Дети теней - Грипе Мария - Страница 29

• Предыдущая
• 29/63
• Следующая

И не бойся, что я хоть слово скажу об этом Карлу. Или кому-либо другому. К тому же, мне кажется, Карл влюблен в маленькую Леони. В таком случае он может быть счастлив: она разделяет его чувства. Ты ведь знаешь, я когда-то надеялся, что твой брат и моя сестра однажды будут вместе, но теперь оставил эту надежду. Розильда с головой ушла в искусство, а Карл, как видно, переменчив в своих симпатиях.

К счастью, твое сердце никогда не пылало тайной страстью к моей жалкой персоне. Поэтому я могу не думать о том, что предаю тебя. И, полагаю, Карлу я тоже не причинил никакого зла. Возможно, я должен сожалеть о том поцелуе, не знаю… Я сам плачу высшую цену. Между мечтами о будущем и этим сладким воспоминанием я выбираю воспоминание. Несмотря ни на что, это было самое истинное и чистое переживание, какое я когда-либо испытал.

Но дружба с тобой для меня не менее драгоценна. Сейчас она нужна мне так же, как и раньше!

Арильд»

Я прочла письмо до конца и потом еще долго лежала, разглядывая свои запястья. Они были не такими уж изящными, да и вены были не слишком заметны. И кожа не была гладкой, как шелк. А пульс я и вовсе не обнаружила. Хотя в висках у меня стучало и сердце бухало, как молот.

Письмо я надежно спрятала. И погасила лампу.

– Берта, милая, ты меня беспокоишь. Из замка ты всегда приезжаешь страшно уставшей и постоянно хочешь спать. – Мама с тревогой смотрела на меня. – Девочка моя, что там происходит, в самом деле?

Мама была права. Мой дом и Замок Роз – два совершенно разных мира, и возвращаться из замка мне всегда было тяжело. Это было настоящее испытание. Не для тела, а для души. Прожив какое-то время в этом невероятном, фантастическом мире, я должна была попросту выспаться, чтобы вновь вернуться к той действительности, которая окружала меня дома.

Письмо Арильда не выходило у меня из головы. Перечитывать его я не решалась: не хотела, чтобы оно слишком завладело моими чувствами. И я не знала, смогу ли на него ответить. Если да, то это следовало бы сделать в каком-нибудь другом месте.

Не дома, среди повседневных забот. Письмо получилось бы поверхностным и могло бы задеть ранимую душу Арильда.

В замке все думали и рассуждали по-особому, и там это было нормально, но здесь, в обычной обстановке, все это казалось невероятным. Я просто не могла найти подходящих слов, чтобы ответить Арильду. Поэтому решила, что лучше вовсе не отвечать.

Я была рада вновь окунуться в домашние хлопоты. В школе тоже надо было стараться. Четверть приближалась к концу, я хотела получить хорошие оценки и с головой ушла в учебу. И перестала думать о письме.

В один из выходных нас навестила бабушка – без предупреждения, как всегда. На моей конфирмации она не была и теперь приехала с подарком. Я получила красивую старинную брошь – розетку из горного хрусталя в серебряной оправе. Бабушке ее тоже подарили на конфирмацию много лет назад.

Бабушка, по своему обыкновению, задержалась у нас ненадолго. Приехала в субботу, а в воскресенье уже отправилась домой. И все это время она была рядом со мной. Для того, очевидно, чтобы я могла поговорить с ней в любой момент, когда захочу. Но это выглядело не нарочито, а легко, как бы само собой. Говорили мы не очень много – больше обменивались взглядами и улыбками.

– Как хорошо, когда ты рядом, – сказала я. – Так спокойно…

– Для этого я и приехала, – улыбнулась она.

В воскресенье, когда все пошли в сад сгребать листья и приводить в порядок цветочные грядки, мы с бабушкой остались наедине. Вышли на веранду, уселись на плетеные стулья. Я читала книгу, а бабушка, сидевшая напротив, листала наш старый фотоальбом. Я украдкой наблюдала за ней. Она переворачивала страницы медленно, внимательно рассматривая каждую фотографию, и дошла до той, на которой возле каменной скамейки стояла маленькая Каролина со своей мамой, стоявшей поодаль. На скамейку падала папина тень – это он снимал.

