Глубокий контакт - Астахов Андрей Львович - Страница 10

• Предыдущая
• 10/14
• Следующая

– Верно, – кивнул Северянин. – Я кретин. Но и вы тоже виноваты. Вам следовало меня предупредить.

– Если бы я вас предупредил, получился бы фарс, а не экзамен на выживание. Но должен вам сказать, что вы показали себя молодцом. Когда мы тренируем наших десантников, весь круг проходят лишь семеро из десяти. Скрэтчей вы уделали просто замечательно. И не беда, что они были всего лишь виртуальными моделями.

– Бьют они как живые. Нога до сих пор побаливает.

– Всего лишь динамический удар. Наш тренажер создает почти стопроцентную иллюзию. Сожрать бы они вас не сожрали, но боли бы вы натерпелись. Но вы оказались расторопнее их. Только милая девочка Августа стала для вас неприятным сюрпризом.

– А отказ прибора ночного видения, фонаря, проблемы с картой – тоже ваши сюрпризы?

– Естественно. Ваше здоровье!

– И все же обидно. Я так старался.

– Не грузитесь по пустякам. Я все равно поставил вам зачет. Теперь нам придется с вами на некоторое время проститься. Утром вы отправитесь в Ураниум-Сити. Ваша миссия начинается.

– Чем больше я думаю над тем, что происходит, тем больше у меня возникает ощущение абсурда. Вы готовы доверить крайне важную миссию дилетанту, провалившему экзамен на выживание. Нелогично.

– Логика не всегда хороша в реальной жизни. Я доверяю своей интуиции, а она мне говорит, что вы справитесь. У вас чрезвычайно мобильное мышление, а это главное.

– Спасибо за комплимент. Коньяк был хороший, и за него тоже вам спасибо.

– Идите спать. У вас усталый вид.

– Я действительно сильно устал. Не припомню, когда в последний раз переживал такие сильные впечатления. А у вас тут так хорошо, тихо, прохладно.

– И глаза у вас сонные. Мне тоже надо отдохнуть. – Зебровски встал, протянул Северянину руку. – Спокойной ночи, граббер.

– Спокойной ночи, майор.

– Зовите меня Алекс. Теперь мы с вами партнеры, делающие одно очень важное и благородное дело. Утром мы с вами еще увидимся. А пока возьмите это. – Зебровски протянул Северянину какой-то предмет величиной с крупный персик.

Северянин сразу понял, что это такое.

– Маду? – удивленно воскликнул он.

– Вы видели такие штуки прежде?

– Только в музеях. – Северянин с трепетом ученого метнулся к лампе, залюбовался красными искорками, пробегавшими по темно-серым граням предмета. – Какое чудо! Никогда не думал, что мне выпадет счастье держать его в руках.

– Вы слишком восторженно к нему относитесь. Это всего лишь бесполезный, хотя и очень оригинальный предмет.

– Не скажите! Мы еще не открыли тайну маду. Со временем человечество получит от них громадную пользу.

– Вы думаете о человечестве, – вздохнул Зебровски. – Вы мечтаете о разгадке тайны маду здесь, на Аваллоне, где каждый мечтает только об одном – выжить. Странный вы человек, Ник. Но вы еще раз убеждаете меня, что я в вас не ошибся. Вы поможете мне найти Везалия.

– И Панацею, – добавил Северянин, не отрывая восторженных глаз от маду.

– И Панацею, – эхом повторил майор и улыбнулся.

