
Но если случится вдруг так, что письма увидят свет в эпоху столь же неразумную и нещадную, как моя, то пусть нашедший, не раздумывая, положит их обратно в шкатулку и спрячет куда-нибудь.
Здесь не все письма принадлежат перу Андреаса — некоторые написаны его сестрой, моей дражайшей подругой, Магдаленой Ульстадиус. Не зная, как лучше сохранить ее письма, я положила их в шкатулку вместе с письмами Андреаса.
И, наконец, хочу привести здесь слова, которые часто повторял Андреас: «Все живое взаимосвязано». Он просил меня как следует их обдумать и никогда не забывать. Он не знал, что и мертвые тоже живут.
Дни мои сочтены. Но наш цветок будет жить, хотя скоро меня, так же, как Андреаса, не будет в живых.
Вот последние слова, которые выведет моя рука и которые произнесут мои губы: я всегда, всегда любила Андреаса».
Анника закончила читать, и в маленькой комнате стало тихо. Последние слова дались ей нелегко, она была растрогана и чуть не плакала.
— Возьми «салмиак», Анника, — сказал Юнас, чтобы ее утешить, и, как ни странно, Анника взяла одну конфетку и положила в рот.
— Анника, а письмо не подписано? — спросил Давид. — Там не сказано, кто его написал?
— Сказано… — Анника кивнула и вытерла слезы. — Там написано… что ее зовут Эмилия, — едва слышно прошептала она.
Даже Юнас был потрясен.
— Не может быть! Жуть какая! Ведь это имя, которое Давид услышал на пленке! Похоже, мы впутались в какую-то историю!
Анника слегка улыбнулась и снова вытерла глаза.
— Я это предчувствовала и немного боялась. Но назад пути нет. Остается только двигаться дальше.
— Да, назад пути нет, — медленно повторил Давид.
— Может, посмотрим остальные письма? — предложил Юнас.
Они переставили шкатулку на пол и зажгли свечку, чтобы всем было видно.
Давид посмотрел на Аннику и Юнаса и неуверенно улыбнулся.
- Предыдущая
- 12/54
- Следующая
