...И белые тени в лесу - Грипе Мария - Страница 28

• Предыдущая
• 28/73
• Следующая

Я почему-то разволновалась и быстро вышла из комнаты. Ступив в коридор, я увидела у себя под ногами еще одну розу. Она лежала возле самой двери, и я была совершенно уверена, что, когда направлялась сюда, розы здесь не было. Значит, за то короткое время, что я провела в комнате Каролины, кто-то тут побывал.

Возле следующей двери я нашла еще одну розу – и так по всему коридору. Всюду лежали цветы. Чья-то неуловимая и дразнящая тень пронеслась здесь, как вихрь, разбросав розы.

Пройдя полпути, я заметила, что этот кто-то пытается увести меня в совершенно другом направлении. Очередная роза лежала не у той двери, через которую надо было пройти, чтобы продолжить путь ко мне в комнату, а совсем у другой – я даже не знала, куда она ведет.

Я остановилась.

Может быть?.. Или не стоит?..

Соблазн был слишком велик. Я торопливо собирала розы, двигаясь в указанном направлении.

Наконец я очутилась в той части замка, где прежде еще не бывала, и внезапно уткнулась в винтовую железную лестницу, которая круто поднималась на следующий этаж. Я стояла в нерешительности.

Роза на ступеньке передо мной была белой. В коридоре лежали только кремовые розы, но теперь я увидела, что вся лестница усеяна белыми. Значит, тот, кто хотел указать мне дорогу, изменил свою тактику. Но почему?

Я еще больше разволновалась, но решила, что не дам сбить себя с толку, и принялась собирать розы, лежавшие на ступеньках. Поднявшись вверх, я оказалась в темном коридоре, по обе стороны которого находились запертые двери. Окон здесь не было. Но чуть поодаль на пороге светилась еще одна белая роза, которая словно указывала мне дорогу вперед.

Дойдя до порога, я открыла дверь и вошла в большое сумрачное помещение. Стены были зелеными. В другом конце комнаты я увидела двойные двери с приоткрытыми створками; по обе стороны дверного проема висели тяжелые темно-красные портьеры. Я осторожно проскользнула внутрь, но войти в комнату, спрятанную за портьерами, не решилась.

И тогда в воздухе одна за другой пролетели три большие белые розы, кто-то кидал их из комнаты, спрятанной за двойными дверями, и розы падали прямо к моим ногам. Я подняла их и заглянула в комнату, где все сверкало и переливалось, словно стены были увешаны зеркалами.

Затем бархатная портьера у меня перед глазами задернулась, и в щели промелькнула тонкая рука.

В следующее мгновенье двери захлопнулись.

И тогда я заметила, что теперь к портьере кто-то прикрепил булавкой листок, вырванный все из того же блокнота. Это была строфа по-английски, написанная тем же летящим почерком:

Я сжимала в руках букет роз, внутри у меня все дрожало. Шипы впивались в ладони, но боли я не чувствовала. Я была не в силах отвести глаз от этого клочка бумаги, белевшего на портьере.

Наконец оцепенение прошло, и я бросилась прочь. Спотыкаясь, я мчалась вниз по винтовой лестнице, сквозь бесчисленные коридоры, совершенно не сознавая, куда я бегу. Вскоре я очутилась у себя в комнате и, едва переводя дыхание, легла на кровать. Сердце колотилось так сильно, что стало больно в груди.

Успокоившись, я опустила глаза и увидела, что по-прежнему сжимаю в руке букет, а ладони поранены шипами. Я стала выковыривать занозы, а затем промыла руки холодной водой. Потом я поставила все розы в вазу на письменном столе. Там так и лежала записка, я еще раз перечитала строфу из Оскара Уальда:

В этой поэме рассказывается о мужчине, который убил свою возлюбленную, и за это его приговорили к смертной казни. Его должны были повесить, а пока он сидел в тюрьме и ждал, когда приговор приведут в исполнение.

«В счастливый день, в счастливый час кружимся мы смеясь», – это звучало так заманчиво и красиво, но ведь это мнимая красота. В этом танце человек должен «на смертный зов в петле пуститься в пляс?»

От этих строк в самом деле становится жутко. Я не могла понять, какое отношение они имеют ко мне.

Я подошла к окну.

В этом замке тебя все время тянет ко окну, как мотылька к свету. Мое окно выходило во внутренний двор, выложенный камнем, и обычно смотреть здесь было не на что. Но сейчас внизу стоял элегантный экипаж.

Через двор прошествовал кучер, державший под мышкой большую толстую книгу, похожую на Библию. К своему удивлению я увидела, как кучер откинул сиденье на козлах и положил туда книгу. Затем снова перевернул сиденье, положил на него подушку и взгромоздился туда сам.

В тот же момент прибежала Каролина и сказала, что я должна пойти с ней к Амалии.

– Какая ты бледная! Что случилось?

Она пытливо заглянула мне в глаза, и по дороге к Амалии я рассказала ей как можно короче о том, что произошло: о записке, лежащей у нее на столе, – Каролина ее не видела, – о розах, которые увели меня в незнакомую часть замка, о том, как кремовые розы внезапно сменились белыми, и о листке, приколотом к портьере.

Оказалось, что почти все то же самое произошло с Каролиной, пока я была у Амалии. Но ее заманили в другую комнату, она не поднималась по винтовой лестнице, а спускалась по каменной, но тоже нашла записку, прикрепленную к двери. Кажется, кому-то в замке не терпится нас подурачить.

Она достала записку из нагрудного кармана пиджака и показала ее мне. Там было две короткие строки – тоже из «Баллады Рэдингской тюрьмы»:

И меч вины, калеча сны,

Касается лица.

Мы переглянулись.

– Все это как-то странно – сказала я. Каролина пожала плечами.

– Но все-таки интересно…

– Вряд ли это шутка.

– Да, на шутку не похоже…

Вот и все, что мы успели сказать. Перед нами была дверь в комнату Амалии.

Мы вошли и увидели, что Амалия снова склонилась в молитве, но она почти тотчас поднялась и села на скамью в нише. Мы подошли к ней, чтобы, как и в прошлый раз, встать лицом к свету, но она поманила нас к себе.

– Теперь я все поняла, и я довольна тем, что увидела, – сказала она, намекая на то, как мы отреагировали на ее рассказ.

Таким образом Амалия сообщала о том, что мы заслужили ее расположение. Она по-прежнему сомневалась, правильно ли поступила, позвав нас к себе. Однако теперь пути к отступлению не было.

– Вы, разумеется, ждете продолжения этой истории…

Амалия вздохнула и замолчала. Конечно же, ей тягостно было снова обращаться к этим воспоминаниям. Несколько раз она собиралась заговорить, но вместо этого только вздыхала.

Каролина взяла меня за руку.

– Мне ее жалко, – прошептала она.

Амалия с дрожью перевела дух, казалось, она хотела рассказать нам что-то, о чем ей было трудно говорить.

– Я считаю, что никогда в жизни не была легкомысленной. И всегда пыталась помешать событиям, которые могли бы привести к чему-то плохому. По крайней мере если я могла понять и предугадать, чем все это закончится. Но такого несчастья я предвидеть не смогла.

• Предыдущая
• 28/73
• Следующая