Я подошла и села рядом с бабушкой. Она молча разглядывала фотографию, а я сидела как на иголках. Скажет ли она что-нибудь?

Но нет – она продолжила листать альбом дальше. Тогда я задержала ее руку и, перевернув страницу назад, показала на Каролину.

– Кто это? – спросила я.

Бабушка мельком взглянула на снимок и покачала головой.

– Здесь есть фотографии людей, которых я не знаю. Спроси папу, он знает наверняка. Это же он их снимал?

Она снова принялась перелистывать альбом, не выказывая ни малейшего волнения. Я вернулась на свое место и уткнулась в книгу, продолжая исподтишка поглядывать на бабушку. Вид у нее был такой, будто она о чем-то задумалась. А может, мне показалось.

Она, конечно, заметила, что я за ней наблюдаю. Захлопнула альбом и поманила меня к себе.

– Иди сюда, Берта, – сказала она, показав на стул рядом с собой.

Когда я подошла и села, она погладила меня по руке.

– У тебя такие мягкие руки…

– Правда?

Она кивнула и улыбнулась. И сильные, сказала она. Мягкие, сильные и надежные. Такие руки удержат, когда вокруг бушует буря.

– Но не забывай, что у тебя всего две руки, – усмехнувшись, добавила она.

– О чем ты, бабушка?

– Слишком многие могут захотеть, чтобы ты их держала.

Она сказала это наполовину в шутку, наполовину всерьез.

– Много бурь вокруг тебя, Берта? Ты ведь была в замке? Как там?

– Не знаю… Мне там не все понятно. Но я стараюсь об этом не думать. В школе сейчас столько задают…

Она кивнула. Вот и хорошо, сказала она и, взяв мои ладони, сжала их в своих руках.

– Если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, где я живу. Ты давным-давно у меня не была. Пора это исправить! Можешь приезжать ко мне, когда захочешь!

В этот же вечер бабушка уехала.

На следующий день, когда я пришла из школы, в своей комнате я застала папу. Он сидел и ждал меня. Перед ним лежала раскрытая газета, и я заметила, что он был очень серьезен. Вообще-то папа никогда не входил в мою комнату, когда меня там не было. Это должно было что-то значить. Он показал на стул.

– Присядь на минуточку.

Я поднесла стул поближе к нему и села.

– В чем дело, папа? Что-нибудь случилось?

Он с тревогой посмотрел на меня.

– Боюсь, что да… Постарайся принять это спокойно, Берта. Кажется, для твоих друзей в замке есть печальные новости. Их отец…

Я почувствовала, как кровь отхлынула у меня от лица. Папа посмотрел в газету.

– Его зовут Максимилиам? – спросил он.

– Да… А что?

– Я не знаю, много ли тебе известно об этой войне между турками и… В общем, сербские и болгарские войска несколько месяцев осаждали Адрианополь, а две недели назад его штурмовали…

– Знаю-знаю… Так что же случилось?

– Ну… штурм, конечно, дал свои результаты, но, так или иначе, туркам удавалось удерживать крепость, пока… пока 26 марта Адрианополь не пал и…

Видно было, что папе с трудом дается эта задача, а мне казалось, что я сейчас умру от беспокойства.

– С Максимилиамом что-то случилось, папа? Скажи правду!

– Пока непонятно. В одном месте написано, что после штурма он пропал без вести.

– Это значит, что он погиб?

– Наверняка нельзя сказать, но…

Он взял газету и показал мне фотографию, где Максимилиам был снят вместе с двумя солдатами. Под снимком было написано:

«Максимилиам Фальк аф Стеншерна, пропавший без вести после того, как во главе группы болгарских солдат прорвался за оцепление, окружавшее крепость, пробив, таким образом, брешь для прохода своего полка».

Папа пролистал насколько страниц.

– Но в другом месте сказано иначе, так что не знаешь, чему верить.

Он прочел:

«Максимилиам Фальк аф Стеншерна, который, как предполагают, погиб при взятии Адрианополя, родился в 1855 году и принадлежит к старинному военному роду. Военному делу он обучался в Германии, где, благодаря своим выдающимся способностям, удостоился внимания кайзера Вильгельма. К сожалению, некоторые личные обстоятельства прервали его карьеру на родине. Он был бригадным генералом…»

• Предыдущая
• 29/63
• Следующая