Сегодня была беспокойная ночь. Еще до рассвета я проснулся с ощущением того, что увидел тягостный тяжелый сон, но сам сон не запомнил. На щеках у меня были слезы. Под утро я проснулся второй раз, но уже от духоты – видимо, отключился кондиционер, и в моей каюте воздух стал таким спертым, что хоть ножом режь. Часы показывали четверть шестого по местному времени. В бункере понятие времени относительное, но мне очень захотелось, чтобы побыстрее наступило утро. И еще – я запомнил сон, который видел перед вторым пробуждением. Я купался. Нырял в чистую зеленоватую пронизанную солнцем воду. Вода была такая прозрачная, что я видел дно, и мне казалось, что оно совсем близко, что я могу коснуться его пальцами. А потом я стоял на берегу, смотрелся в воду, но почему-то не видел своего отражения. Меня это удивляло, я пытался разглядеть самого себя – и не мог. Странный сон. Катя часто говорила, что ей снятся вещие сны. Этот сон, конечно, не вещий. Я никогда не вижу вещих снов. Хотя однажды, много лет назад, мне снилось, что я оказался на другой планете. Тот давний сон, может быть, и был вещим. Но я скептик. Я не верю в мистические совпадения и судьбу. На Аваллон меня привел не сон. Сюда меня привела боль. Мне хочется верить, что однажды я буду вспоминать эти дни так, будто все, что происходило со мной с того страшного дня, когда мне сообщили диагноз Кати, случилось не наяву, а именно во сне.

Меня гораздо больше занимает другое – почему я проснулся в первый раз с глазами, мокрыми от слез? Что такого мне могло присниться? Не знаю. Возможно, нервы мои не в порядке. Мне хочется поскорее выбраться отсюда. И еще – мной все чаще овладевает апатия. Я все меньше и меньше верю в то, что мне удастся исполнить задуманное и найти то, что спасет Катю. Хочу думать, что это временно. Может быть, с сегодняшнего дня все изменится, и я снова поверю в то, что Бог на моей стороне. Я говорю себе, что если Всевышний не дал мне погибнуть тогда, у Пика Вдовы, значит, во всем со мной происходящим есть какой-то смысл. Я надеюсь. Ведь надежда – это все, что у меня есть.

Шестиколесный броневэн, урча пятисотсильным мотором, покатился вниз, к долине, подняв за собой облако желтой пыли. Северянин проводил его взглядом, потом посмотрел в другую сторону – туда, куда ему предстояло идти. Светило уже почти скатилось к горизонту, но жара не спала; над поверхностью равнины колебалось знойное марево, и порывы ветра поднимали тучи песка, закручивая их в мимолетные смерчи. В сгустившихся сумерках огонек у подножия одного из плоских глинистых холмов впереди был хорошо заметен. Там его цель. Вздохнув, Северянин зашагал по равнине, ориентируясь на огонек.

Пять километров для хорошего ходока даже в жару – это не дистанция. Но Северянин устал. Может быть, он еще не оправился от полученного у Пика Вдовы лучевого импульса. Последние несколько сот метров он едва сдерживал желание выбросить тяжеленный рюкзак с припасами, автомат и прочее навешанное на него снаряжение. Короткие привалы не приносили облегчения, а устроить себе долгий перекур Северянин не позволял, опасаясь, что потом идти станет еще тяжелее.

Наконец, он подошел к забору из бетонных столбов с металлической сеткой между ними, разделявшему равнину пополам, нашел проход и оказался внутри ограды. Когда-то на этом месте был крупный аваритовый прииск Золотая Гора; потом аварит выработали и прииск забросили. Остались только обветшавшие бараки для горняков, ободранные изъеденные непогодой вышки и силовые столбы, брошенная ржавая техника и толомеит, зеленая аваритосодержащая порода, тысячи тысяч тонн которой ветер разметал по всей равнине, покрыв изумрудно-зеленой пылью все вокруг. Издали могло показаться, что прииск – оазиз среди бесплодной равнины, заросший молодой травкой. Ступая по ковру толомеитовой пыли, Северянин с усмешкой подумал, что планы реабилитировать эту несчастную планету будет гораздо труднее осуществить, чем наметить – уж слишком долго и изощренно гробили Аваллон. На почве, насыщенной толомеитом, ничего и никогда не будет расти. Ничего и никогда…

• Предыдущая
• 10/14
• Следующая